Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

Ведьмы уже ушли. Они покинули нас между двумя бурями, воспользовавшись очень коротким перемирием, которое послужило нам для спокойных тренировок.

Мы не могли остановиться. Иногда тренируемся внутри, в просторных боевых залах Эгеона; но в худшие часы дня, самые холодные и когда буря бьет сильнее всего, мы выходим на построение. Тренируемся в заснеженных лесах Илуна, а также на его пляжах с черным песком, укрытым белым покрывалом. Терпим морской шквал, режущий губы и щеки, и дождь, превращающий землю в лесу в грязь и пропитывающий нашу одежду и кости, заставляя нас болеть.

Передышки нет. Мы должны быть готовы; но мы не должны выдохнуться. Поэтому, вернувшись сегодня с построения на пляже, я даю своим солдатам остаток дня свободным.

Знаю, что другие капитаны тоже сурово тренируют свои войска, потому что так просила Нирида; но никто, кроме нас, лидеров, находящихся в этом дворце, не знает, что война неизбежна.

Покидая пляж сегодня, я вижу флот, борющийся с волнами. Огромные цепи, охраняющие бухту, выходящую к городу, опущены, чтобы пропустить их, и я знаю, что это Эльба.

Поэтому, прежде чем переодеться, я поднимаюсь на стены сторожевой башни, где встречаю и Нириду, которой пришла в голову та же идея. Дозорные короля стоят на передовой, а она наблюдает за всем с почтительного расстояния, скрестив руки на груди и сосредоточенным выражением лица.

— Он прибыл, — объявляет она. — И сделал это в худший момент.

Зрелище внушительное. Десятки кораблей пробиваются сквозь туман и шторм, сопротивляясь постоянному натиску морской ярости. Будь это вражеские суда, армия Эгеона расправилась бы с ними мгновенно. Они стали бы легкой мишенью для многочисленных крепостей, усеивающих побережье и скалы, и превратились бы в дрейфующие щепки, изрешеченные пушечными ядрами. Однако сегодня эти корабли мирно вошли бы в порт, если бы не буря.

— Их не слишком много? — спрашивает вдруг голос, который снится мне с тех пор, как я заставил себя перестать его слушать.

Одетт укрылась от шторма у каменной стены. Её рыжие волосы — мазок огня на белом плаще, укрывающем её плечи и платье. У неё красный нос, как и щеки. Должно быть, они здесь давно.

Рядом с ней Эмбер, Арлан и Ева защищаются от шторма как могут, напряженно наблюдая, как корабли сражаются с яростной бурей.

— Их больше, чем он говорил, — задумчиво подтверждает Нирида. — Должно быть, он очень хочет выиграть эту войну, раз стал достаточно неосторожен, чтобы оставить Сулеги без защиты, — замечает Ева. — Там есть и наши войска, — отвечает Нирида. — Эльба никогда не будет неосторожным или безрассудным. Он лишь проявляет решимость.

— И всё же, — замечает Эмбер, — часть флота может не добраться до берега.

Он прав. Некоторые суда опасно сносит к скалам и льдам, несмотря на усилия моряков. Они борются с течением и штормом под ливнем из снега и ледяной воды.

Нирида поворачивается к Еве и Одетт, но ей не приходится ничего говорить; последняя делает шаг вперед, затем еще один, пока не достигает зубцов стены, и дозорные расступаются, давая ей место.

Одетт поднимает руки к небу и буре, и мгновение спустя что-то меняется в атмосфере. Я не могу сказать, что именно трансформируется первым, ведь все элементы, составляющие эту ужасную картину, смягчаются одновременно: снег и дождь теряют силу, ветер превращается в бриз, волны начинают утихать, а серые тучи над кораблями становятся белыми и пушистыми.

Когда она опускает руки, одно колено слегка подгибается, но она выпрямляется, словно просто оступилась. Я знаю, что это не так, по тому, как на неё смотрит Ева.

— Защитить корабли от волн было бы достаточно, — говорит она ей хмуро. — Мы должны испытать наши силы, — отвечает та.

Ева вскидывает бровь, но затем смотрит на горизонт, на корабли, которые теперь приближаются, и никому из них не придется рисковать потерей экипажа. Ветер снова начинает дуть, неся с собой холодные снежинки, бьющие ей в лицо.

— Я пойду их встречать, — объявляет Арлан, поправляя меховой воротник плаща. — Я с тобой, — вызывается Эмбер.

