Необручница: На острове любви (СИ) - Эфф Юлия
После обеда госпожа не в пример рано приказала мне готовить купальню, так как на своей коже ощущала налипшую пыльцу. Примерно два часа ушло на купание и массаж маслами, который делался раз в три дня. После этих процедур госпожа чувствовала себя великолепно, зато я — сконфуженно. Невозможно было привыкнуть к красоте тела сирры Амельдины.
Когда она сидела обнажённая в лохани, и по её пышным, сохраняющим чёткую форму полушарий, стекала вода, задерживаясь на тёмных сосках, я от них глаз не могла отвести, всё любовалась. Госпожа это заметила и стала превращать купание в сладостную пытку, заставляя меня мыть её без вихотки, руками. При всём том на её лице не отражалось ничего, кроме расслабленности. Это я начинала пыхтеть и краснеть, а госпожа мило улыбалась на мои потуги.
В тот день она настолько устала, работая в саду, и попросила меня вымыть её полностью. Затем, укрывшись простынёй, полежала немного, пока я готовила травяной отвар и лёгкий перекус перед ужином.
В тот день мои испытания только набирали обороты. Госпожа заставила меня присоединиться к ней, собственноручно накормила двумя тартинками. Потом игриво попросила ответить ей взаимной услугой. Повинуясь, я взяла любимый вид тартинок с творожным протёртым сыром и зеленью, поднесла ко рту госпожи, и она, медленно откусывая от неё хрустящие кусочки, сжевала хлебец, глядя на меня смеющимися глазами. А оставшийся в моих пальцах уголок захватила ртом, вместе с моими пальцами, и задержала. О! Этот многозначительный взгляд!
Поселившийся в низу моего живота комочек сочился неясными чувствами, смесью стеснения, счастья и нежности.
— Я тебя сегодня довольно смущала, Ана, — прожевав, безобидно посмеялась госпожа. — Прости за это. Мне последнее время снятся такие хорошие сны, я верю, что скоро случится нечто прекрасное, долгожданное…
Намёк на беременность я поняла и порадовалась за госпожу, простив ей шалость. Счастливый человек ластится ко всем, кому доверяет. Оттого я не обиделась и решительно собралась выбросить из головы приставания. Если магия бурлила в госпоже, то её романтичность имела оправдания.
После мне дали отдохнуть пару часов, которые я потратила на уборку собственной комнаты, чтобы хоть как-то выбить из головы лезущие в неё картинки с госпожой, купающейся и берущей мои пальцы в свой рот. Почуяв запах пота, я сходила в купальню для слуг и позже явилась к бодрой и готовой на подвиги хозяйке.
Она вспомнила про то, что в кабинете сира Бриса давно не протирали его коллекцию, и та, должно быть, запылилась. Желая сделать приятное мужу, сира Амельдина попросила меня принести тряпки, воду, щётку для смахивания пыли, и мы отправились в кабинет.
Коллекция представляла собой скульптуры, выполненные из разных материалов — от хрусталя до золота. Она и в самом деле запылилась немного, а для хозяина, к которому могли прийти гости, это было бы равносильно позору. Поэтому мы взялись за уборку.
Сирра Амельдина, кажется, находилась в некоем особом состоянии возбуждения, нагнав его за мой счёт, как я подозревала. Она то бралась протирать чистые книжные шкафы, то уходила на террасу посмотреть, не едет ли супруг… Я невольно улыбалась: вела она себя подобно ребёнку, ожидающему подарка. Набегавшись и устав от этого, она успокоилась, устало села в кресло, рассказывая об одном счастливом дне из прошлого. Я же протирала фигурки, оставив напоследок самую большую, как просила госпожа.
Это был подарок от Его величества, самый дорогой экспонат в коллекции. Сложная композиция, символизирующая стены пещеры, а между ними прожилки из разных металлов. Очень красивая скульптура размером с небольшую коробку и с ощутимым весом.
— Ты закончила, Ана? — вдруг прервала болтовню госпожа, потягиваясь. — Последняя? Хорошо, давай заканчивай…
Она уже забыла, что планировала протереть её сама и поэтому велела мне не трогать эту красоту. Выставка экспонатов находилась на уровне глаз, поэтому я поочерёдно снимала каждую фигурку и протирала её, поставив на рабочий стол. Заканчивать так заканчивать. Я потянулась за сувениром от Его величества, достаточно устойчиво взяла стекло в руки… И вдруг оно выскользнуло у меня из пальцев, упало на мягкий ковёр и разлетелось вдребезги… Госпожа окаменела на секунду, а потом ахнула, усиливая моё желание провалиться сквозь землю от страха:
— Что ты наделала, Ана?!
