Бесстрашная (ЛП) - Робертс Лорен

— Они все выглядят одинаково, — бросаю я Элли. — Они все… белые.

Она задергивает тяжелые шторы, отсекая звездную ночь за окном.

— Ну, свадебные платья обычно такие.

У меня пересыхает во рту при мысли о том, во что скоро превратится один из этих маленьких квадратиков. Я качаю головой, признавая поражение.

— Вот. Просто выбери за меня.

— Пэйдин. — Тон Элли на удивление суровый, и этого достаточно, чтобы заставить меня с гордостью улыбнуться. — Это твой особенный день, и я отказываюсь выбирать ткань для твоего свадебного платья.

Я провожу пальцем по образцам, ощущая каждую текстуру и узор, вместе с растущей тяжестью в животе.

— А что, если я даже не доживу, чтобы его надеть, а? Ну, впереди ведь еще последнее Испытание, и…

— И все с тобой будет хорошо, — мягко заверяет Элли.

— Почему? Потому что у меня нет проблем с жестокостью?

Слова вырываются внезапно, как это обычно бывает при подавлении страха. Она подходит ко мне и садится на край кровати, только после того как я настойчиво хлопаю по покрывалу.

— В этом нет ничего постыдного, если это оправдано, — говорит Элли. — Проблема только в том, что ты не знаешь, когда нужно остановиться.

Мой взгляд падает на ткани, лежащие вокруг, а пальцы скользят по ним. Кажется неправильным прикасаться к чему-то ослепительно чистому такими кровавыми руками. Моя душа запятнана смертью и пропитана сожалением о ней.

Я никогда не просила об этой жестокости, об этой тьме. Меня попросили об этом.

Прокашлявшись, чтобы избавиться от сдавливающего ощущения в горле, я поднимаю один из лоскутков к свету лампы.

— Как насчет этого?

Элли наклоняется, ее карие глаза прослеживают слабый узор из переплетающихся лоз, вышитых белыми нитками.

— Красиво, — говорит она. С печальной улыбкой добавляет: — Адине бы понравилось.

— Она бы позавидовала вышивке, — соглашаюсь я с легким смешком. — Она ведь всегда терпеть не могла это делать.

Элли наблюдает, как я провожу большим пальцем по ткани несколько десятков раз, прежде чем сказать:

— Я сообщу швее, что ты выбрала.

Я киваю и безучастно собираю ткань в стопку, которую Элли прячет под руку.

— Завтра, — ласково настаивает она, — мы выберем цветы для церемонии.

Застонав, я откидываю голову назад, прислоняясь к стене.

— Если я выберу сейчас, меня избавят от всех этих решений?

— Полагаю, да, но…

— Прекрасно, — весело говорю я. — Розы.

Элли бросает на меня понимающий взгляд.

— Это просто первое, что пришло в голову?

— Может быть, но это кажется уместным, — защищаюсь я. — Я восхищаюсь розой и ее шипами. Даже самые красивые вещи могут причинить боль.

Элли медленно кивает в знак согласия.

— Тогда пусть будут розы. — Я наблюдаю, как она снова снует по комнате, проверяя, все ли готово к ночи. — И их точно будет легко найти. Здесь, на территории дворца, есть розарий. Прекрасные розовые цветы, насколько я помню. — Я отмахиваюсь, когда она пытается взбить подушку у меня за спиной. — А теперь, — она поправляет мои ботинки возле шкафа, — до завтра, мисс.

Я качаю головой, хотя на губах появляется улыбка.

— Спокойной ночи, Элли.

Робко наклонив голову, она тихо отвечает:

— Спокойной ночи, Пэйдин.

Я наблюдаю, как она выходит за дверь, и только после этого позволяю своему уставшему телу опуститься на кровать. Даже несмотря на то, что я весь день ничего не делала, а только тратила время впустую и наслаждалась возможностью снова спать на твердой земле, веки все равно начинают опускаться. Кинжал под подушкой — единственное утешение, за которое я цепляюсь, пока проваливаюсь в сон.

Мне снится Адина, как всегда. И, как всегда, это неприятно.

Воспоминание о ее смерти всплывает то отчетливо, то размыто. Коллаж из всех способов, которыми я должна была ее спасти, мелькает под моими тяжелыми веками. Этот кошмар такой же мучительный, как и все предыдущие, и я тщетно пытаюсь вырваться из него, зацепившись за собственное подсознание.

