Надежда Тальконы (СИ) - Корешкова Евгения

— Праки!

Женщина вновь улыбнулась: — Да ты что хоть? Какая из меня Праки? Меня Мелита зовут. Я такая же кормилица как и ты. Только моему мальчику, Праки Геранду, уже полтора года. Я тоже вот уложила его спать и к тебе… Как ты, осваиваешься? — И спросила острожно: а твой собственный ребенок где?

Давно сдерживаемые слезы хлынули потоком. — Не плачь, нельзя! — Мелита стала успокаивать свою новую знакомую. — На самом деле нельзя. Ребенок такого молока попробует, беспокоиться сильно будет, сама же потом замучаешься. И добавила. А я твою девочку, Праки Альдену, кормила вчера, пока тебя искали. Бакет рассказывал, всю Талькону взбудоражили. Никто же не рожал в ближайшее время. Только Рэлла Надежда и ты. — Кто?!! — Похоже, тебе тоже не объяснили, куда везут. — Сочувственно рассмеялась Мелита. — Сказали, в Талькдару. — Вот-вот. Тебя кто вез? Я потом Бакету скажу, он устроит им… чтоб вовремя человеку объясняли. — Ему. — Все равно. Тебя никто не посмеет обижать, пока ты кормишь. — И забеспокоилась: — Тебе нянечку предлагали? — Да. Сказали, что завтра… — Отказывайся немедленно, дурочка! — Почему? — Да потому! Глупая, что ли совсем? Если у Праки Альдены будет еще и няня, тебя уволят, как только ты окончишь кормить, а она останется с ребенком. Тебе это надо? Я сразу отказалась. — Она он помолчала немного и со вздохом добавила: А Рэллу Надежду скоро не жди. Это только между нами, но она сама сказала, что не хочет этого ребенка даже видеть. Так что вот.

— Но почему? — Изумилась Вилда.

— Праки Альдена — дитя Ночи Жертвоприношения. Если бы ты только могла представить, что Рэлле Надежде пришлось пережить, чтобы эта девочка родилась! — Я могу представить. — Тихо, но очень уверенно отозвалась Вилда и отвернулась к окну. — Я знаю, что такое — Ночь Жертвоприношения. Я прошла через это. Но я всегда любила моего ребенка. А если бы он выжил… Если бы он только выжил! Я бы ни за что не бросила его!

— Не тебе судить Посланницу! — резко оборвала нервный монолог Мелита.

— Да. Да, конечно, прости. — едва не плакала Вилда, — я не соображаю, что говорю… Когда мне сказали, что мой мальчик родился мертвым, я плакала и просила Защитницу объяснить, для чего все так. И еще просила не оставить своим покровительством. Я только сейчас поняла — для чего. Чтобы смогли найти кормилицу.

— Вот и старайся, оправдывай доверие Защитницы. — Тихо и серьезно посоветовала Мелита. И посоветовала — Главное, Праки Найсу не досажать. Он самый строгий здесь. А так здесь хорошо, спокойно. И обедать, если хочешь, можем вместе. Мне теперь не так скучно будет. У нас с тобой есть право выбора. И на заказ могут, в пределах разумного, и фрукты без ограничения… Только чтоб молоко не пропадало. Тебе понравится здесь. Я первое время, знаешь как переживала, не умела еще ничего, и ребенка боялась. Но ты не бойся, я тебе помогу, если что. Покажу здесь все, не переживай только.

— Спасибо, Праки. Я немного умею с маленькими. Я четверых вынянчила, — и уточнила, — братишек своих младших и сестру.

— Какая я тебе Праки! Заладила тоже! Смотри вон лучше, малышка сейчас проснется.

Дни проходили один за другим, а круг общения Вилды оставался таким же ограниченным: Мелита, Праки Милреда, заходившая сначала ежедневно, а потом — чуть реже. Иногда заглядывал, как и обещал, Кадав. Иногда он просиживал довольно долго, развлекая Вилду ни к чему не обязывающей болтовней, иногда глянув на браслет, срывался почти сразу же.

Вилда часто представляла себе, как же она встретится с Посланницей и что именно скажет при первой встрече. И старательно подбирала слова. Но время шло, а родители девочки, (или все же только мать?) так и не появлялись. Зато, поддерживая компанию, приходила Мелита, одна или с мальчиком. И они втроем играли, сидя на полу, если Альдена спала. Когда девочка гуляла, Вилда отправлялась вместе с ней к Мелите, благо идти всего несколько шагов по коридору. В один из таких визитов распахнулась дверь, и вошли трое мужчин. Мелита буквально взвилась с ковра, на котором сидела рядом с Герандом, сосредоточенно закидывающим кубики ей в подол.

