Страж (ЛП) - Андрижески Дж. С.

Он был в грёбаной коробке под землёй.

Торек взял то, что он ему сказал, и использовал это против него.

Он использовал это, чтобы пытать его…

— Нет, брат, — успокаивал голос. — Нет, всё в порядке. Ты в безопасности…

«Это не сработает, — сказал женский голос. — Gaos, Тор. Посмотри на него! Ты доведёшь его до грёбаного сердечного приступа. Мы не можем оставить его здесь в таком состоянии, что бы там ни говорил этот больной ублюдок».

Последовала пауза.

Затем щёлкающий вздох.

«Ты права. Ты права, любовь моя. Как всегда».

Вторая группа мыслей определённо принадлежала Тореку.

Ревик не расслаблялся. Он лежал, тяжело дыша, всё ещё сжимая прутья. Он чувствовал себя свернувшейся змеёй, готовой нанести удар, или, может быть, готовой почувствовать, как его сердце разорвётся в груди.

«Ты права, — повторил ей Торек. — Я понятия не имел, что он будет так чувствителен к этому. Мы попробуем что-нибудь ещё. Используй ошейник, чтобы вырубить его, чтобы мы могли переместить его…»

— Нет! — закричал Ревик. — Нет, чёрт возьми! Не вырубайте меня снова…

Но больше у него не было возможности что-либо сказать.

Всё погрузилось во тьму.

***

Ревик прислонялся к стене, морщась, пытаясь вернуть контроль над своим светом.

Он снова потерял счёт времени.

Не только с точки зрения количества часов.

С точки зрения времени суток, точного дня недели. Он потерял счёт дням и неделям в целом, потерял всякое представление о том, сколько часов и дней прошло с тех пор, как он попал сюда.

Без доступа к своему свету он понятия не имел, сколько времени прошло.

Казалось, прошли недели.

Казалось, что прошло больше времени, чем то, что он дал Тореку в контракте.

Он понятия не имел, связан ли этот контракт с тем, что происходило с ним сейчас. Всё уже не сводилось к контрактам.

И всё также не сводилось к Тореку.

За этим должен был стоять Терри.

Кто-то из Шулеров платил синдикату Ринак за то, чтобы тот сделал это с ним.

Ну, или боссы Торека искали информацию.

Возможно, что-то, что можно было продать на Ринаке, или, может быть, Торек снимал всё это на записывающее устройство и планировал продать.

Боль снова пронзила его, и он закрыл глаза.

«Открой их, брат. Открой их, или я снова тебя побью… И я позволю ей ещё немного поиграть с тобой».

Ревик колебался всего секунду, прежде чем подчиниться.

Он не видел смысла спорить из-за мелочей.

Ему нужно было приберечь свою борьбу для больших дел — для того, что имело значение.

Например, для того, чего на самом деле хотел от него Торек.

— Ты знаешь, чего я хочу, брат, — сказал Торек, и в его голосе прозвучало слабое предостережение. — Ты точно знаешь, чего я хочу, потому что я говорил тебе снова и снова. Ты не даёшь мне это только из чистого упрямства.

Ревик нахмурился, но не отвёл взгляда от золотых глаз другого видящего.

Он наблюдал, как закрываются эти глаза, когда Торек глубже входит в свою девушку, Хайли, на том месте, где они трахались на ковре перед ним. Наблюдение за ними усиливало боль. Но тот факт, что их свет вплетался в его, проникал в него агрессивно, делал боль невыносимой.

Он снова закрыл глаза, и Торек сильнее ударил его своим светом.

— Это была не просьба, брат, — сказал он холодным голосом. — Смотри, или сегодня вечером ты тоже не будешь есть.

Ревик открыл глаза.

Он понятия не имел, как долго наблюдал за тем, как они трахаются.

Хайли прервалась ровно для того, чтобы какое-то время пососать Ревику, возможно, потому, что его свет начал закрываться, выключаться по-настоящему — вероятно, именно по этой причине. Однако они не позволили ему кончить. Они никогда не позволяли ему кончить.

Потом Торек снова избил его, и теперь они трахались, и Ревик чувствовал себя хуже, чем когда-либо. Однако он был голоден. Настолько голоден, что сделал бы всё, что они попросят, при условии, что они его потом накормят.

