Война Крайер (ЛП) - Варела Нина

Крайер взглянула на Кинока. Тот криво улыбнулся ей:

– Для меня будет честью видеть её там.

Что означало, что он тоже будет присутствовать.

Она вспомнила, что сказал ей отец: Кинок не представляет угрозы его власти над Рабу и другими территориями. Особенно если он присоединится к семье. Особенно если он перейдёт в Традиционализм.

Похоже, Эзод доверяет ему настолько, что теперь подключил к делам Красного Совета.

В течение почти 50 лет, прошедших после Войны Видов, отец Крайер прилагал огромные усилия, чтобы мирно сосуществовать с людьми Зуллы. С образованием Красного Совета он успешно установил контроль над всеми человеческими поселениями не только в Рабу, главной территории Зуллы, где они жили, но даже в самых крошечных рыбацких деревушках, разбросанных по побережью Таррина.

Зулла подобна сердцу автома, как он однажды объяснил ей – в ней четыре слоя, точно так же, как у автомов четыре Столпа: Разум, Расчёт, Органика и Интеллект. В Зулле слои располагаются с севера на юг: Крайний Север, Рабу, Варн и Таррин. Вдоль западного побережья Рабу и извилисто поднимаясь на север, возвышались горы Адерос, среди зазубренных вершин которых скрывалось Железное Сердце. В нескольких лигах от восточного побережья: Золотые острова, нейтральная территория, населённая в основном морскими птицами и дикими кабанами.

Королевство Варн лежало между Рабу на севере и Таррином на юге. В результате Таррин был известен как дикая местность, лишённая какого-либо порядка и цивилизации, нежели Рабу. Попытки Эзода контролировать его, управлять его народом и использовать его немногочисленные ресурсы были одной из величайших проблем, с которыми он сталкивался при жизни Крайер.

Даже в диком Таррине Эзод пытался сохранить человеческий образ жизни везде, где это было возможно. Он воспитал в себе искреннюю признательность к их еде, музыке, странным церемониям; он находил всё это очень занимательным, а Эзод любил, когда его развлекали. Его преданность делу была достойна восхищения – особенно потому, что многие другие автомы, включая Кинока, не относились к человеческой культуре столь же непредвзято. Хотя, возможно, Кинок был более ярым противником совместного проживания людей и автомов, чем большинство, потому что, помимо того, что он был бывшим Хранителем Железного Сердца, он был и скиром: частью элиты, которая изучала Четыре Столпа с целью дальнейшего развития автомов.

Крайер старалась смотреть на свои руки, колени, пустую чайную чашку с красной каёмкой, но не смогла удержаться, чтобы ещё раз украдкой не взглянуть на того, кому предстояло стать её мужем.

Кинок был её будущим, и это будущее было облачено в прекрасную чёрную парчу. Герб Железного Сердца сверкал у него на шее, напоминая о прежнем статусе Хранителя. Напоминание о том, что он был загадкой.

По окончании ужина Кинок догнал Крайер по пути в библиотеку на её первый урок. Его шаги по каменным плитам были такими бесшумными, что она не слышала его приближения, пока он не коснулся её плеча.

– Скир? – сказала она. Он предпочитал, чтобы его называли именно так.

– Оставьте нас, – сказал он гвардейцам, стоявшим в конце коридора.

Те посмотрели на Крайер в ожидании одобрения, и она в замешательстве кивнула. Кинок подождал, пока их шаги стихнут, а потом заговорил, наклонившись к ней поближе.

– Миледи, – сказал он и достал из чёрного парчового плаща свиток пожелтевшего пергамента, перевязанный бечёвкой. – Вам, должно быть, не терпится побольше узнать об акушерке Торрас, поэтому надеюсь, что вы не сочтёте мои действия оскорбительными. Но благодаря личным связям я смог получить несколько её личных писем и Проектов.

Крайер ждала, прекрасно осознавая, что они стоят вплотную друг к другу, судя по тому, как он наклонил голову, чтобы тихо говорить ей на ухо.

– Один из них был Проектом тебя, – продолжал он. – Миледи, он выполнен по поручению правителя.

