Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

Они немного отходят. И Леон, и Бреннан отступают, а я не в силах оторвать глаз от Морганы, чтобы посмотреть, куда они ушли.

Мы смотрим друг на друга несколько мгновений. Мы изучаем друг друга, пока мой мозг пытается сложить кусочки воедино и остается таким же пустым и запутанным, не находя правдоподобного объяснения, никакого ответа. Тысяча теорий атакуют меня разом. Я перебираю все сценарии, самые абсурдные и безумные, и так же, как когда королева Моргана прошла через дверь, ничто не готовит меня к тому, что срывается с её бледных губ.

— Ты точь-в-точь как твоя мать в твоем возрасте.

ВЕДЬМА С РАЗБИТЫМ СЕРДЦЕМ

Когда вспыхивает последняя битва, королева-мать всех ковенов Илуна решает, что сражаться должен весь её народ. У Львов есть хиру, есть несколько ведьм, которые хорошо владеют законом троекратного воздаяния и не ограничены нормами этики и уважения к жизни, а также огромная армия, которая не остановится ни перед чем. Однако Ингрид пугает не это.

Она месяцами слышала слухи, предостережения, принесенные ветром, шепот в самых темных углах… Они распространялись как ядовитая чума и становились всё громче.

Слухи говорят ей, что одна Дочь Мари потеряла рассудок, что она могущественна, что ей нечего терять и история вот-вот повторится. Все помнят Лилибе и Мелору и знают, что происходит, когда одна из них теряет способность отличать добро от зла.

И когда они достигают границы между Землей Волков и Королевством Львов и своими глазами видят разрушения, которые может причинить лишь малая толика силы, которой теперь обладают Львы, они понимают: сражаться должны все.

Ингрид боится за судьбу Земли Волков и созывает все ковены, от Бельцибая до Илуна. Она готовит всех соргинак и Дочерей Мари, и сама продолжает носить корону в битве, хотя теоретически это должна была делать Адара. Угроза реальна, а битва — кровава. К тому моменту, когда они понимают, что происходит, вариантов у них остается немного.

Оружие Львов — не соргинак и не Дочери Мари. Это нечто иное, нечто, не принадлежащее этому миру. Магия, которую они используют, или же её отсутствие, кажется, рождается в том же месте, где обитают смерть и гниение.

Последняя битва происходит в Лесу Нирия, на границе двух территорий. Собирается конклав, чтобы определить стратегию. Все согласны с тем, что угроза требует всей их силы, но лишь одна из них осмеливается пойти дальше.

Это лучшая подруга Адары, Дочь Мари, которая могла бы править, не будь у неё такой грозной соперницы, как она.

Её предложение настолько жестоко, что всем присутствующим требуется несколько секунд, чтобы осознать, что предлагает ведьма, и все приходят в ужас.

Она хочет уничтожить всё Королевство Львов.

Историю нельзя повторять. Нельзя так злоупотреблять силой.

Ведьма обвиняет их в трусости. Уверяет, что из-за их недальновидности Земля Волков окажется под властью Львов; но ни её доводов, ни мольбы недостаточно, чтобы кто-то поддержал её, даже её подруга Адара, а в одиночку она не способна высвободить такую силу.

Королева Ингрид не верит, что ведьма, поддерживающая идею полного уничтожения, сможет сдержать себя, и отстраняет её от битвы, оставляя присматривать за детьми своих воинов и ведьм.

Время доказывает правоту ведьмы; или, по крайней мере, так она считает, когда в той последней битве падают её сестры, умирает её магия, и они теряют территории. Однако они не обрекают всю Землю Волков, потому что в последнем отчаянном крике её лучшая подруга и её возлюбленный погибают, защищая тех, кто остался. Они высвобождают всю свою силу и используют собственные жизни, чтобы сдержать зло, нависшее над ними.

И ведьма с разбитым сердцем остается одна, несчастная и больная.

Заболевают её идеи и её душа, её магия и её цель, и когда она встречает одну из виновниц своего несчастья, когда оказывается лицом к лицу с королевой Львов, ей кажется, что она получает знак от самой Мари.

