Когда родилась Луна (ЛП) - Паркер Сара А.

Я иду по лабиринту полок, пока не добираюсь до задней части магазина, завешанной мозаикой из маленьких, средних и больших крыльев жуков, что заставляет меня нахмуриться.

Интересно, где здесь оружейная…

Мой взгляд останавливается на мужчине с вьющимися седыми волосами, которые торчат во все стороны, ― предположительно Вруне. Он сидит за захламленным каменным прилавком и смешивает настойки, в его непокорные локоны вплетены белые и голубые бусины.

Между его бровей пролегает морщина, рука останавливается, взгляд скользит ко мне. От его светлых глаз у меня подкашиваются ноги и учащается пульс.

Они молочного цвета, как у Сол, ― такой контраст с его смуглой кожей ― и смотрят прямо на меня.

Сердце замирает в груди, а в памяти что-то вспыхивает, словно кусок мяса, брошенный на раскаленные угли:

Огромные глаза цвета слоновой кости безучастно смотрят в мою сторону, ледяное дыхание обдувает мое лицо, а холодный, блестящий, шершавый нос прижимается к моей груди. Моей груди, которая так полна любви. Так полна… Боли.

Так много боли…

― Добро пожаловать в «Изогнутое перо», ― произносит резкий голос, возвращая меня в настоящее.

Реальность.

Отбросив тревожный образ в сторону моего ледяного озера, я прочищаю горло и смотрю на мужчину, с трудом удерживая его молочный взгляд.

― Привет. Я…

― Пришла продать подсвечник, который ты украла из Имперской Цитадели. Я в курсе, Рейв.

Я хмурюсь, переводя взгляд на белую мантию мужчины, осматриваю множество пуговиц на шве спереди и нахожу одну с фирменным узелком из ниток.

― Ты чтец разума, ― бормочу я, мой голос дрожит от благоговения. ― Я думала, на вас охотятся и заставляют работать на императорские семьи?

― Болезненно осознать это, ― говорит Врун, его голос похож на скрипучую струну. Он склоняет голову набок, зажав металлическую палочку для смешивания между большим и указательным пальцами. ― У тебя, моя дорогая, очень интересный склад ума.

Его слова наполняют меня цементом, заставляя мое тело чувствовать себя тяжелым.

Придавленным бременем.

― В нем скрыта… глубина, наполненная большим количеством обид и секретов, чем я могу сосчитать, ― говорит он, быстро качая головой. ― Как тебе это удается?

Я набираю полные легкие воздуха. Убеждаю их работать.

― Я не обращаю на это внимания, ― хриплю я. ― В основном.

― А-а-а.

Он кладет палочку на кусок сложенной ткани, сводя вместе жесткие брови.

― Ты пришла за набором клинков из драконьей чешуи, шестью железными кинжалами, бандольером, горстью железных булавок обычного размера, а также хотела бы подобрать соответствующую одежду, которую сможешь взять с собой в маленькой, удобной сумке в Сумрак, где ты собираешься найти охотника за головами Рекка Жароса.

Что ж. Это удобно.

― Все верно. ― Я склоняю голову в знак уважения к его способностям.

― Неплохой список.

― Ну да. У меня был пожар в доме. Я потеряла… Слишком много.

Образ Эсси, неподвижно лежащей на диване, поражает меня, как удар ножом между ребер, и мне стоит больших усилий не вздрогнуть.

― Я вижу это, ― говорит Врун, и его голос дрожит от волнения. ― Мне жаль, Рейв. За Эсси. Сожаление ― самое тяжкое бремя.

Я перевожу взгляд на мозаичный потолок.

Полки.

На свои руки.

― Я также сожалею о твоей маленькой Ней. Я знаю, как тяжело было отправить ее обратно.

― Твоя ментальная удочка очень хорошо ловит мысли, ― говорю я, натянуто смеясь и сдвигая манжет выше запястья, чтобы дать коже возможность дышать.

― Да. Прости. Боюсь, это скорее тяжкая ноша, чем дар. ― Он ненадолго замолкает, а затем продолжает: ― Тебе также нужна одна из моих металлических палочек, чтобы снять железную манжету с твоего запястья…

Я встречаюсь с ним взглядом, приподнимая бровь. Его брови шутливо изогнуты.