Одетт вдруг поворачивается к ним. — Я тоже пойду.

Арлан удивляется, но не возражает. Они направляются к лестнице, когда Ева хватает Одетт за запястье. — Ты слишком устала, — предупреждает она тихо.

Арлан останавливается там, где уже не может их слышать, и ждет. — Я могу встретить Эльбу, — недоумевает она. — Можешь, но, возможно, сегодня ты больше не сможешь творить магию, а если что-то случится, ведь Лира тоже должна быть там, встречая Эльбу…

Одетт вздыхает. Оборачивается к Арлану. — Ждите внизу! — просит она. — Мне нужно найти твою сестру.

Одна из двоих должна быть готова к бою, понимаю я. Если что-то случится, а Ева должна поддерживать роль Лиры, и Одетт будет слишком уставшей, это может быть опасно.

— Сегодня вечером Лирой буду я, — выносит вердикт Одетт, когда Арлан уже уходит. Ева кивает, соглашаясь.

Она должна пройти мимо меня, чтобы последовать за ним, и старается не смотреть в мою сторону. Однако я чувствую, как вздымается её грудь при вдохе, замечаю, как напрягается спина, и вижу мягкое движение горла, когда она сглатывает. Она ничего не говорит. Я тоже.

Эгеон быстро организует вечер. Дворец наполняется слугами, бегающими туда-сюда со столами, стульями и скатертями, поварами, кричащими из кухонь, и дамами и кавалерами двора, спешащими подготовить свои лучшие и самые впечатляющие наряды, чтобы встретить гостей из Сулеги.

Прежде чем идти в пиршественный зал, я ищу Нириду в её покоях. Однако внутри нахожу не её.

Одетт медленно отстраняется от спинки кресла, на которую опиралась бедром, открывает рот и снова закрывает его, не проронив ни слова. Она тоже удивлена, увидев меня здесь.

Я замираю у двери, потерявшись в зеленых линиях платья, облегающего её бедра, талию и грудь. Ткань ложится складками, обтягивая её как вторая кожа там, где нужно. Глубокое и щедрое декольте открывает вид на кожу, на которой выделяются нежные веснушки и пустота, которую раньше занимал эгузкилоре.

Я краснею, осознав, как смотрю на неё, и нервничаю еще больше, когда возвращаюсь к её зеленым глазам и понимаю, что она смотрела на меня точно так же. Мы не должны этого делать.

— Извини, — говорю я, — я думал, Нирида здесь.

Одетт поднимает руку и указывает на закрытую дверь спальни. Рукав её платья ниспадает каскадом полупрозрачной блестящей ткани. — Она там, с Евой, пытается её в чем-то убедить. — Удачи ей. — Я улыбаюсь, хотя мне совсем этого не хочется.

Одетт тоже улыбается без особого энтузиазма. Мы оба замолкаем, чувствуя неловкость.

— Ты красивый, — говорит она с неуверенной гримасой. На мне не доспехи воина, а одежда дворянина: черная рубашка, кожаный жилет с вышитым волком, узкие брюки и высокие сапоги для верховой езды. Одетт воздерживается от того, чтобы снова посмотреть на меня, произнося это. Ей и не нужно.

— А ты прекрасна, — отвечаю я. Я тоже больше на неё не смотрю.

Снова повисает тишина, пустота, которую я жажду заполнить не словами, а действиями. Может быть, шагом вперед, робкой лаской, нежным поцелуем. Я резко отвожу глаза. Именно поэтому я заставил себя перестать встречаться с ней, но что-то в глубине моей груди тянется к её присутствию, к её голосу. Тугая, острая и жгучая нить, удерживающая меня привязанным к Одетт. Интересно, чувствует ли она то же самое. Интересно, это из-за связи или это нечто иное.

— Я наблюдала за тренировками твоих людей, — говорит она. Метель скребет снежными пальцами по стеклу окон. — Кажется, им тяжело, но они выглядят готовыми. — Они будут готовы, — отвечаю я. — Я тоже видел твои тренировки с ведьмами.

Я гадаю, как продолжить эту фразу: «не похоже, что ты держишь это под контролем», «я боюсь, что ты можешь потерять себя, спасая нас», «я не хочу, чтобы ты жертвовала собой»… «Будь осторожна, пожалуйста».

— И что? — спрашивает она. Она старается не подавать виду, но хочет услышать мой ответ.