Энчантра (ЛП) - Смит Кейли

Эллин была сильной. Это неудивительно — её тело было поджарым, натренированным, каждый мускул словно натянутый канат. И Женевьева знала, что долго она не продержится. Её силы таяли слишком быстро. Лезвие уже достигло края корсета и укололо кожу, оставив каплю крови.

Женевьева зажмурилась.

Умирать в онемении — всё же лучше, чем гореть.

И вдруг тяжесть с её груди исчезла. Женевьева распахнула глаза и увидела, как Роуин удерживает извивающуюся Эллин. Одна его рука обвилась вокруг горла сестры, другая — сжимала её голову.

— Прости меня, Эллин, — пробормотал он и сломал ей шею.

Женевьева вздрогнула от хруста, когда кости поддались, и с содроганием посмотрела, как тело Эллин безжизненно опадает на пол.

— Пошли, — скомандовал Роуин.

Женевьева сглотнула и поднялась, перешагнув через тело Эллин. Они побежали искать новое укрытие.

Снова Женевьева оказалась на пыльном диване в тайной комнате библиотеки. Она сидела в раздражении, Роуин не сказал ей ни слова после столкновения с Эллин, но то, как он мерил шагами комнату, говорил за него достаточно. Умбра наблюдал за ним из угла, туда-сюда, туда-сюда.

Женевьева упрямо решила не нарушать молчание первой.

Её хватило на час.

— Да скажи ты уже хоть что-нибудь, — рявкнула она, вскакивая с дивана и преграждая ему путь.

Это сработало. Он двинулся к ней с такой решимостью, что она невольно отшатнулась.

— Кто угодно, — сказал он. — Кто угодно, чёрт возьми, мог открыть это чёртово письмо… но это должна была быть ты.

Сначала она приняла его слова за ярость, но, заглянув в его глаза, увидела там только боль.

— Просто скажи мне, Роуин, — умоляюще произнесла она. — Только не заставляй меня снова назвать тебя трусом…

— Нокс предложил мне сделку.

Кровь отхлынула от её лица. Она знала. Она знала.

— Уэллс предупредил меня, что Нокс ищет способ убрать тебя с Игр. И что я должен внимательно отнестись к его предложению. Нокс хотел, чтобы я предал тебя в обмен на…

— На что? — потребовала она.

— На свою свободу, — ответил он, распахнув глаза и встретившись с ней взглядом, в котором полыхало золото. — Он не может убить тебя сам, пока ты участвуешь в Игре. Это должен сделать кто-то из нас.

Она затаила дыхание.

— Я отказался, Женевьева, — прошептал он. — Я бы никогда… я не смог бы…

У неё защипало глаза от слёз. Потому что даже если это были слова, которые она хотела услышать, теперь она ясно осознала, чем он пожертвовал.

— Ты едва меня знаешь, Роуин, — выдавила она. — Он предложил тебе вечную свободу, а ты…

Он покачал головой.

— Нет ничего вечного. Кроме того факта, что ты разрушила меня. Всё, чего я хотел — освободиться от этой проклятой Игры. И я даже не колебался, когда отказался.

— Почему ты мне не сказал? Ты же обещал…

— Потому что пытался тебя защитить. Разве ты не понимаешь? Я всерьёз думаю, что тебя создал сам король дьяволов, чтобы ты мучила меня за мои грехи.

— Ты самовлюблённый ублюдок, — фыркнула она, ткнув пальцем ему в грудь. — Я имею право быть героиней своей истории. Меня не создавали ради тебя.

— Правда, правда, ложь, — ответил он.

У неё екнуло сердце.

Ты самовлюблённый ублюдок. Правда. Я имею право быть героиней своей истории. Правда. Меня не создавали ради тебя. Ложь.

— Меня не создавали ради тебя, — повторила она, но теперь это прозвучало куда менее убедительно.

— Тогда, может, это меня создали ради тебя, — бросил он, будто сам злился на это. — Как ещё объяснить, почему ты умудрилась проникнуть под мою кожу так быстро? Почему каждый раз, когда я представляю, что наши клятвы будут разорваны, мне кажется, будто Клинок Охоты вонзается мне в сердце? Пятнадцать лет я жил ради других. Я медленно гнил в этом проклятом месте. Пока не появилась ты. И ты заставила меня смеяться. Ты дала мне надежду.

Женевьева хотела сказать, что это глупость — будто он создан для неё. Но потом вспомнила: он ведь ждал её. В этом самом месте. Вспомнила, как ощущалось его тело внутри неё, экстаз, до которого он доводил её, до которого не доводил никто другой. Их общие шрамы. Их понимание. Их клятвы.

Моя душа — твоя душа. Моя кровь — твоя кровь. Вечно.

— Тень можно увидеть только в присутствии света, — прошептал он с болью в голосе. — Я боюсь, что когда ты уйдёшь, больше некому будет меня видеть.

Она не была уверена, кто из них сделал первый шаг.

Глава 40. ИСПЕПЕЛЕНИЕ

Если раньше она хоть немного боялась переохлаждения — теперь это точно было не актуально. Роуин ловко расшнуровывал корсет, стягивал с неё платье, а поцелуй между ними становился всё глубже — жгучее, чем само пламя. Желание выжигало её изнутри. Женевьева яростно вцепилась в пуговицы его рубашки, потом просто сорвала их, с громким треском рассыпая по комнате. Он лишь усмехнулся, глядя, с какой жадностью она к нему тянется.

Когда на них обоих не осталось ни клочка одежды, он наклонился, обхватил её под бёдра и поднял, чтобы она могла обвить его талию ногами. Несколько шагов — и он усадил её на подлокотник дивана, сам опускаясь на колени перед ней.

— Подними, — скомандовал он, крепко взяв её за бёдра.

Она подчинилась, и он рывком притянул её к самому краю, раздвинув её колени так, чтобы его губы могли добраться до самого центра. Без лишних прелюдий он просто зарылась лицом между её ног, яростно лаская её языком, пока она не стала буквально стекать по дивану. Одной рукой он скользнул внутрь, два пальца — прямо в неё, кольца холодным металлом царапнули изнутри. Он двигался жадно, энергично, изгибая пальцы, а язык продолжал скользить по ней, словно он был одержим.

— Ты моя любимая, чёртова, вкусовая зависимость, — пробормотал он, не отрываясь от неё, движения стали медленнее… мучительнее. — Клянусь, я бы мог остаться тут навсегда.

Оргазм накрыл её внезапно, резко — волна пронеслась по всему телу, руки судорожно вцепились в подушки, пока она изливалась прямо ему в рот, захлёбываясь стоном. Грудь тяжело вздымалась, она пыталась прийти в себя… но он и не думал останавливаться. Диван под ней промок насквозь.

— Роуин, — выдохнула она. — Пожалуйста…

— Пожалуйста что? — спросил он, продолжая ласкать языком её пульсирующую точку.

— Трахни меня. Пожалуйста.

Он наконец оторвался от её тела, на губах — довольная усмешка. Поднял её за бёдра, уселся на диван, оставив её верхом на себе. Пока она извивалась на его твёрдом, напряжённом члене, он целовал её шею, спускался к груди, взял в рот сосок — и она застонала. Громко.

— Если не будешь потише, мне придётся остановиться, — предупредил он, переключаясь на другую грудь.

Она всхлипнула, на этот раз тише. Он одобрительно прикусил сосок. Она скользнула рукой между ними, обхватила головку его члена, сжала — его бёдра дёрнулись, и теперь уже он застонал чуть громче, чем надо.

Женевьева удовлетворённо ухмыльнулась.

— Ну всё, ты доигралась, непослушная, — пробормотал он, обхватил её по бокам…

— и резко насадил её на себя до самого конца.

Она вскрикнула, выкрикнув его имя, а он поспешно закрыл ей рот ладонью.

Когда она, наконец, утихла, он сцепил руки за головой и лениво произнёс:

— Садись сверху.

Она потянулась вперёд, чтобы опереться ладонями о его грудь, но он покачал головой.

— Обопри руки на мои бёдра. Хочу видеть, как ты трахаешься на моём члене. Изо всех сил.

Она подчинилась. Прогнулась, опираясь ладонями позади себя, вцепилась в его бёдра и начала двигаться — медленно, точно. Раз, другой — и он начал попадать в такие места внутри, о существовании которых она и не подозревала.

— Вот так, — прошептал он. — А теперь быстрее.

Она ускорилась. Двигалась в равномерном ритме, старательно, пока мышцы не начали ныть, а виски не покрылись потом. Через минуту она уже не могла сдерживать стоны.