Когда я наконец просыпаюсь, то обнаруживаю, что на лбу у меня выступил пот, а небо за окном все еще темное. Но больше всего меня тревожит мысль, что я проснулась уже с планом. С твердым намерением и болью в сердце я встаю на ноги. Не утруждаю себя переодеванием и остаюсь в той же большой рубашке и тонких брюках, лишь накидываю рваный жилет Адины. Будет правильно посетить наш дом, ощущая ее крепкие объятия.

Я выхожу в темный коридор, похожая на жительницу Лута, которой когда-то была, и готовая ограбить ничего не подозревающего принца. Мне приходится снова выглядеть прежней, чувствовать себя той, что просто пытается пережить еще один рассвет.

До того как я стала Серебряной Спасительницей, убийцей короля, будущей королевой, я была Пэйдин Грэй.

И сегодня она возвращается домой.

Мягкий свет скользит между потрескавшимися булыжниками, ползет по закопченным стенам. Я вдыхаю знакомый смрад Лута — воздух такой густой, что им почти невозможно дышать. Каждое чувство возвращает меня в прошлое, к каждому воспоминанию, что его сопровождает.

Рассвет осмеливается пробраться к горизонту, окрашивая переулок в тусклый свет. Прохожу по гравийной дорожке от Чаши и наблюдаю, как ночь медленно отступает под натиском восходящего солнца. В эти тихие часы я снова проживаю тот самый последний раз, когда брела по этой дороге, окровавленная и сломанная. Я прохожу мимо дерева, корни которого украшены пучком незабудок, мимо камней и растений, которые когда-то были запятнаны моей кровью. Куда бы я ни посмотрела — прошлое смотрит мне вслед.

Оно все еще следует за мной, здесь, в Луте. Я ступаю по тем же неровным булыжникам, уклоняясь от тех же презрительных взглядов Гвардейцев. И все же никогда раньше удушающий смрад, исходящий из трущоб, не казался таким навязчивым, как теперь, после жизни в замке.

Это осознание обжигает, напоминая о том, кем я уже не являюсь. Так много меня осталось на этих улицах, как сломанной, так и сумевшей выстоять. Здесь, в каждом теплом порыве ветра, в выцветших полотнищах, живет Адина. Ее имя — в каждом камне, по которому я ступаю. И я позволяю ее невидимому присутствию вести меня обратно домой.

Торговцы катят свои тележки прямо мне навстречу, зевая с безмятежной ленцой. Некоторые уже начали день, надеясь первыми застолбить самые оживленные уголки Лута. Я прохожу мимо шатких прилавков, бросая взгляд на скудные остатки товаров. Еда была тем, за что я почти никогда не платила, не говоря уже о том, чтобы толком на нее посмотреть, прежде чем сунуть в рот. Но даже я замечала, как с годами ее становилось все меньше, что происходило достаточно медленно, поэтому долгое время об этом знали только сами торговцы.

Я была слишком занята выживанием на улицах Лута, чтобы осознать масштаб происходящего. Бездомные прижимаются к облезающим стенам, потому что у них нет ни кроватей, чтобы спать, ни монет, чтобы жить. На тележке торговца поблескивает стопка сладких булочек — каждая стоит по пять шиллингов, что непомерно много. Теперь до меня доходит: я ведь никогда не платила за них, и поэтому понятия не имела, насколько дорогой стала жизнь. Сейчас, как никогда прежде, я вижу Илию такой, какая она есть на самом деле — разрушенной.

Но это изменится.

Я натягиваю на себя потертый жилет и ускоряю шаг. В переулок высыпает небольшая толпа, разбирая то немногое, что еще можно себе позволить. Я пробираюсь меж телами, и на миг мне кажется, будто я снова обретаю прежний ритм. Спокойствие от слияния с толпой — то прекрасное, что не способен подарить даже замок. Я не чувствовала такого покоя с тех пор, как…

С тех пор, как оставила Адину из-за Испытаний Очищения.

Мысль ускользает, когда впереди вырастает Форт.

Мое сердце замирает, напоминая о его недостающей части. Я, спотыкаясь, добираюсь до конца переулка, не сводя глаз с баррикады. Луч солнца ложится на истертый ковер и тянется ко мне, словно призывает присоединиться.