Особенности преддипломной практики (СИ) - Азарцева Анна

— Наговариваете вы на нашу семью. Грех это! — простонала я, мигом представив тарелку с живыми шевелящимися шупальцами, слегка светящихся болотно-зеленоватым цветом. Морские гады они такие... гады.

Мэльст мигом повернулся ко мне. Бледное добела лицо со сведенными бровями, полу-безумные темные глаза, тонкий рот с бескровными губами. Я бы шарахнулась от этого монстра, но мне было слишком больно даже дышать.

Валосирель сбросил Йонаса на пол и повел над ним двумя пальцами, запечатывая парня в лиловый магический кокон. Тот схватился за пострадавшее горло и с силой вдыхал в себя воздух, слегка постанывая от боли. Его тощая грудь ходила ходуном, а глаза с ужасом следили за своим мучителем. Он попытался отползти в сторону, но кокон тут же среагировал, вспыхнув яркой молнией. Йонас по новой взвизгнул и тихо заскулил.

Ильфариец метнулся ко мне и уселся на край моей кровати. Протянул руку и осторожно, словно не веря самому себе, дотронулся до моей щеки, вытирая слезы. В его глазах плескалась невыразимая буря чувств, из которой я не смогла вычленить что-то определенное. Радость, сожаление, любовь, страдание, даже ненависть. Но ни во взгляде, ни в словах, обращенных ко мне, не было ни грана той злобной жестокости, которую Валосирель проявил к Йонасу.

— Очнулась? Наконец-то! — он бережно погладил меня по голове и от его прохладной ладони растекалось легкое успокоение и обезболивание, — Молодец, девочка моя! Умница! Значит, все будет хорошо! Значит, выживешь!

Валосирель заботливо, словно драгоценную вазу, приподнял меня за плечи в попытке объятия, но стоило мне поморщиться от боли, как он тут же уложил меня обратно на подушку:

— Ничего, моя ириль, ничего. Все пройдет! Пройдет! Не волнуйся!

— Я...

— Сейчас надо выпить вот это лекарство! — он взял с прикроватного столика какую-то бутылочку из темного стекла. Налил на ложку немного вязкой синей жидкости и поднес к моим губам. Мне даже говорить было больно, где уж тут возмущаться тем, что насильно поят каким-то ... Хм, а вкусненьким таким, сладеньким...Резко захотелось спать... Глаза закрылись в один миг и я снова ушла в темноту.

— Спи, ириль! — прохладная ладонь погладила меня по голове и коснулась губ, вытирая капельку лекарства, — Спи! Я буду рядом!

И снова темнота. Густая, плотная, как будто мне на глаза наложили тугую черную повязку. Даже при зашторенном окне полоска света от уличного фонаря всегда падала на пол, тускло очерчивая контуры мебели в спальне. А сейчас не видно ничего — ни столика у кровати, ни лампы на нем, ни проёма двери.

Это просто ночь такая темная или... я ослепла?

Паника затопила сознание и я испуганно заметалась в постели, когда раздался успокаивающий тихий голос:

— Тихо, ириль, тихо. Все хорошо.

— Я ничего не вижу! — чуть не сорвалась в истерику, — Я ослепла?!

— Нет, — в его голосе послышалась легкая насмешка над глупой арлитской студенткой, — Я просто выключил свет, чтобы ты поспала. Сейчас включу.

Я прикрыла лицо ладонью и тут же яркий свет от настолько лампы полоснул по глазам сквозь пальцы.

— Как ты себя чувствуешь? — Мэльст вернулся к кровати и уселся рядом на край.

Я искоса следила за ним, с неприязнью вспоминая о том, как он усыпил меня в прошлый раз.

Прислушалась к себе. В целом, состояние было на удивление сносным. Да, живот все еще крутило и резало так, словно в нем стиральная машинка топор полоскала, но уже в разы слабее. Это даже можно было терпеть. Футболисты играть моей головой прекратили, правда, во рту пересохло и был такой привкус, как будто я сьела дохлую крысу недельной “свежести”. Мэльст предусмотрительно подал мне кружку с прохладной водой, отчего я на пару минут была готова забыть про мерзкое предложение стать любовницей.

— Не пей! — остановил он, — Просто смочи губы.

— Но...

— Пока нельзя! — резкий окрик заставил подчиниться. Я сделала, как он велел, и вернула кружку, провожая ее жалобным взглядом.

