Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

— Думаю, тебе следовало тренировать нас лучше.

Её темные глаза сияют одобрением. Я держусь прямо, пока она подходит и снова изучает меня с расстояния ладони.

— Хочешь заняться этим сама?

У меня дрожат пальцы. — Да.

— Хорошо. Можешь тренировать тех, кто был в этом зале.

— А те, кто ничего не знает? Что будет с ними?

— Они молоды. Все они слишком малы. — Она делает паузу, задумавшись. — Ты хочешь, чтобы они сражались?

Я обдумываю это несколько секунд. Жестоко держать их в неведении, но вовлекать их в войну, возлагать на них ответственность выбора — хотят ли они поддержать дело лжекоролевы или Волков…

— Нет.

— Хорошо. Тогда помещения дворца в твоем распоряжении, используй их как угодно, но ты не должна позволить посторонним, не входящим в Орден, видеть, как ты используешь магию.

Я умираю от желания спросить о сожжениях ведьм, о наказаниях и казнях. Представляю, что она изобразила бы грустную улыбку и использовала бы этот мягкий, сказочный тон, чтобы заверить, что всё это ради Высшего Блага.

В конце концов, это оказалось правдой. За всем этим стоит кто-то, кто верит в базовый принцип Общего Блага: ради него дозволено всё.

— А что с королем Аароном? — приходит мне в голову вопрос.

— Он уже однажды заключал сделки с ведьмами. Его не удивляют перемены при дворе.

Клянусь всеми богами…

— Я… свободна? — спрашиваю я тогда.

— Да, Одетт. — Она дарит мне ласковую улыбку, и я ловлю себя на том, что ищу в ней что-то знакомое.

Моя мать была её подругой. Она любила её так сильно, что назвала меня в её честь.

Я киваю, собираясь уйти, когда она меня останавливает.

— Не уходи, не скрепив сделку.

У меня волосы встают дыбом на затылке. — Сделку?

Её аккуратно уложенные волосы лишь немного рыжее золотой короны, которую она с гордостью носит на голове.

— Ты провела время с ведьмами. Должна знать, что слово имеет значение.

Я напрягаюсь, но не подаю виду, и поднимаю лицо, спрашивая с притворным любопытством: — Что ты хочешь, чтобы я пообещала? Что не подниму на тебя оружие?

Оружие, которое мне не понадобится, чтобы убить её.

Она качает головой, но не выказывает признаков того, что заметила, что обратила внимание на мой выбор слов. — Сделки должны быть конкретными, иначе найдутся лазейки, чтобы освободиться от них, и они потеряют ценность.

Я делаю вид, что размышляю, обдумывая, что предложить. Нельзя снова действовать так явно, иначе всё полетит к чертям.

— Что ты хочешь, чтобы я пообещала? — спрашиваю я наконец. Знаю, это рискованно: она может попросить что угодно, и у меня, возможно, не будет причин отказать.

Я жду в тишине, пока она задумчиво отворачивается и садится на трон. Кладет руки на подлокотники и рассеянно играет кольцами на пальцах.

— Мне нужна гарантия, что ты поддерживаешь наше дело, что веришь в него. — Леон наверняка уже рассказал тебе, что я убила капитана Волков, того, кого называют паладином Гауэко. — Высока ли была цена для тебя?

Проверка, которую я должна пройти с осторожностью.

— Не буду лгать: я привязалась к нему. — Я небрежно пожимаю плечами. — Я бы предпочла этого не делать. Я не люблю убивать.

— И всё же ты это сделала, — одобряет она. — Потому что, как и я, ты поняла цену нашей магии и нашей силы. Тебе не составит труда пообещать то, о чем я попрошу, а я взамен дам тебе гарантию, что моя борьба честна. — Она протягивает руку ко мне ладонью вверх. — Я никогда не причиню тебе вреда, чтобы ты знала, что отныне можешь на меня рассчитывать, а ты, в свою очередь, не сможешь ранить ни Ворона, ни Льва, но должна будешь ранить Волка, который окажется рядом с тобой, иначе твоя магия ослабнет, и ты исчахнешь.

Я задерживаю дыхание и мысленно повторяю слова, ища смысл между строк и в умолчаниях. У меня мало времени, иначе она заподозрит, что я что-то замышляю. На первый взгляд, такой пакт несложно выполнить тому, кто хочет сотрудничать.

