Когда родилась Луна (ЛП) - Паркер Сара А.

Подальше от солнца.

― Это здесь, внизу, ― говорит Каан, направляясь к зарослям меднокрасного винограда, который оплетает участки крутой, неровной стены, окружающей этот сад. Он раздвигает естественный занавес, открывая проход в скрытый тоннель, а затем пригибается и протискивается туда первым. Я хмурюсь.

― Я не пойду за тобой туда.

Он замирает и смотрит на меня через плечо.

― Почему?

― Потому что так умирают фейри, Каан. Я знаю, потому что именно так я…

Он вздергивает бровь.

Я замолкаю, раздумывая, не стоит ли поделиться своими деловыми секретами с королем, которому я решила начать доверять всего две секунды назад, но потом решаю, что лучше, если он будет знать, что я ― пятно крови в его прекрасном раю.

― Убила бы. Вот здесь, ― я жестом указываю на тоннель, в который он меня ведет, ― самое подходящее место для того, чтобы перерезать мне горло, а потом вырезать несколько букв на груди.

Интересно, что он написал бы? Наверное:

― ВОЗВРАЩАЕТ ЦЕННЫЕ ПОДАРКИ.

Он поворачивается ко мне лицом, его глаза умоляют:

― Послушай, Рейв.

― Я слушаю. Это очевидно.

― Нет, ― рычит он, положив руку на гладкую, округлую стену. ― Послушай. Я открываю рот и закрываю его, когда смысл его слов доходит до меня. ― Но он такой… ― Что?

Устойчивый.

Крепкий.

Абсолютная противоположность мне.

Скрестив руки, я качаю головой и вздыхаю, ослабляя свой внутренний звуковой барьер почти настолько, чтобы впустить его… Булдер.

Я выдерживаю напряженный взгляд Каана еще мгновение, затем ослабляю барьер еще немного, закрываю отверстие ситом с широкими отверстиями и готовлюсь к скрежещущему вибрато Булдера, которое… не звучит.

Потому что он не поет ― совсем.

Он гудит.

Это низкий, монотонный рокот…

Я хмурюсь и протягиваю руку, чтобы погладить полированный камень.

― Это…

― Это место почитания, Рейв. Любви и поклонения. Если бы я хотел причинить тебе вред, я бы не стал убивать тебя в этой пещере, ― говорит он, не сводя с меня пристального взгляда, от которого ноет в груди.

― Может, ты просто скажешь мне, что там внизу?

Его глаза смягчаются.

― Не могу. Это то, что ты должна увидеть сама.

Творцы.

― Ладно, ― отрезаю я. ― Но чтобы ты знал, я уговорила твоего стражника обменять пустое глиняное блюдо на его кинжал, который сейчас пристегнут к моему бедру, и я без раздумий его использую.

Он моргает и качает головой, пока я вхожу в тоннель, позволяя листве сомкнуться за моей спиной и погрузить нас в тень.

***

Тесная лестница усеяна маленькими светящимися жучками, которые напоминают мне луны мунплюмов и обеспечивают скудный свет нашему спуску по бесконечной спирали лестниц, а я жалею, что не начала считать их с самого начала. Я уверена, что мы уже преодолели не меньше тысячи, и моя кожа уже не теплая, а восхитительно холодная, а выдохи похожи на клубы дыма.

Каан заполняет лестничное пространство так, что его макушка едва не касается потолка, залитого светом, его плечи почти слишком велики для того, чтобы он мог спускаться лицом вперед. Время от времени я пытаюсь заглянуть за него и посмотреть, не виден ли конец, но это бесполезно.

Он ― как гигантская пробка на лестнице.

Я собираю влажные волосы, чтобы отжать влагу с кончиков, и хмурюсь, когда понимаю, что вода начала твердеть.

Замерзать.

― Далеко еще? ― спрашиваю я, смахивая иней с рук и гадая, может он собирается меня отвести на другой конец света. Может мы направляемся в Незерин ― местом гнездования мунплюмов?

― Недалеко. ― Каан смотрит на меня через плечо, его глаза сверкают в темноте, когда он оценивает меня. ― Тебе не холодно? Можешь взять мою тунику, если…

― Я в порядке.

Что-то мелькает в его глазах, как будто он решил, что мысль о том, что я надену его тунику, вызывает у меня дискомфорт.