– Проект меня? – она уставилась на свиток пергамента в его руке. – Это и есть Проект меня?

За неделю он навёл справки и получил Проект её. Она подумала о том, насколько обширны его связи по всей территории. Акушерня, где её произвели на свет, находилась почти в полном дне езды отсюда. И по соображениям конфиденциальности им, как правило, строго рекомендовали сохранять все Проекты в тайне.

– Да. Я подумал, что из-за скандала это может быть вам интересно.

– Скир Кинок, – выдохнула она. – Могу я...?

Но вместо того, чтобы вручить ей свиток, он взял её за руку.

– Крайер, – сказал он тихо и твёрдо. – Я даю это вам по другой причине. Мне… известно, что вы... неохотно принимали мои ухаживания в течение последнего года. Знаю, что у вас остались сомнения, хотя я и старался показать себя полезным для вашего дела и… амбиций. Надеюсь, что это послужит жестом моей преданности вам, если вы решите принять его.

Она посмотрела на него: точёное лицо, тёмные и непроницаемые глаза. Она не знала, что думать или сказать.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – сказал он, вкладывая пергамент ей в руку. Его глаза не отрывались от её лица, почти обеспокоенные. – Помните, мне можно доверять. Мы на одной стороне.

А потом он ушёл.

* * *

Крайер быстро выбежала на улицу со свёрнутым Проектом в руке и помчалась через северо-восточные ворота в сады.

Сады отца были широкими и раскидистыми, они начинались у восточного крыла дворца и тянулись до края утёсов, где Стеорранское море всё покрыло коркой соли. Почти каждый вечер после учёбы – дни Крайер были заняты чередой репетиторов по истории, естественным наукам, экономике и высшей математике – она убегала в сады, на прохладный воздух к запахам растений. Она редко подходила близко к скалам, но ей хотелось просмотреть документы наедине. Что бы она там ни нашла, она хотела увидеть это одна.

Сады были тщательно разгорожены по видам и цветам: фруктовые и цветущие деревья – возле восточного крыла, так что из окна можно было любоваться сладкими солнечными яблоками и сочными спелыми сливами. За ними – лилейники, белые и бледно-жёлтые, а за ними – солёная лаванда и грецкий орех. Далее – дикие морские цветы, которые срывали и продавали в близлежащих деревнях. За ними – море.

Затем, если идти на грохот волн на юг, проплыть вдоль неровной и скалистой береговой линии, то придёшь в Варн – королевство, которым правит королева Джунн. Единственное место, до которого отец Крайер не мог дотянуться. О королеве ходило больше слухов, чем о Киноке и Хранителях Сердца, вместе взятых. На каждом совещании шептались: что королева Джунн сумасшедшая, что в Варне часто вспыхивают междоусобицы из-за её прогрессивной политики, что она настраивает Варн против остальной Зуллы, что она безжалостна и вероломна.

Но Крайер всегда считала, что история о Джунн – это история о власти и силе, о девушке, взошедшей на трон всего в 16 лет после убийства отца-короля.

Она поправила полоску красной ткани, повязанную вокруг предплечья, знак невесты, и продолжила свой путь через сады.

Повсюду работали садовники: удобряли, поливали, подстригали и приводили в порядок, срезая засохшие цветы, когда они сворачивались и темнели. В отличие от большинства других людей, садовники не шарахались в стороны при появлении Крайер. Они привыкли к её присутствию.

Крайер всегда восхищалась людьми: их горящими тёмными глазами и странными песнями, которые они пели по ночам, в садах, на полях и у чёрных берегов, где они ныряли за устрицами; их движениями, словно внутри них было что-то ещё, слишком большое и скрежещущее зубами, чтобы мягкая человеческая кожа могла это вместить. Однажды и только однажды она упомянула об своём восхищении отцу. Она рассказала ему о песнях, похожих на песни китов или несвязанную речь, и о том, что люди часто поют о любви, ненависти и расставании.

Отец тогда сказал, что он не до конца понимает все формы человеческой любви, но как-то задумывался над этим и решил, что, возможно, помимо своего увлечения их историей и мелкими культурами, он действительно любит людей. По-своему.