Это не так. Знак исходит не от Мари, а от Азери; но она никогда этого не узнает.

Она решает, что ей больше нечего терять, и если другие потеряют что-то, если другие потеряют всё: свою личность, свою надежду, свою жизнь… то это будет ради того, чтобы больше никто и никогда не страдал. Поэтому она убивает королеву Моргану, принимает её облик и забирает детей, которых должна была защищать, потому что та Дочь Мари, о которой их предупреждал ветер, о которой предупреждал их я, — это была она.

Глава 31

Одетт

— Кто ты?

Воздух застревает у меня в легких, и я едва способна сформулировать вопрос.

Тогда королева начинает… меняться. Структура её скул, форма острого подбородка. Серые глаза становятся темными, более глубокими и добрыми, губы — полнее, а черные, гладко зачесанные волосы, в которых уже проглядывала седина, становятся рыжими.

Весь мир шатается у меня под ногами, и на долю совершенно безумной, бредовой секунды я чувствую, как что-то отравляет мне душу.

— Адара? — спрашиваю я.

Но она улыбается почти с состраданием. — Нет, дитя мое. Я не твоя мать; но она дала тебе мое имя.

У меня дрожат руки. Дрожит сердце.

— Тебя зовут Одетт. Она кивает. — И ты — Дочь Мари.

На этот раз ей не нужно кивать. Весь мир, кажется, вращается и внезапно останавливается, снова и снова, а я не в силах это прекратить.

— Почему? — только и спрашиваю я. Я не способна развить мысль, объяснить, насколько глубоко предательство, которое я чувствую, боль, пронзающая меня… даже если я не до конца всё понимаю.

— Потому что кто-то должен был что-то сделать.

У меня пересыхает во рту. — Я не понимаю, — выдавливаю я, не в силах сдержаться и проявить хоть каплю того хладнокровия, которым, как мне казалось, я обладала.

— Я могу объяснить, — предлагает она, и я понимаю, что она ждет моего разрешения.

Я киваю, глубоко потрясенная, и Моргана… нет, Одетт, встает и подходит ко мне медленными, но решительными шагами. Я уже готова отступить.

— Мы столетиями воевали: короли против ведьм, ведьмы против смертных, короли против королей и ведьмы против ведьм… И всегда по одной причине, всегда из жажды власти, богатства или территорий. Всегда из страха и глупости. Невежество запустило жернова ненависти, на этот раз против самой магии, сущности каждого существа и твари, источника всей жизни. — Она слегка склоняет голову. — Ингрид правила в тот день, когда магия должна была умереть. Твоя бабушка, мать твоего отца.

Она делает паузу, подойдя ко мне, и рассматривает меня вблизи. Не ленится проследить за чертами моего лица, линией челюсти, выражением рта.

— Ты очень похожа на мать, но глаза — его. — Она слегка улыбается, а потом мягко качает головой, словно застряла в каком-то дрейфующем воспоминании и хочет от него избавиться. — Аарон и Моргана играли с силами, которых не понимали, создали хиру, объявили войну всем ведьмам, всем богам. У них были опасные союзники, колдуны и ведьмы, предавшие нас всех в надежде нажиться на уничтожении нашей земли.

Она кажется расстроенной, пока говорит, словно воспоминания причиняют ей боль. Вокруг меня ни души не шелохнется. Все наблюдают и внимательно слушают, а она говорит со мной так, будто мы одни в этом зале, будто все остальные не имеют значения. Потому что они всё это уже знают.

— Нужно было принимать трудные решения, но Ингрид отказалась. Она была старой, стала мягкой и трусливой, у неё кишка была тонка, чтобы это остановить. Она меня не послушала. Отправила сына на войну, мать своей внучки… и убила их, — шипит она. Она отворачивается и несколько секунд молчит. Я задерживаю дыхание, пока она снова не поворачивается. Теперь боль сменилась глубоким взглядом, полным ненависти, злобы, гнева. — Если бы не твои родители, от Земли Волков ничего бы не осталось. Львы правили бы ею сейчас. А мы, ведьмы, стали бы лишь сказками, которые рассказывают детям.