Танит Ли - Любовь из металла
— Как Сильвер, — сказала я. — Как это делает он.
— Верлис, Лорен, — поправила моя мать брезгливо, на долю секунды напомнив Деметру.
Когда я проснулась, моего любовника рядом не было, а на подушке лежало серебряное колечко с бирюзовым камнем. Думаю, оно просуществует двадцать четыре часа, или около того. Так он пообещал в прошлый раз.
Верен ли мой сон? Моя мать на плите в морге — но живая — говорит, что я могу одурачить власти прямо как Верлис и другие.
Или это снова мой собственный мозг перерабатывает информацию?
Я вспоминаю, как раньше притворялась невидимой для апокалитов после того, как сбежала от них. Могло ли это активировать блок, который ослепил всех остальных… фантазия напуганного двенадцатилетнего ребенка? И еще я думаю, как, начиная писать свою книгу, я тщательно переименовывала «Дэнни», чтобы защитить его и его нелегальные клининговые команды. Но с момента, как мне стукнуло пятнадцать, МЕТА смогла сообщать Сенату. Могла ли я каким-то образом… пустить пыль в глаза и тут?
Запуск произойдет примерно через час. До первых фонарей. Верлис вернется. Он просто отлаживал работу здешних механизмов. Мы будем вместе, мы услышим рев за две мили, ужасный, будто драконы где-то под горой.
Я надела кольцо на палец и записала все это. Кольцо кажется плотным. Камень такой голубой.
Мы можем умереть… или «умереть» (его вид смерти… мой… какой могла бы быть моя?). Не сейчас, но скоро, скажем, где-то на поверхности горы. Или позже, где-то. Я писала, разве нет, что не верила, что мы сможем оставаться в живых долго? Потому что часть меня настолько уверена в смертности. Как иначе? Как это может быть осуществимо?
И еще я говорила, что ненавидела его.
Я ненавидела его. Но то, как я ненавидела Верлиса, следует называть словом «олюбимый». Да и что еще можно испытывать к богам, если не оба этих чувства? А иногда любовь… обжигает. Она причиняет боль, даже когда ты обладаешь ею. Она счищает чешую с твоих глаз, заставляет видеть слишком много. Никогда не отпускает.
Я видела, как он прощался и обнимал Би Си и Глаю. Они — все трое — слились воедино. Будто изогнутая колонна серебра и гагата. Затем они снова разделились. Снова стали тремя индивидуумами. Одинокими. Это тоже любовь. Любовь, которая обжигает. Он и я — что станет с нами? Если мы выживем.
Глава 6
Сначала я увидела тебя,
(Любовь — что листва)
Затем я полюбила тебя,
(Она облетает всегда)
Листья, когда опадают,
Впускают к нам стужу,
Лето — это странник,
Скрытый твоей кожей.
Мы наблюдали со склона горы.
— 1 —
Послышалось жужжание, затем будто раскат грома, скала завибрировала. Небо все еще было темным, и тут полыхнула алая вспышка и стала набирать высоту, достигая стратосферы и оставляя за собой белую ленту.
Когда гром затих, отовсюду раздалось пение птиц в ветвях студеных сосен, но вскоре их поспешная музыка запнулась. Однако небо на востоке становилось серым. Им не пришлось бы ждать долго, чтобы продолжить свою песню.
— Не слишком ли просто? — спросила я вслух.
Да, — ответил он. Ответ прозвучал в моей голове. Не совсем голос, и все же это Верлис, не ошибешься. И я подумала, что, возможно, эта телепатия всегда была частью наших бесед, даже если я никогда не замечала ее.
Нас обступали вековые сосны. Но даже когда птичий гомон затих, пыхтение робокоптеров колебало воздух и становилось все ближе и ближе, над нами хрустнула ветка. Тонкие лучи света шарили среди деревьев. Целый батальон фроптеров, вероятно, уже распознал, что за вершинами гор что-то произошло, и теперь они поднимались в воздух, как рой разъяренных пчел.