Я пытаюсь выиграть время. — Я не хочу убивать невинных Волков. — На войне нет невинных, — возражает она, нахмурившись. — Дети. Я не хочу убивать детей, стариков и гражданских, которые не хотят сражаться. Война закончится, и я не хочу быть обреченной убивать невинных до конца своих дней.

Она, кажется, обдумывает это, а я снова пробую слова на вкус, анализируя их.

— Хорошо. Да будет так: ты должна будешь ранить любого Волка, сражающегося в войне, когда он окажется рядом с тобой, иначе твоя магия ослабнет, и ты исчахнешь.

Время вышло. Я делаю шаг вперед, два, три. Протягиваю ей руку и провожу языком по пересохшим губам.

— Пока ты не причиняешь мне вреда, я тоже не смогу ранить ни Ворона, ни Льва, однако я буду ранить Волка, сражающегося в войне, когда он будет в пределах моей досягаемости, иначе… — Я притворяюсь, что забыла, притворяюсь, что это не так уж важно для меня.

— Твоя магия ослабнет, и ты исчахнешь, — помогает она мне. — Моя магия ослабнет, и я исчахну, — повторяю я.

Я чувствую разряд, её магию, исходящую из кончиков пальцев, проходящую сквозь мою кожу, плоть и кости, сливающуюся с моей душой и сущностью: проблеск огромной силы, пульсирующей в ней. Я пытаюсь заглянуть в её нутро, как тот, кто встает на цыпочки, чтобы заглянуть в окно, и чувствую, что внутри есть еще больше, гораздо больше.

Я ощущаю покалывание на коже ключиц, и короткого взгляда вниз достаточно, чтобы убедиться: пакт запечатлен на ней красными чернилами, которые вьются, как лоза, как… Шипы. Это веточки с шипами.

— Сделано. Мы союзницы, во имя свободы. Я киваю. — Во имя свободы. Нервы на пределе.

— Иди отдыхай. Сегодня вечером будет ужин, чтобы ты узнала, кому можно доверять, на кого можно положиться. Никто при этом дворе тебя не побеспокоит.

— Кем я буду? — прощупываю я. — Просто Одетт, дворянкой из Ареамина. — Она улыбается. — Никто не будет задавать вопросов.

Я соглашаюсь и слегка склоняю голову в знак благодарности.

— А кто для остального двора все те Вороны, что сейчас с тобой? — Солдаты, дворяне, советники… Они здесь уже несколько месяцев, к их присутствию привыкли, а военное положение… заставило людей легче принимать ложь. Теперь иди. Ты проделала долгий путь, чтобы добраться до меня.

Когда я поворачиваюсь к ней спиной, кожа всё еще горит там, где был скреплен связывающий нас пакт.

Я новичок при дворе и как таковая чувствую любопытные взгляды, искушение подойти и спросить… но никто действительно не беспокоит меня по пути в покои, куда раньше меня отвел Леон. Я замечаю, что во дворце стало меньше гражданских: меньше слуг и меньше дворян, но стража, похоже, осталась. В окна я также вижу солдат, людей в армейской форме, в серебряных доспехах с эмблемами Львов.

Уже перед зеркалом в своей спальне я провожу подушечками пальцев по тернистым веточкам, что теперь очерчивают линию моих ключиц, и делаю вдох.

Я готовлюсь к ужину, на котором мне придется пустить в ход все свое мастерство, надеть лучший костюм и начать представление.

Глава 32

Кириан

Я не могу встретиться с Ниридой, пока всё не закончится. Солнце светит ярко, и от его отражения на снегу больно держать глаза открытыми. Не знаю, от этого ли головная боль, от бессонных ли часов, обезвоживания или событий последних суток. Кажется, болит всё тело.

Я нахожу своего командора прислонившейся к каменным перилам лестницы. Снег вокруг неё грязен и истоптан, в нем столько же грязи, сколько крови. Солдаты бродят туда-сюда, такие же измотанные, как и она. Они несут на плечах груз тех, кто сражался против братьев.

Я спешиваюсь, чтобы подойти к ней, когда замечаю, что она не одна. Нирида поднимает голову к Еве, которая делает шаг вперед и встает между её ног. Рукой она гладит её по щеке, и та подается навстречу ласке.

Мне кажется, я слышу на губах ведьмы извинение: «Прости».

Несколько секунд они молчат, лишь смотрят друг на друга; и в том, как они делят это пространство, есть что-то интимное и личное, что заставляет меня чувствовать себя лишним.