— Ваша Мудрость!

А Вилда замерла, прижимая к себе девочку, не зная, как приветствовать Императора, одетого сейчас не парадно, а по домашнему: в светлую рубашку и брюки. С ребенком на руках не поклонишься. Он смерил ее заинтересованным взглядом и скорее попросил, чем приказал: — Ну-ка, покажи мне ее. — Вилда протянула девочку, пролепетав жалко:

— Да, ваша Мудрость.

Он чуть отстранился.

— Нет, я только посмотреть. — И долго, изучающе, вглядывался в детское личико. Альдена, приоткрыв пухлые губки, тоже таращила на него синие глазищи.

Неизвестно, сколько бы он так рассматривал ребенка, если бы не Геранд. Он требовательно дергал снизу за штанину и торжествующе кричал: Па!

Аллант улыбнулся, удовлетворенно констатируя: — Красивая. Вылитая мать, только волосы темные. — И, быстро нагнувшись, подхаватил на руки сына. — Ну что? Скучал? — и азартно закружил над головой. Малыш радостно визжал и смеялся. Вилда поспешила побыстрее ретироваться на свою территорию, мимолетно отметив, что Мелита у окна о чем-то оживленно шепчется с одним из телохранителей Императора и вся светится от радости.

Визит Посланницы заставил Вилду полыхать праведным гневом. Она вообще не посмотрела на свою дочь, только спросила кормилицу:

— У тебя все в порядке? Вилда начала было лепетать, что девочка здорова и спала хорошо, но Рэлла Тальконы сразу же перебила:

— Яя о тебе спрашивала о тебе. Ничего не нужно? — Но, видя неспособность к внятному ответу, отступилась. — Не буду тебе мешать. — И тут же быстро удалилась.

Второй раз, недели через три, Посланницу, уже поздно вечером привел Кадав. У девочки прихватило животик, она плакала надрывно и жалобно и никак не успокаивалась. Вместе с ней плакала и Вилда, ничем не в силах помочь. Кадав заглянул, быстро оценил ситуацию и тут же, молча, ретировался.

Через пару минут он появился вновь. И с ним пришла Посланница.

— Что случилось?

Вилда сквозь слезы, объяснила.

— Раскутай ее.

Вилда быстро выполнила приказ и, огорченная, стояла рядом с пеленальным столиком, с неподдельной ревностью глядя, как Посланница аккуратно и уверенно гладит истошно вопящую девочку по напряженному животику.

А затем взяла на руки и стала укачивать, что-то неслышно нашептывая в маленькое ушко. Плач постепенно перешел в усталое всхлипывание и совсем затих. Посланница передала уснувшую девочку кормилице.

— Держи. Все нормально. Зови, если что.

И ушла. И целых две недели не появлялась. Потом заглянула на пару минут, практически не посмотрев на ребенка.

Так проходил месяц за месяцем. Девочка росла здоровенькая, красивая, но это нисколько не интересовало ее мать.

Надежда вышла позвать Альгиду, предпочитая не пользоваться браслетом. Дежурил Кадав. Он, ссутулясь, сидел за столом, положив на него сжатые кулаки и что-то, не мигая, рассматривал на чистой лакированной поверхности. На звук открывшейся двери он не среагировал. Надежда тихо окликнула его. Безрезультатно. Тогда она потрясла задумавшегося телохранителя за плечо.

— Ау-у… проснись.

Кадав взметнулся, замер перед ней в парадной стойке.

— Да, Рэлла Надежда!

Она беззлобно усмехнулась.

— Ну, ты, и даешь… — и укоризненно покачала головой. Но тут же участливо спросила:

— Ты заболел?

— Нет, Рэлла Надежда!

— Дома что случилось?

— Нет, Рэлла Надежда! Все в порядке.

— Тогда объясни, пожалуйста, в чем дело. Почему ты пятый день находишься в состоянии полной прострации? Да сегодня мимо тебя не только целому взводу пройти можно было, но и всю мебель вынести, и ты не услышал бы.

Кадав виновато потупился и промолчал. На разговор вошливышли Бернет с Альгидой.

— Ну, что молчишь? — продолжала допытываться Надежда. — Что такого у тебя могло произойти, что ты ни работать, ни есть, ни спать не в состоянии? Бернет за двоих отдувается и тоже молчит.