― Идея пришла тебе в голову, когда ты вошла сюда. Ты собираешься найти камень на берегу и использовать его, чтобы выбить стержень, на котором держится манжет. ― Он одаривает меня озорной улыбкой, которая оказывается чрезвычайно заразительной.

― Думаешь, получится?

― Да, но у меня есть кое-что более подходящее, что не согнется под давлением. Тебе также нужно взять пару вещей с полок, чтобы создать впечатление, что ты пришла сюда за обычными товарами. С этим я тоже могу помочь.

― Спасибо, ― говорю я и снова наклоняю голову. ― Пирок передавал привет. Он ждет на улице.

― Передай, что ему нужно воздержаться от медовухи. О… ― Его глаза расширяются, затем снова прищуриваются, как будто он заглядывает в извилины моего мозга. ― Теперь я понимаю, почему ты принесла подсвечник,

вместо того чтобы воспользоваться своими запасами… Да. Есть причина.

― «Восставшие из пепла» считают, что я мертва. На моей странице так и написано. Я бы хотела, чтобы так и оставалось. По крайней мере… ― На время.

― Уверена, ты понимаешь, почему.

― Действительно, ― задумчиво произносит он, медленно кивая. ― Эта Серим ― довольно неприятная штучка. Я вижу, она держит тебя на очень тугом… поводке…

Скорее, на ошейнике. Не слишком большая разница. Его лицо бледнеет, а в глазах появляются слезы.

― Ты кое-что потеряла, но не знаешь что именно…

По моим венам проносится холод, проникая до мозга костей.

― Я…

― О… моя дорогая. ― Его лицо морщится, рука прижимается к груди, по щеке скатывается слеза. ― Что-то такое… особенное, ― всхлипывает он, и его слова вызывают судорожную боль в моем животе.

Стремительный удар в левую сторону моей груди.

― Ответ внутри тебя. В том месте, где ты все прячешь. Я могу помочь тебе осушить…

― Хватит, ― рявкаю я, ударяя подсвечником по стойке.

Его глаза расширяются, дыхание сбивается. В течение долгого момента он просто… смотрит ― лицо бледное, в глазах слезы, которые свободно текут по щекам. Капли правды, на которую я не хочу смотреть. Не хочу видеть.

Не тогда, когда я уже могу представить, какие печальные звуки издают его слезы, просто глядя на них.

― Я сказала достаточно.

Пожалуйста…

Он моргает, хмуря брови, не потрудившись стереть следы печали со своих щек.

― Конечно. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы прекратить. Я просто… ― Он качает головой и встает, выходя из-за прилавка. ― Я соберу твои покупки для отвлечения внимания, и ты сможешь отправиться в путь.

У меня почти подгибаются колени, когда он скрывается из виду, и я прижимаю руку к своему бешено колотящемуся сердцу, пока он ходит по магазину, снимая товары с полок.

Я не наблюдаю. Не обращаю внимания. Просто смотрю на заднюю стену и притворяюсь, что нахожусь в другом месте, где никто не копается в моих мыслях.

Было приятно, когда он начал, делая слова лишними. Как приятная щекотка.

Теперь это ранит.

Он возвращается с черной книгой в кожаном переплете с тиснением в виде жемчужного мунплюма на обложке, баночкой чернил и связкой угольных палочек. У него в руках также небольшой металлический мусат, который, похоже, способен выдержать силу камня, которым я очень хочу выбить стержень из манжета.

Он складывает несколько золотых монет в мешочек, который, как я подозреваю, является моей сдачей, упаковывает все это в коричневую кожаную сумку с застегивающимся клапаном, и протягивает ее через прилавок.

― Твои размеры указаны в книге учета?

― Думаю, да.

― Тогда я пришлю жаворонка, когда твои покупки будут готовы. ― Спасибо. — Я беру сумку, кожа такая мягкая под моей рукой.

Такая красивая, качественная. Это кажется пустой тратой…

― Это не так, ― говорит он, мягко улыбаясь. ― Скоро пойдет дождь. Я не хочу, чтобы твой дневник намок. Он такой красивый, и я хочу, чтобы ты могла им наслаждаться.

Нахмурившись, я смотрю на потолок. Туда, где из круглого окна льется яркий луч солнечного света, от которого вспыхивают вихри пыли.

― По-моему, с погодой в полном порядке.