Серебряные крылья, золотые игры (ЛП) - Марсо Иви

― Это правда? Ты знал об этом?

― Конечно, нет! Я и сейчас в это не верю! ― Несмотря на вспышку гнева, его левый глаз подергивается. Сложив руки, он спрашивает: ― Тогда, бабушка, кем же, черт возьми, являюсь я?

Она опускается на стул и протягивает дрожащую руку к бокалу с вином.

― Ты ― сын горничной, которая была примерно того же возраста и достаточно близка по внешности к Берольту, чтобы в это можно было поверить. ― Она подносит бокал к губам и делает долгий, дрожащий глоток, прежде чем продолжить. ― Маделина видела, как жесток был Берольт к Лору и Кендану. Не только его вспыльчивость оттолкнула их от Дюрена. Берольт избивал их обоих ― чуть не убил Лора, да и Кендану доставалось не меньше. Поэтому, когда третий ребенок Маделины родился с крестным поцелуем, как и предсказывала прорицательница, она знала, что Берольт будет в десять раз строже к такому ребенку. Берольт всегда испытывал неестественное влечение к людям, благословленным богами, и Маделина не надеялась, что его собственный сын будет избавлен от этой одержимости. Она была уверена, что его эксперименты убьют его. Поэтому она пришла ко мне.

Слушая ее рассказ, я чувствую себя так, словно слышу причудливую сказку из «Книги бессмертных». Но, несмотря на возбуждение леди Элеоноры, ее тело не подает никаких признаков лжи.

Ровный пульс. Она спокойна.

Это проклятое утверждение не может быть правдой.

Допив свой напиток, она говорит:

― Я отдала младенца Маделины швее в Дюрене. Затем я нашла маленького ребенка горничной и договорилась, чтобы его выдали за ребенка Маделины и Берольта.

― Этого не может быть, ― прерывает Райан голосом, не терпящим возражений. ― Я на два года старше Вульфа. Никто не поверит, что новорожденный младенец за ночь вырос на два года.

― У вас двоих разница в возрасте всего шесть месяцев, ― объясняет леди Элеонора. ― Когда я отдала ребенка Маделины швее, я велела ей солгать о его возрасте, когда он подрастет. Берольт не присутствовал при родах ― он был в длительной поездке в Старом Коросе. Когда он вернулся через несколько месяцев, думаете, он был в состоянии отличить шестимесячного ребенка от годовалого? Ха! Он даже не смотрел ни на одного из своих сыновей, пока они не могли держать меч.

― Стоп! Просто остановись! ― Райан щиплет себя за переносицу. ― Черт, мне нужно выпить.

Пока он пьет шампанское прямо из бутылки, я впиваюсь пальцами в спинку стула и смотрю в лицо леди Элеоноре. Моя бабушка? Клянусь богами, не может быть. Если я что-то и ненавижу на этой земле, так это мысль о том, что во мне течет кровь Валверэев.

Пытаясь сдержать гнев, я тихо спрашиваю:

― Что случилось со швеей, которой вы меня отдали?

Ее водянистые глаза все еще полны льда по отношению ко мне, хотя я не знаю, почему, если мы действительно семья.

― Понятия не имею. Мне было неинтересно следить за ребенком, как для твоего, так и для нашего блага. Скорее всего, она мертва.

Я сжимаю спинку стула с такой силой, что дерево трещит.

― Я вырос на улицах! Сражался за хлеб! Думал, что я сирота!

Моя вспышка не смущает леди Элеонору.

― Ты должен благодарить меня. Такая жизнь лучше, чем специальный проект Берольта.

Я впиваюсь ногтями в расколотую древесину:

― Ты всегда была так жестока со мной. Почему, если ты знала, что я твой настоящий внук?

― Я не знала! ― огрызается она, а затем поджимает губы. ― Но у меня были подозрения. Не так много поцелованных богом мальчиков твоего возраста, похожих на Маделину. А что касается жестокости? Я не хотела, чтобы секрет раскрылся, и надеялась, что ты оставишь нашу семью в покое. Я защищала своего внука. ― Она кладет морщинистую руку на руку Райана.

― Это безумие, ― бормочет Райан, опустив глаза от шока.

― Ты мой внук, ― настаивает она, и лед в ее глазах тает. ― Кровь имеет значение только для Королевского совета. Важна фамилия. Ты ― ребенок, которого я помогала растить, и ты ― Валверэй.

Райан выглядит так, будто его сейчас вырвет.