Я стояла рядом и ждала. Он сказал мне, что в глубине леса нас не заметят, и я верила ему.
Нисходящие потоки воздуха обсыпали нас сосновыми иголками, когда тяжелые самолеты пронеслись через лес. Потом они исчезли. Огромные, омерзительные насекомые, оснащенные жалами «воздух-земля», роились над вершинами, рыская своими автоматическими глазами.
То, что они искали, находилось уже далеко, в безопасности.
— Теперь нам надо уходить, — сказал он мне. Голос или симпатическая связь — теперь, на данный момент, все становилось едино.
За час до того он показал предел возможностей, данных ему и его виду, и продемонстрировал их там, в апартаментах внизу. И когда я вскрикнула в ужасе, он немедленно вернулся ко мне.
Лишь боги, ненавидимые и обожаемые, обладают такой силой, пускай и получают ее благодаря научной проницательности таких пресмыкающихся, как Джейсон и Медея.
Сейчас, на заснеженной горе, он снова спросил у меня:
— Ты готова?
— Да.
Я услышала своим мозгом, как он улыбается:
— Не говори, что, наконец, начала мне доверять.
— Ни за что.
Это похоже на разбивающееся от незримой силы стекло.
Вот он стоит передо мной в своих мрачных одеждах, его длинные волосы пламенеют в темноте, его кожа из лунного металла; той луны, куда отправились все остальные. И вдруг — стекло разлетается. Он весь состоит из фрагментов, осколки кровавого и серебряного цветов разбрызгиваются в дымке-тени. (Разбит на маленькие звездочки…) И вот его нет.
Изменение формы было лишь началом. Теперь они способны на такое. Их атомы отделяются друг от друга и кружатся сами по себе — и они просто растворяются в воздухе. Никакое иное создание на земле не способно на такое. Лишь фокусники в старых сказках проделывали такой трюк, да двенадцатилетние дети, притворяющиеся невидимыми, чтобы их не смогли найти.
Бог знает, для каких грязных военных или подрывных целей была разработана эта технология. Но, как однажды с огнем, в этом даре людям теперь было отказано.
Невидимый, Верлис окутывает меня. Я укрыта пеленой, одета, скрыта куполом энергии, состоящей из вращающихся молекул моего нечеловеческого любимого. Так что покров защитной невидимости теперь и мой, прямо как ракета в космосе будет укрыта невидимыми блестками оцепления Глаи, Ши, Ко и Джи, Би Си, Китти и Айс. Зачарованный этим колдовством, шаттл тоже будет путешествовать незаметно.
С чего бы вам принимать на веру все, что я рассказываю? Это безумие. Правда.
Но как иначе, среди водоворота громыхающих фроптеров, мимо механизированных патрулей с их бухающими двигателями и кричащими вооруженными людьми, мы с ним смогли бы спуститься с горы?
Его энергия, когда он расщеплен на молекулы, остается ощутимой. Я чувствовала ее на своей коже: слабейшее теплое давление, покалывающее в морозном предрассветном воздухе. Она оберегала меня от холода. Она не позволяла мне оступиться и берегла от опасности. И я шла вперед. И там, где проходили орущие и суетливые члены поисковых групп, они миновали меня так близко, что я могла чувствовать запах сигарин или жидкости для полоскания рта, источаемый их дыханием. Однажды, мимо меня так быстро прошел человек, что, до того, как я успела увернуться, он задел меня локтем на бегу. Но даже не запнулся. Для него меня там не было. А дальше по склону, где шум уже смолк, беспокойный олень на небольшой опушке у замерзшей реки поднял голову; деревья там обросли сосульками. Олень посмотрел но так и не увидел нас. Мы медленно лавировали сквозь них, мимо отблескивающих серебром глаз, и если они чувствовали легкое прикосновение чего-то, их это не беспокоило. Возможно, мы ощущались как более легкий и теплый снег.