Это не так. По крайней мере, не так, как он, вероятно, думает.

Я не говорю ему, что чем глубже мы спускаемся, тем меньше я сомневаюсь в своем решении последовать за ним по извилистому тоннелю в темную бездну.

Я, конечно, не говорю ему, что холод ощущается как…

Дом.

Причина, по которой я продолжаю пытаться заглянуть ему за спину, не в том, что я боюсь, что он привел меня сюда, чтобы убить. Уже нет.

Нет…

Какая-то внутренняя часть меня тянется к тому, что находится внизу этой бесконечной лестницы.

Холод подземелья пробирает меня до костей, кончик носа блаженно немеет, и холодный воздух начинает накатывать на меня, словно ледяные волны, которые тянут за собой, побуждая спуститься глубже.

Еще глубже.

С каждым шагом я все сильнее погружаюсь в этот холод, пока темнота не уступает место серебристому свету, заливающему стены и ступени. Каан превращается в темный силуэт на фоне сияющего света, пытающегося протиснуться мимо него, что бы ни находилось с другой стороны.

― Мы на месте, ― бормочет он, и его голос ударной волной проносится сквозь голодную тишину, поднимая волоски на моем затылке.

Он делает шаг в сторону, и меня заливает светом.

Так много света.

Сердце замирает, ледяная трещина благоговейного трепета пронзает грудь, когда я вижу круглую пещеру, вздымающиеся стены, покрытые потрясающей, детальной резьбой, изображающей мунплюмов.

Одно и то же великолепное существо в сотнях различных поз ― длинная шея, большие, полные тоски глаза, тонкие усики, которые свисают с подбородка и развеваются в такт искусным движениям. Изящные крылья с тремя мембранами, обеспечивающие скорость и непревзойденную маневренность, хвост с шелковистыми нитями, который то развевается, то собран, демонстрируя настроение и темперамент.

Изображения переплетаются так же, как драконы на мальмере Каана, хотя восхитительная роспись меркнет в сравнении с массивной серебряной луной, которую пещера окружает как яйцо ― земля утоплена в середине, словно ладони, несомненно, чтобы не дать ей укатиться.

Сдавленный звук вырывается из моего горла, и какое-то мгновение я не двигаюсь.

Не дышу.

Не моргаю.

Что-то внутри меня успокаивается, сворачивается в мягкий клубок, от чего уже второй раз за день у меня щиплет глаза ― я так потрясена округлой красотой луны, что мне кажется, будто мир опрокидывается.

Мой дрожащий выдох настолько густой и белый, что сквозь него трудно что-то разглядеть, ― громкое пятно посреди гулкой тишины.

Я пошатываясь подхожу к нему, протягиваю руку, кончики пальцев ноют от желания прикоснуться. Провести по впадинам и выпуклостям упавшего мунплюма, навсегда свернувшегося калачиком во время сна, спрятав голову под веером истертой мембраны. Шелковистый хвост дракона сплетается в объятиях с крыльями, рассыпается прядями вокруг шеи и головы, словно мягкая подушка.

Приближаясь к поверженному зверю, я чувствую себя меньше, чем когдалибо. Птенец по сравнению с его огромными размерами.

Булдер продолжает мурлыкать, и его тяжелый баритон звучит как колыбельная, настолько сложная, что невозможно уловить мелодию. Словно смотришь на звезды и пытаешься понять, что находится в темных промежутках между этими далекими искрами света.

Я понимаю, что он ― гнездо. Я почти представляю, как он сидит на корточках, сложив руки перед грудью, свернувшись калачиком под этой прекрасной луной, глядя на нее сверху вниз.

Дорожит ею.

Лелеет ее.

У меня так сильно сжимается горло, что становится больно глотать…

Я протягиваю руку и провожу по некогда жесткой шкуре мунплюма, которая теперь превратилась в окаменелость. Она такая твердая и холодная, что кажется, будто гладишь ледяную глыбу.

― Твоя луна, ― выдавливаю я, легкая улыбка касается уголка моего рта, а по щеке скатывается слеза, которую я быстро смахиваю.

― Ее звали Слатра, ― говорит Каан с такой болью в голосе, какой я никогда раньше не слышала. ― Мне еще предстоит найти ее последние осколки. С этой стороны не видно, но на спине есть небольшая щель, которую мне еще предстоит заполнить.