― Ты не имела права! ― кричу я, ударяя кулаком по сломанному стулу.

Леди Элеонора вскакивает на ноги, сверкая глазами, не испугавшись моей агрессии.

― Когда Берольт вернулся из Старого Короса и обнаружил, что Маделина родила обычного ребенка, а не поцелованного богом, как было предсказано, он пришел в такую ярость, что задушил ее. Итак, Вульф Боуборн, ты хочешь поговорить о крови? Берольт был моей плотью и кровью. Я была обязана дать ему материнскую любовь, но только до поры до времени. Маделина была больше похожа на мою дочь, чем он на моего сына. Когда он убил ее, это лишь подтвердило мою правоту, что я поступила правильно. Я защитила вас обоих. Она ткнула пальцем в Райана. ― Я дала тебе жизнь, о которой мальчишка-слуга мог только мечтать. ― Затем она указывает на меня. ― И я избавила тебя от смерти от рук Берольта ― или от чего-то еще более страшного.

Силы покидают меня. Я бы опустился на стул, но я его сломал. Я провожу липкой рукой по лицу, пытаясь взять себя в руки, но все равно чувствую себя потерянным, как пушинка одуванчика на ветру.

С проклятием Райан срывает с себя черный траурный поясок и бросает его на пол.

― Я не буду оплакивать старого ублюдка, который даже не был моим отцом. Итак, бабушка, что это значит? Что Вульф ― ближайший кровный родственник Йорууна? Законный наследник трона?

На его губах появляется недоверчивая усмешка, но леди Элеонора не смеется.

― Да, ― отвечает она.

За секунду лицо Райана становится белым.

Король? Гребаные боги, я не король.

Мое тело снова переходит в боевой режим, сердце бешено колотится, кожа покрывается мурашками. Я знаю, что случается с теми, кто встает на пути стремящегося к трону Валверэя. Черт, посмотрите, что случилось с двумя последними. Прах Берольта всего час как в земле. Великий клирик Беневето был низложен, лишен власти.

― Если ты хочешь стать королем, ― говорит Райану леди Элеонора, ― то тебе придется выдать кровь Вульфа за свою собственную.

По шатру проносится холод, достойный зимней вьюги. Подтекст слов леди Элеоноры достаточно ясен. Есть способы получить от мужчины и кровь, и молчание, и все они заканчиваются тем, что сегодня будут мои похороны.

Райану удается придать лицу некое подобие самообладания, но он не может скрыть биение своего пульса. Он учащается, когда адреналин бурлит в его венах. Он был солдатом. Как и я, он чувствует опасность.

Поскольку это похороны, он без меча. Но у меня есть, потому что я его телохранитель. Он должен знать, что если дело дойдет до драки, то преимущество будет на моей стороне. С другой стороны, у него двадцать охранников прямо у входа в шатер, которые не дадут мне и двух шагов пройти, прежде чем прикончат меня.

― Делай то, что должно быть сделано, Райан, ― бормочет леди Элеонора, беспокойно перебирая пальцами вышитые бисером складки своей юбки.

Я хмуро смотрю на нее ― моя биологическая родственница, подстрекающая к моему убийству. Какая кровожадная сука.

В воздухе висит напряжение, вокруг нас витает кисло-сладкий запах пота. Мы с Райаном вместе прошли через ад и обратно. Мы держали кинжалы у горла друг друга. Мы спасали друг другу жизни. Черт, мы даже любим одну и ту же женщину.

Что-то меняется в воздухе. Райан поворачивается ко мне, откидывая назад волосы, его глаза полны ярости ― но не ко мне.

― Клянусь богами, Вульф. Убери руку с меча. Если бы я хотел твоей смерти, ты бы уже был мертв.

Вместо этого он бросает гневный взгляд на леди Элеонору.

― Я не буду приказывать убить единственного человека в этом мире, который всегда был на моей стороне. Он лгал мне, да. Но гораздо меньше, чем моя собственная семья.

Проходит секунда, прежде чем мои напряженные мышцы расслабляются, чтобы поверить, что драки не будет. Пот выступает на лбу, когда я нерешительно отпускаю рукоять меча.

Дрожащим голосом я говорю:

― У меня нет желания быть королем. Или Валверэем. Если уж на то пошло, в этом мире есть только одно, чего я желаю. Хочешь моей крови? Я дам тебе пинту своей крови, Райан, а также клятву хранить тайну. В обмен на Сабину.