— Я уже окончательно умираю или это предварительные мучения? Если второе — то прибейте меня поскорее!

— Нет, ириль, — в голосе моего спасителя/мучителя послышалась улыбка, — Умереть я тебе точно не позволю. Ты жива и жить будешь еще очень долго.

— Вот так жить? — уточнила я на всякий случай.

— Боль пройдет. Это просто временный результат от антидота, — и чуть помолчав, добавил с усмешкой, — Можешь сказать «спасибо» за спасение твоей жизни во второй раз.

— Благодарю, ваша светлость! — признательность все-таки победила сарказм. Как ни крути, но жизнь он мне и правда спас. Я склонила голову и, как оказалось, очень вовремя. Желудок решил, что сейчас — то самое время, когда нужно избавиться от остатков яда в организме. Меня вырвало какой-то желтоватой дрянью на пол. Мельст тут же подставил красивый тазик с голубыми цветочками. Мой новый тазик, который был куплен на смену героически погибшего от рук Йонаса в микроволновке. Да что ж мне так с тазиками то не везет?

Начались желудочные спазмы. Во рту появился противный привкус чего-то горького и соленого одновременно. Руки мелко задрожали, из глаз полились слезы. Снова вырвало и я опять склонилась над многострадальным тазиком. Его мерзейшество заботливо придерживал мои волосы, чтобы не испачкались, и гладил успокаивающе по спине.

Я, не глядя, протянула руку, и он, мгновенно поняв, что нужно, вложил в мои пальцы кружку. Свежая вода немного прибила гадостный вкус во рту, но глотать ее я не стала и выплюнула в таз. Прополоскала рот еще пару раз и отдала кружку обратно.

Выдохнула, снова прислушиваясь к себе. Вроде все выложила… Всё? А нет, сейчас еще немного…

Когда наконец в третий раз я поняла, что это уже все окончательно, откинулась на подушку. Мэльст подал мне влажное полотенце и я прижала его ко рту.

— Попить бы, — я бессильно упала обратно на подушку.

— Пока нельзя, ириль, — Мэльст задвинул ногой тазик под кровать, — Яда еще очень много в твоем организме, он будет постепенно выходить, но пить тебе пока нельзя. Вода лишь больше его растворит и тошнить тебя будет гораздо дольше.

А позывы ко рвоте все еще продолжались. Я замотала лицо полотенцем на манер маски и от его влажной прохлады стало полегче.

— Уговорили, местр, так и быть — потерплю. Чем меня отравили?

Мэльст как-то странно на меня посмотрел:

— Измельченные ягоды шаламиры.

Настала моя очередь удивляться.

— Ягоды шаламиры? Разве это не луматийский древесный легкий наркотик? Типа марихуаны?

— Кора — да, а вот ягоды — сильнейший яд. Причем, опасен только для магов, — он многозначительно посмотрел на меня, — И я даже знаю, где эти ягоды взяли.

Очень многозначительно.

Не поняла, меня только что обвинили в наркобизнесе? В жизни не связывалась с сомнительными препаратами, даже сигареты никогда не курила, так что нечего так загадочно смотреть!

— Откуда у меня может взяться шаламира? — влажное полотенце оказалось очень кстати. Позывов стало гораздо меньше, а вот морально я чувствовала себя паршивенько.

В ответ Мэльст подхватил со стола маленький бумажный пакетик. Один из тех, в который мне упаковывали покупки в аптеке, когда последний раз приезжала домой на Арлиту. Внутрь даже был вложен чек.

— Но..., — я протянула заметно дрожавшую руку и их мерзейшество с готовностью вложил в трясущиеся пальцы короткую бумажку. — Я брала цветки зверобоя. Покупала их для старика Партанса, у него подагра.

Мэльст в ответ высыпал себе на ладонь мелкие белые зернышки, от которых исходил слабый сладковатый запах. Они были похожи на сердечки с тонкой поперечной прожилкой. И ничем не напоминали высушенные мелкие желтые цветочки обычного зверобоя.

— В чеке указано, что оплачены зерна мальтины, — он постучал пальцем по бумажке в моих руках.

Я уткнулась носом в чек и несколько раз его перечитала. И правда, никакого зверобоя там не упоминалось, зато пакетик мальтины стоял вторым в списке покупок. Сверила дату и время — да, день моего выходного. Утром забежала в аптеку, закупилась лекарствами, а вечером, поцеловав родных на прощание, порталом переместилась в Шайнвилль. Чек, получается, не поддельный.