Юлия Набокова - Скандал в вампирском семействе
Смешная? Я непонимающе посмотрела на водителя. Он это серьезно? Смешной меня, с тех пор как я стала вампиром, никто не называл. Вот как прокушу ему сейчас шею — не до смеха будет. Я прислушалась к своим ощущениям и с удивлением отметила, что жажда куда-то исчезла. Наверное, от стресса.
— Куда ехать-то? — дружелюбно поинтересовался водитель.
Я огляделась по сторонам: мы двигались по оживленной улице с магазинами и кафе и удалились уже на достаточное расстояние от дома Алекса.
— Остановите здесь, — попросила я.
— Уверена? А то давай до дома подкину, — с готовностью предложил он.
Я категорично покачала головой. Меньше всего мне сейчас хотелось возвращаться в бункер. Уж лучше поброжу по улицам, где до меня никому нет никакого дела.
Выходя из машины, я обернулась. Впервые за долгие годы мне захотелось поблагодарить водителя, который мне помог:
— Спасибо.
Тот тепло улыбнулся:
— Счастливо, дочка.
Я резко развернулась и шагнула на тротуар. Счастливо — это уже точно не про меня. Счастливо живут принцы и принцессы в сказках. А я навеки обречена на одиночество — мучительное и тягостное. Сказок про вампиров, которые живут долго и счастливо со своими любимыми, еще не придумали и не придумают никогда. Если вдруг вампир по своей глупости и угодит в сказку, то только для того, чтобы в финале героический принц вогнал ему в сердце осиновый кол и спас свою принцессу.
В ту минуту я приняла решение. Вообще-то оно пришло мне в голову, когда я как преступница бежала из квартиры Алекса. Но теперь у меня не осталось никаких сомнений. Моя жизнь закончилась с укусом вечности, моя душа умерла, когда я узнала о предательстве Алексея, мое сердце разбилось вдребезги, когда я покинула квартиру Алекса. От меня осталась лишь пустая, никому не нужная оболочка, с которой я расстанусь без сожалений. Глупо надеяться, что брак с Ричардом подарит мне покой. Есть более надежный выход.
Вся наша жизнь — череда решений, каждое из которых плетет узор судьбы. Если бы только знать заранее, какое из них приведет к счастью, а какое — к краху! Я проиграла свою партию по всем ходам. Выбрала не того супруга, поторопилась с превращением — а ведь у меня был выбор. Я бы могла остаться человеком — семье хватило бы и моего брата в качестве продолжателя вампирской династии. Но я испугалась одиночества и ответственности за свою жизнь. Пришлось бы снова искать свое место в жизни, выбирать мужа, создавать семью — тогда мне казалось, что на это не хватит сил. Я выбрала превращение и за сто лет так и не повзрослела, осталась все той же робкой, инфантильной Лизой. Пора взрослеть, пора принять смелое решение. Я чувствую в себе силы.
Самое темное время — перед рассветом. Эту поговорку придумали люди, для меня же ночь всегда была радужной, полной ярких оттенков и светотени. Изумрудная листва, белизна спящих цветов, синева реки, глубокий фиолетовый сумрак, ослепительная желтизна огней — для людей они скрыты вуалью сумрака, все цвета ночи открываются только вампирам. Но сегодня я как будто ослепла. Ночь, словно предвидя мое решение и негодуя из-за него, мстила мне непроглядной темнотой, которую прожигали лишь мутные глаза фонарей да яркие вспышки редких ночных машин.
Я брела по улицам, потеряв счет времени, ничего не замечая вокруг. Мне было все равно, куда идти. Моя дорога закончится с рассветом, и неважно, где я окажусь в тот миг. Холод пробирал до костей, я зябко куталась в пальто и торопила рассвет. Я хотела впервые за сотню лет подставить лицо солнцу и успеть на секунду согреться, прежде чем сгореть дотла. Наверное, Константин Гагарин в свою последнюю ночь думал о том же.
Проехавшая машина ослепила меня светом фар, из приоткрытого окна, заглушая громкую музыку, донесся веселый смех.
— Эй, красавица, подвезти?
Я молча шарахнулась в тень. Я чужая на этом празднике жизни. Обреченному вампиру не место среди веселящихся людей.
Хотела позвонить родителям, чтобы они меня не ждали, но вспомнила, что осталась без телефона. Что ж, возможно, так даже милосерднее… Мой пепел развеет ветер, а в душе у Лидии и папы еще будет теплиться надежда на мое возвращение.
Я чувствовала себя как никогда одинокой — отрезанная от Алекса, оторванная от семьи, преданная погибшим мужем и узнавшая об этом только сотню лет спустя. И в тот момент, когда отчаяние в моей душе достигло размеров бездонной, космической бездны, я вдруг услышала пение птиц — переливчатое, сладкозвучное, жизнеутверждающее, какого не слышала с тех пор, как стала вампиром.
Я с удивлением огляделась. Я шла по тенистой аллее, и сиреневые сумерки таяли на глазах, с каждым шагом приближая меня к рассвету. Начинался новый день, и птицы встречали его песнями, стараясь перещеголять друг друга в мелодичности и звонкости.
На миг я остановилась, впервые осознав все необратимые последствия своего решения. Сколько раз за последние сто лет мы с рассветом играли в бег наперегонки! Всегда он догонял, жарко дышал в затылок, а я убегала и в последний миг успевала скрыться в спасительной темноте подземелья или подвала. И вот теперь я не собиралась убегать. Настало время встретиться с ним лицом к лицу, испить до дна его обжигающий поцелуй, слиться с ним воедино, чтобы на долю секунды вновь почувствовать себя живой. Ради этого можно и умереть. Я прибавила шагу, торопя нашу встречу. Уж если птицы так поют в сентябре, как же красиво они должны петь летом! Я уже забыла, как это бывает, и жаль, что уже никогда этого не услышу. Меня ждут забвение и покой.
Шаг, другой, десять, двенадцать… Я остановилась у границы тени, которую создавала аллея, и света, который набирал силы в небе. Когда-то я согласилась на укус вечности и выбрала вечную ночь. Теперь я хотела поцелуя солнца. Тринадцатый шаг — самый важный за всю мою жизнь. Я решительно пересекла невидимую грань ночи и дня и направилась к смотровой площадке. Ранним утром в будний день здесь не было ни души. Сама судьба благоволит моему решению. Мне бы не хотелось, чтобы у моего обжигающего поцелуя с солнцем были свидетели.
Приблизившись к ограждению, я обвела жадным взглядом пробуждающуюся Москву. В последний раз я видела город при свете дня еще до революции и теперь торопилась налюбоваться его утренней красой: нежным румянцем зари, прозрачной чистотой воздуха, еще не отравленного выхлопными газами тысяч автомобилей, яркими мазками осенней листвы, словно наполненной светом изнутри, сверкающими на солнце куполами — за век во мраке я и забыла, что Москву называют златоглавой. Жизнерадостную красоту дня не сравнить с мрачным торжеством ночи, что бы там ни говорили вампиры.
