Ева Фёллер - Волшебная гондола
— Что такое?- нежно спросил Себастиано. Он тоже увидел Маттео. — Ты хочешь с ним еще раз побеседовать? Разве ты не говорила, что уже простилась с ним?
Это было так, несмотря на то, что не удалось как следует вернуться в последний раз. Но не это заставило меня зарыдать.
— Это так ужасно, — сказала я сквозь слезы. — Он никогда не сможет стать зубным врачом!
— Возможно, здесь ему будет лучше.
Из одного из переулков я увидела внезапно появившуюся Джулиану Тассельхоф.
Она осмотрелась вокруг и обнаружила Маттео. Со злой миной она направилась к нему. Мы не могли слышать, что она ему сказала, но судя по его выражению лица, ничего хорошего.
— Ну да, наверное, не намного лучше, — согласился Себастиано, в то время как наша гондола проплывала мимо места происшествия. — Но, по меньшей мере, у него никогда не будет кариеса, благодаря старательной профилактике, а в это время это уже что-то значит.
Остаток дня длился мучительно долго, мне хотелось безутешно плакать, пока не наступило время расставания. Сначала я распрощалась с Мариэттой. Она пожелала мне всего хорошего и настоятельно просила меня никогда не выходить на улицу в холодное время без пальто.
— Не волнуйся, дома у меня есть пуховик.
Я рассчитывала на то, что межгалактический переводчик превратит это в какое-то особенное слово, но, к моему удивлению, оно получилось точно таким же, как я его произнесла. По-видимому, люди изобрели уже в это время пуховик.
— Пора отправляться в путешествие, Полидоро, — сказала я попугаю.
— Я не хочу возвращаться в Неаполь, — пронзительно закричал он.
— Не бойся, ты можешь остаться здесь.
Тяжелее всего мне было проститься с Клариссой. Мы сжимали друг друга в объятиях и плакали.
— Прощай, лучшая подруга! — рыдала она.
Я прижимала её к себе, но не слишком сильно, потому что у неё до сих пор болела рана. Её волосы пахли свежим сиреневым мылом. В одной из дальних комнат магазинчика масок она устроила маленькую аптеку и экспериментировала над новыми смесями ароматов.
— Поклянись, что ты никогда не забудешь меня! — сказала она в слезах.
Я могла пообещать ей это от всей души. Не только потому, что она спасла мне жизнь и я её ужасно любила, ни и потому, что она открыла мне новые горизонты касательно искусства лжи. Если по этой дисциплине когда-либо существовал мастер, то он звался Кларисса. Про себя я уже перефразировала выражение "врать как пописанному" во "врать как Кларисса". Однако я, конечно же, не сказала ей этого. Кроме того, со временем я перестала осуждать её, потому что она врала лишь для того, чтобы выжить. Во всяком случае, обычно.
Барт и я тоже обнялись. Он сказал лишь одно:
— Будь счастлива!
Я кивнула, всхлипывая, и вошла в красную гондолу, где меня уже ждал Себастиано.
Была тихая, прозрачная ночь новолуния. Небо было чёрное, и лишь единичные звёзды светили, как блестящие точки.
Красная гондола скользила по тёмной воде канала к тому месту, где должно было открыться окно в другое время.
Это было особое окно, как объяснил мне Себастиано, потому что люди не могли увидеть его в действии. Никому не нужно было падать в обморок, хотя это было самое прочное и большое окно в Венеции. Оно было связано с красной гондолой, которая обладала огромной силой.
В конце пути к этому окну времени я задумалась над некоторыми вопросами, которые вдруг стали напрашиваться.
— Ты должен объяснить мне ещё одну вещь, — обратилась я к Себастиано. —
Когда Хозе доставил тебя сквозь окно времени из Сан Стефано в настоящее время, там шло своим чередом, не так ли? Ты ведь однажды сказал, что можно вернуться лишь в момент, когда начинаешь путь, если в новолуние прибегнуть к помощи красной гондолы.
— Это верно, — сказал Себастиано.
— Это значит, что когда ты смертельно больной возвратился в настоящее, там время шло дальше. Где тогда была я? — Я выразила суть. — Однако я должна была бы быть там, потому что я возвращаюсь во время, равное времени моего тогдашнего отъезда. К регате Сторике. Это значит, я уже давно была там, когда ты позже через недели возвращаешься, будучи больным, так? — Взволнованно я продолжала гнуть свою линию. — Тогда я могу тебя навестить в больнице? Но как это должно произойти? Я же была все то время здесь, в прошлом! У меня есть два шанса? И ты уже выздоровел! Как ты можешь тогда болеть через пару недель? — У меня закружилась голова от всех этих противоречий.
— О, господи, теперь она обнаружила сложную область парадокса, — сказал Хосе.
— Это как-то связано с физикой или математикой? — озадаченно спросила я.
— К сожалению, это так, — ответил Себастиано.
— Все равно объясни мне.
— Это очень сложно. Во всяком случае, я тебе смогу это объяснить только попозже.
— Что ты имеешь в виду, говоря "попозже"?
— Через пятьсот лет. Мы же там. — Он притянул меня к себе в объятья. — Мы увидимся в будущем, Анна.
— Подожди! — сказала я испуганно, но уже дело пошло. — Если ты меня не найдешь на Facebook, попробуй Myspace ! — отчаянно выкрикнула я. — Или на
Schüler-VZ! — С каждым разом мне приходили в голову ужасные мысли. — Что делать, если я тебя совсем не вспомню?
— Этого не произойдет. А если и случится, я освежу тебе память.
Нам едва оставалось время для последнего поцелуя, потому что тряска была такой сильной, что нас буквально отрывало друг от друга. Повсюду был яркий свет, и ледяной холод перехватил у меня дыхание. Ослепленная, я закрыла глаза и ждала треска.
"Прощай, прошлое", - думала я. Здесь было ужасно и прекрасно. Это были самые невероятные и волнительные каникулы в моей жизни.
Затем взорвалась ночь, и я оказалась в полной темноте.
Промокшая насквозь, я наклонилась вперед и протянула папе руку. Он решительно действовал, схватив меня за руку. Через минуты я стояла на пристани и упала ему в объятья.
Все произошло так быстро, что я едва поняла. Я все еще не могла сориентироваться из-за перехода, и это продолжалось пару секунд, пока я не поняла, что все удалось.
Время забросило меня точно в тот самый момент, откуда оно меня проглотило и переместило в прошлое. Ни секунды не прошло с того момента, недели, которые я пережила, были только в моих воспоминаниях. Внешне я была такой ж,е как и в самом начале всего приключения. Насквозь промокшая из-за моего падения в канал, в шмотках, которые я надела в утро Регаты Стоики. Я даже до сих пор судорожно вцепилась рукой в мою сумку через плечо. Все было на месте. Только
Тассельхофов больше не было.
— О, Боже! — потрясенная закричала мама. — Анна, с тобой все в порядке?