Трясущимися руками я начала собирать такую хрупкую композицию, которая ранее показалась мне относительно прочной. Слёзы страха, сожаления и стыда градом покатились по моим щекам. Госпожа взялась меня утешать и помогать собирать осколки. Я порезалась одним из них, но даже не заметила кровь, будучи напуганной последствиями.
— Я принесу тряпку, и мы унесём всё это в мастерскую. Не плачь, Ана, её починят…
Как могли починить то, что распалось на сотню кусков? Я знала, что добрая госпожа меня утешает. Она, попросив ещё раз меня успокоиться, вышла из кабинета и быстро вернулась встревоженная:
— Ана! Брис приехал раньше, чем обещал!
Состояние моё грозило скатиться в обморок, но госпожа ещё раз выглянула за дверь, прислушалась и потащила меня к шкафу, стоящему рядом с рабочим столом хозяина.
Шкаф был разделён на две секции. В широкой на полках хранились документы по работе и справочники, которыми сир Брис пользовался чаще прочих. В узкой висел бархатный тёплый шлафрок, который хозяин надевал, если приходилось работать ночью, и он начинал мёрзнуть в этом огромном кабинете.
— Полезай в шкаф, Ана, и ничего не бойся! Я отвлеку мужа, а когда мы уйдём, ты потихоньку вернёшься в свою комнату. И не выходи из неё, поняла? Ты себя сегодня плохо чувствовала, а я разрешила тебе отдохнуть. Ты поняла, Ана? И молчи, ради Основателей, ни звука!
Про звук можно было меня и не просить, если только госпожа не имела в виду мои рыдания. Она успела меня впихнуть в узкий шкафчик — я уткнулась носом в шлафрок хозяина и затаила дыхание в тот момент, когда он сам, собственной персоной, появился в кабинете.
— Вот ты где спряталась от меня, любимая! — игриво он поприветствовал супругу, без слов обвившую ему шею руками.
Рассыпанные на ковре осколки он заметил в следующую минуту, но сирра Амельдина не дала ему шанса на возмущение, затараторила, покрывая мою неуклюжесть своей. Призналась, что в ожидании мужа решила смахнуть пыль с подарков и разбила самый ценный.
Сир Брис не знал, что и сказать. Он поднял один из кусков, посмотрел на свет, и его протяжный вздох подтвердил мои опасения: скульптура восстановлению не подлежала. Но расстраивался он недолго. Госпожа повисла у него на шее с обещанием отработать свою неловкость. Господин соображал.
— Пойдём, Брис! — она потянула его к двери за руку. Но хозяин остановил её.
— Подарок от Его величества был очень ценный, Амели… — неожиданно его тон заговорщически понизился, — и расплачиваться будешь там, где совершила преступление.
Повисла пауза, заполненная звуками поцелуев. В дверце были щели на уровне глаз, и пока я не видела Эдрихамов, стоящих вне поля моего зрения. Но я боялась, что если они задержатся в кабинете, то сир Брис почувствует моё присутствие. С его-то поисковой магией видеть сквозь стены — почувствовать меня, завернувшуюся в его шлафрок!
И всё же он не ушёл. Подхватил госпожу и усадил её на стол, задирая на ней юбку. Сирра оттолкнула его, смеясь, потянулась к поясу на его брюках и развернула мужа к столу.
До этого я лишь на мгновения становилась свидетелем их занятий любовью, но теперь мне предстояло увидеть всё от начала до конца, если только госпоже не получится соблазнить мужа кроватью. Однако, похоже, нестандартная ситуация настолько его завела, что он даже в мою сторону не смотрел.
Шлафрок пах им, сиром Брисом. Его парфюмом и остаточным ароматом мятных трав, которыми он иногда набивал свою трубку и баловался дымом, чтобы очистить лёгкие от пыльной шахты. Почему я вдруг так остро почувствовала все эти запахи, и почему они так взволновали меня? Виной был день, полный соблазнов, или сопровождаемая шумным дыханием сцена в двух метрах от меня?