— Если бы это было правдой, ты бы сейчас вообще не был голоден, брат, — сказал Торек, и в его голосе послышались нотки раздражения.

Ревик посмотрел на него, и в этот момент видящий кончил.

Он застонал, выгибаясь ещё глубже в женщине-видящей, и Хайли вскрикнула, обхватив его руками и ногами, и открыла свой свет. Боль Ревика усилилась, он думал, что сможет это вынести, даже когда их свет снова залил его. Он закрыл глаза, в этот раз даже не осознавая, что сделал это, пока Торек не заговорил.

— Сегодня ты тоже не будешь есть, брат, — объявил он.

Боль Ревика внезапно усилилась.

Прикусив язык до тех пор, пока не почувствовал вкус крови, он боролся с собой, чтобы не спорить, не кричать на другого мужчину, зная, что от этого будет только хуже.

— Так ты собираешься поговорить со мной, брат? — сказал Торек терпеливым голосом. — Ты сказал, что сделаешь всё, о чём я попрошу, если я накормлю тебя. Неужели ты так быстро забыл?

Ревик почувствовал, как напряглись его челюсти.

— Ну? — Торек изящно махнул рукой. — Что же в итоге будет, брат?

Торек теперь стоял над ним, всё ещё обнажённый, его силуэт очерчивался тенями от камина за его спиной и более тусклыми свечами на каминной полке над ним. Мужчина-видящий всё ещё был возбуждён, несмотря на то, что кончил с Хайли. Он был мускулистым и хорошо сложенным, но Ревик на самом деле не чувствовал в нем никакого высокомерия по поводу этого факта, просто уверенность и затяжные нити сексуальной боли, когда он посмотрел вниз, туда, где Ревик сидел у его ног.

Ревик почувствовал облегчение в свете другого видящего, накатывающие волны удовольствия от секса, хотя он мог сказать, что Торек не давал ему почувствовать что-то из этого, конечно, не настолько, чтобы Ревик мог разделить часть этого облегчения, даже на расстоянии.

Торек позволил ему почувствовать ровно столько, чтобы усугубить боль Ревика.

Но больше всего Ревик чувствовал уверенность в себе, полное отсутствие нерешительности.

Торек чувствовал терпение. Терпение, рождённое тем, что он никогда не проигрывал.

Ревик посмотрел на своё собственное тело, на металлические наручники на лодыжках, синяки от того, что Торек делал с ним ранее. Он пробыл здесь достаточно долго, чтобы похудеть. Спина болела сильнее, чем грудь; однако он не мог видеть ни своей спины, ни более массивных наручников, которые удерживали его локти вместе, ни запястий, поскольку его руки были прижаты под неудобными углами.

Он знал, что, вероятно, от него плохо пахло, потому что он пробыл здесь слишком долго.

Он почувствовал некоторый стыд из-за этого, какую-то раболепную форму смущения, но главной эмоцией, которая возникла, был гнев.

Оказалось, что гнева было так много, что какое-то время он не мог это контролировать.

— Иди на х*й, — сказал он, поднимая голову, чтобы встретиться взглядом с этими золотыми глазами.

Торек улыбнулся ему сверху вниз, но улыбка не изменила этого пристального взгляда.

Это также не поколебало уверенности, которую Ревик чувствовал в нём.

— Иди сюда, Хайли, — сказал Торек, не сводя глаз с Ревика. — Я думаю, наш брат хотел бы, чтобы ты поиграла с ним немного. Очевидно, мы наскучили ему за последние несколько часов.

Ревик закрыл глаза, чувствуя, как его боль усиливается.

— Е*ать.

— Нет, брат, — сказал Торек.

Ревик услышал, как он улыбнулся, прямо перед тем, как видящий мягко щёлкнул языком.

— Нет, боюсь, никого е*ать ты не будешь. Не раньше, чем ты станешь чертовски уступчивым. Но дай мне знать, когда захочешь поговорить, брат. Тогда мы сможем обсудить это. Мы можем обсуждать это часами, если ты того пожелаешь.

Ревик открыл глаза достаточно надолго, чтобы увидеть, как к нему приближается женщина-видящая.

Она была скользкой от пота из-за секса с Тореком, её волосы частично прилипли к шее и лицу. Она улыбнулась Ревику, и он уже почувствовал вокруг себя проблески её желания, её стремление сделать так, как просил Торек.