Райчел Мид - Голод суккуба
— Мы собрались поиграть в бильярд, — весело объяснил Коди. — В том месте, в Беллтауне. И вас это тоже касается.
Он заговорщицки ухмыльнулся Сету:
— Джорджина чертовски играет в пул.
— Фетида во всем хороша, — машинально пробормотал Сет.
Я видела, что он не слишком уютно чувствует себя в одной комнате с компанией пьяных бессмертных. Еще я понимала, что идти ему никуда не хочется.
— Простите, ребята, — сказала я. — Мы уже погуляли. Мы остаемся.
В ответ послышались язвительные замечания и разочарованные стоны.
— Ой, пойдем, — умолял Хью, — когда ты с нами, нас всегда лучше обслуживают.
Он пытался привлечь внимание Обри кошачьей игрушкой на веревочке. Но вместо того чтобы кидаться за игрушкой, она шипела на Хью.
— Кроме того, — едко произнес Бастьен, — что-то незаметно, чтобы вы собирались заняться чем-то возбуждающим. Вы спасибо должны сказать, что мы зашли сюда. Мы кое-что вам даем. Кое-что, чего иначе вы получить не в состоянии.
Я сохраняла спокойствие, но остальные, похоже, почувствовали повисшее в воздухе напряжение.
— Простите, — повторила я. — Мы остаемся. Вы, ребята, можете еще немного посидеть, но потом я вас вышвырну. У нас есть свои дела.
— А я и не знал, что вы вообще что-нибудь делаете, — пробормотал Бастьен так, чтобы только я услышала.
Может, еще вампиры с их сверхчеловеческим слухом.
— Может, что-нибудь выпьем? — спросил Питер, мягко подталкивая меня к роли хорошей хозяйки.
Я все еще была целиком погружена в битву взглядов и характеров с инкубом.
— Да, я как раз купила упаковку «Смирнофф Айс».
— О! — воскликнул Коди. — Как кстати.
Они с Хью налетели на холодильник и принялись передавать бутылки слабенького солодового пойла всем, кроме меня и Сета. Мы воздержались. Вскоре последовали бессмысленные шатания и глупые разговоры, хотя Бастьен, Сет и я участия в этом не принимали. Сет оставался безмятежен, потому что он всегда оставался безмятежен в подобных ситуациях. Мы с Бастьеном были невозмутимы, потому что злились друг на друга.
Я отправилась в туалет, а когда вышла, обнаружила ждущего меня у двери Бастьена.
— Алкоголь не задерживается? — спросила я, пытаясь его обойти.
Преградив дорогу, он прижал меня к стене.
— Что это с тобой, черт возьми? — прошипел он.
— Ничего. Дай пройти.
— Что за ерунда! Я оставил тебе сотню сообщений. Ты меня избегаешь.
— Ну и что? Это мое право. Как в той песне.
— Дай-ка угадаю, — фыркнул он. — У тебя эдакий мелодраматический моральный кризис из-за случившегося прошлой ночью. Это так типично для тебя в последнее время.
— Не говори мне о прошлой ночи. Тебе не надо было этого делать.
— Мне?! Цветочек, не надо строить из себя жертву. Никто тебя не принуждал. Да ты была не просто согласна. Мне кажется, ты получила удовольствие.
— Это было ошибкой.
— Так избегая меня, ты пытаешься ее исправить? Не обманывай себя. Это была не ошибка. Это было для тебя благом. Я тебе помог. Я дал тебе то, чего бы иначе ты никогда не получила.
— Ах вот как! — воскликнула я, истекая сарказмом. — Как это любезно с вашей стороны. Ведь все к этому шло, не так ли? Ты только мне помог. И больше ничего. Конечно, ты сделал это не просто потому, что имел такую возможность. Потому что я была «удивительна и прекрасна и ты меня хотел».
— Послушай меня…
— Нет. Это ты послушай меня. Если я не хочу тебя видеть, то позволь мне тебя не видеть. Не показывайся у меня дома пьяным и не лезь ко мне с разговорами. Не будь еще большей задницей, чем ты есть на самом деле. Я не хочу с тобой разговаривать. В ближайшее время. А может, и никогда.
— Вечность — это долго.
Наклонившись еще ближе, он положил руку мне на плечо.
— Тебе не кажется, что ты слишком остро реагируешь, разок перепихнувшись? Кроме того, ты не можешь так оборвать. Ты должна помочь мне с Дейной.
— Нет, — холодно заявила я. — Не должна. Ты уж как-нибудь сам. И если тебя сошлют на Гуам, то только из-за твоих долбаных промахов. Может, там у тебя будет возможность подумать об отношениях с женщинами во внерабочее время.
— К черту…
— Джорджина?
Мы повернулись и увидели в коридоре Сета. Мы с Бастьеном стояли близко друг к другу — слишком близко, — но не романтически близко. Любой, обладающий хоть одной извилиной, сразу бы понял, что мы сцепились не на шутку. Об этом говорили и наши позы, и наши лица. И мое плечо Бастьен сжимал вовсе не дружески.
— У вас все в порядке? — осторожно спросил Сет.
Его слова прозвучали тихо и взвешенно, но в выражении лица я заметила что-то незнакомое. Глаза горели не гневом, а чем-то еще. Как-то он мне сказал, что тщательно выбирает свои битвы, и я гадала, как бы он поступил, решив, что инкуб является для меня реальной угрозой.
— У нас все хорошо, — сказала я и сбросила руку Бастьена, а он не стал упорствовать.
— Да, — холодно улыбнулся он. — У нас все хорошо.
Он отошел от меня, но остановился, поравнявшись с Сетом.
— Ты должен быть польщен, — сообщил ему Бастьен. — Большинство женщин во время секса призывают бога, а вот Цветочек выкрикивает твое имя. Можно подумать, что ты какое-то божество, судя по тому, сколько раз за прошлую ночь она отдала тебе должное.
Он проследовал в гостиную, а я даже не задержалась, чтобы увидеть реакцию Сета. Я ринулась вслед за Бастьеном.
— Убирайся, — сказала я ему.
Я оглядела прочих бессмертных.
— Вы все, убирайтесь немедленно.
Питер, Коди и Хью изумленно уставились на меня. Я их тысячу раз выгоняла, но никогда они не слышали от меня подобного тона. Минуты не прошло, как они выбрались за дверь. Напоследок Бастьен бросил на меня угрожающий взгляд.
Когда они ушли, я глубоко вдохнула и повернулась к Сету. Во мне бурлили гнев и отчаяние:
— Позволь угадать. Ты хочешь знать, что он имел в виду.
Его лицо было непроницаемо.
— Если честно, я не знаю. — В его голосе вдруг послышалась усталость. — Я не знаю, хочу ли я знать.
— Да, но я все равно тебе расскажу.
Слова застревали у меня в горле, но я действительно больше не желала хранить эту тайну. Не только потому, что Бастьен уже выдал ее, но и потому, что не могла терпеть эту гноящуюся рану. Она слишком меня терзала. Перепалка с инкубом помогла мне это осознать.
Если не считать фотографий, я рассказала Сету все. Абсолютно все.
Когда я закончила, он ничего не сказал. Он разглядывал в воздухе что-то несуществующее, и лицо его снова ничего не выражало. После нескольких минут мучительной тишины он все-таки повернулся ко мне: