Елена Пучкова - Приключения графини
Мужик попятился, заостряя внимание на цвете волос и лице.
— У тебя, мужик, есть погреб или яма? — я решила пойти прямым путем.
Знаю, что защитный камень страхоборцы под воздействием непонятной мне радости скатили в болота. Что ж, таков их выбор.
— Есть, как же без ямы то? Под хатой, всё как у людей.
Он отдернул мятую рубаху с таким видом, будто это я помяла её.
— Ты девка молодая, видная… вижу не из простых. Купчихина дочка, али заморского торговца? — его вопрос потонул в моем равнодушном молчании. — Только вот ни к чему девкам шляться одним-то! Или, может, к жениху сбежала?
Я посмотрела в воду. По лицу шла рябь, искривляя довольно гадкую улыбку. Как никогда я сейчас была похожа на ведьму из страшной сказки.
— Графиня Ячминская. Слыхал про такую?
Он сглотнул, уже другими глазами окидывая лицо и фигуру.
— Т-та с-самая?
— Та самая.
У него сделалось лицо несправедливо обиженного ребенка. И сверкали мысли, подобно алмазам на пышной груди богатой дворянки, что им воспользовались и подло обманули.
Я отняла руки от ведра.
— Можешь считать, что сегодня самый счастливый день в твоей жизни.
— Это отчего же? Графинь мы не видели что ли?
— А ведьм лесных видали?
Он как-то сразу поник, вспомнил слышанное про меня, Чарующий лес, который крестьяне прозвали Ведьминым, и начал пятиться вдоль тропинки.
Я ему скажу, а дальше пусть сам решает слушать меня или к лешему послать (или кто там у него в почете).
— Если хочешь жить, мужик, то не позже завтрашнего утра полезай в яму и сиди в ней дня три, не меньше. Возьми с собой всех, кто тоже хочет. И обязательно предупреди всю деревню. Пускай прячутся и вооружаются.
— Ты-ты…
— Если бы я навела этих тварей, то не стала бы предупреждать — помни об этом, хорошо? когда будешь рассказывать байки про меня.
Мужик перекрестился и побежал так быстро, как позволил ему хронический ревматизм. Он ни разу не оглянулся — я следила.
Тучи набежали на голубое, до некоторых пор безоблачное небо. Вот и как потом обижаться на суеверный и наблюдательный народ, который уверяет, что как только я появляюсь на пороге, Эндимион и Акидон прячутся и киснет молоко?
Самое пикантное, что у меня даже нет оружия, чтобы защитить свою собственную шкуру.
Всю ночь я ворочалась у костра, но так и не сомкнула глаз. Близилась анархия смерти. Предотвратить нельзя, смириться не получалось. Подкладывала хворост, ворочала тяжелые мысли.
К рассвету я приняла решение больше не откладывать, а идти домой, в Чарующий лес. Всех не предупрежу, а если еще чуть задержусь, то удача отвернется от меня. Собравшись в дорогу, я с первой зарёй, по росе, свернула на медвежью тропку, на данный момент самую безопасную из возможных дорог.
Глава 4. Спасение солдата
Я шла напрямик вторые сутки, стараясь держаться под сенью деревьев. Вчера, ближе к ночи наступило то время, когда стало неважно по какой дороге идти. Ватага голодного зверья затопила каждый лес, овражек и укромную тропку.
От избы меня отделяла Крутейка, мелководная речка, и поле — рукой подать. Только на душе тоска и сосущая безысходность. Предчувствие, в котором мне не хочется разбираться.
Мне очень хотелось наплевать на конспирацию и полететь. Пускай полет забирает много сил, зато я очень быстро окажусь в своем родном лесу. И все же я шла пешком. Мало ли кто может прятаться в кустах или землянках, которые так уважают мужики — охотники и грибники. И если от зубов и когтей чужеродных тварей я спасусь, то от молвы и суеверных домыслов сельчан за всю жизнь не отмоюсь.
В лесу пахло грибной сыростью, а воздух, за счет близости родниковой воды, приятно холодил лицо и руки. Пели птицы, жужжали мухи, световые блики прыгали по гуще крон — лес жил обычной жизнью, как будто ничего не случилось.
Крутейка, располагалась в пышных зарослях ижг, обхвативших её со всех сторон плотным селадоновым навесом. Бурлящая речушка жизнерадостным потоком неслась вдоль леса, за что и нарекли её Крутейкой. Вода в ней была настолько чиста и прозрачна, что можно было с моста рассмотреть цвет мелких гладких камней на дне. Одно из моих любимых мест.
Деревянный мост уцелел. Приятная новость, казалось бы. Но беспокойство кисло шевельнулось в душе.
Продравшись сквозь жгучую, во весь мой рост крапиву, я выбралась на освещенную Эндимионом и Акидоном поляну. Идти стало легче и приятнее, но я замедлилась. Поляна представляла собой папоротниковую долину, перемеженную кое-где березами.
Сквозь просветы в листве мелькнула черная тень. Вторая, третья… Сердце тревожно застучало в груди. Ну, вот, и встретились.
Я нырнула в папоротник и осмотрелась. Пушистые листья, покачиваясь, сомкнулись над головой. Мое хлипкое укрытие выдавало утихающее колыхание веток. Из сухой красной земли бесконечным частоколом торчали стебли, открывая совершенно безобидный вид. Можно было утешиться тем, что твари не нашли своей добычи, но тяжелый запах резал нюх. Он пока не перешел в стадию невыносимого, но одно его наличие говорило о многом.
Рассекая воздух мощными крыльями, и крича высоким и протяжным голосом, срывающимся на зубодробительный писк, высоко над головой пронесся птерозавр. Сделав пару кругов, он затих.
Папоротник растянулся локтей на сто. Очень ненадежное укрытие. Прятаться, сидя на месте, в нем, в принципе, можно. А вот передвигаться незаметно — нет. Вспомнив, о милых карнолинках[12] с острыми зубами, уважающих икроножные мышцы, я выбрала перемещение ползком.
Папоротник был высок, пышен. Стебли его сидели достаточно редко, чтобы пытаться их обползать, не задевая. В просветах виднелись белые стволы.
Луг, некогда радовавший глаз высокой сочной отавой, превратился в место кровавой сечи. Трава втоптана в грязь, земля в глубоких следах и лужах крови. Я покачнулась: ноги стали ватными, а тело налилось свинцовой тяжестью.
Около тридцати бойцов сложили головы на гостеприимном поле. На шестерых солдат приходилось по одному убитому ящеру.
Над истоптанным полем, в ста саженях от меня, кормились птеродактили[13]. Одиннадцать тварей.
Битва, разыгравшаяся под Крутейкой, не была грандиозной по количеству солдат и оружия, не была решающей. Взвод схватился с тварями на смерть, сознавая, что помощи не будет — неоткуда ей было взяться. Только не кому было отдавать честь героям.
От птеродактилей меня загораживал сосновый перелесок, окованный пышными кустами. Куда я спешно направилась, стараясь особо не всматриваться в изуродованные тела.
