Как повываешь? (ЛП) - Хайд Жаклин

Ее тугая киска сжимается еще сильнее, заставляя вспышки света танцевать перед глазами, когда я сдерживаю порыв перейти за край.

Воздух между нами искрит, взгляды встречаются, и связь становится почти осязаемой. Уитли пытается спрятать лицо у меня на шее, когда я вбиваюсь в нее до конца, ощущая каждое сокращение внутренних мышц.

Ее мягкие, сочные губы касаются моего горла, и у меня перехватывает дыхание.

— Кончи для меня. Свяжи меня узлом, Коннор, — шепчет она мне на ухо.

Ее зубы нежно прикусывают мою шею, и мурашки бегут по коже, когда желтый свет вспыхивает в глазах. Я резко вдыхаю от ее слов, и мое тело безудержно дергается. Я теряю контроль, когда потребность доминировать захлестывает меня.

Наши бедра снова встречаются, и Уитли вскрикивает, когда основание члена утолщается и раздувается, даря ей то, что она просила. Мой член становится еще тяжелее, когда я прижимаю ее к себе, вбиваясь так глубоко, как только могу, в то время как мы смотрим друг другу в глаза.

— Помни, что сама этого хотела, — предупреждаю я, когда на ее лице мелькает тень беспокойства.

Желтые искры вспыхивают в теплых карих глазах — так, как я и ожидал. Она действительно этого просила. Но, что еще важнее, Уитли никогда не могла устоять перед вызовом. Я предпочел бы, чтобы она злилась на меня, чем сожалела или страдала позже из-за того, насколько я разжег ее желание.

Она облизывает губы, когда узел распухает и запирает нас вместе, заставляя ее снова кончить, пока я прижимаюсь к точке G. Слезы струятся по ее щекам, когда она мечется по кровати, содрогаясь от удовольствия. Мое тело дрожит в ответ, когда ее спазмы охватывают чувствительный узел, заставляя меня вспыхнуть от экстаза.

— Вот она, моя девочка, — шепчу я.

— Боже, как же я… как же я это люблю, — стонет она. Ее глаза резко закрываются, а тело выгибается подо мной, натянутое, как струна.

Эти слова шокируют меня — проникают глубоко внутрь, в то место, о существовании которого я даже не подозревал, пока я смотрю вниз на раскрасневшееся от экстаза лицо.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

Я крепко прижимаю ее к себе и целую со всей страстью, теряясь в ощущениях. Теряясь в ней. И когда я заполняю ее, чувство правильности переполняет меня.

Глава 33Уитли Уитт



Раскрываем карты.⁹¹

— Я люблю его, — шепчу я пустой библиотеке, затем падаю в кресло перед камином.

От этого движения пылинки разлетаются в воздухе, освещаемые утренним солнцем из открытых окон. Черт бы меня побрал.

Он сказал, что любит меня. А я даже не ответила тем же, хотя так хотела. Но, похоже, он этого даже не заметил — был слишком занят, опустошая в меня свои яйца.

Что хуже всего, так это назойливое чувство, терзающее меня с тех пор, как он упомянул Ван Хельсингов. Я не знаю, что делать, что сказать и как сообщить ему, что один из моих предков, возможно, причинил ему боль. Я едва сдержалась, чтобы не заняться с ним сексом, даже когда желание умолять его трахнуть мою киску вчера стало непреодолимым. Насколько он может чувствовать мой аромат, настолько и я могу ощущать его, и этот запах меняется, когда он возбуждается. Он почему-то становится приятнее и слаще.

Я жаждала его члена уже несколько дней, даже когда избегала его из-за того, в чем он не был виноват. Теперь я чувствую себя полной сукой.

План почитать книгу, чтобы отвлечься, сработал не так, как я ожидала. Я надеялась, что смогу почитать, помастурбировать и продолжить день, не усложняя ситуацию, ведь мне кажется, что я скрываю от него что-то важное.

Но, конечно же, он появился.

Сама мысль о том, что я могу когда-либо отказать Коннору в чем-либо, особенно когда он предлагает свое большое мощное тело на блюдечке с голубой каемочкой, смехотворна. У меня сжимается все внутри от вины за сокрытое.

Я тру глаза руками, пытаясь собраться с мыслями. Сегодня я просто старалась держаться подальше и работать, но теперь большинство гостей уехали. Я встаю и потягиваюсь, прогибая спину и выпячивая грудь, а затем осматриваюсь в библиотеке.

Не знаю, через что на самом деле прошел Коннор, и не имею понятия, как он отреагирует. Взгляд скользит по солнечным лучам, косо падающим сквозь массивные окна, зеленые бархатные шторы которых перехвачены золотыми кистями, а затем — по дубовым стеллажам.

— Здесь должно быть минимум сотня полок, — бормочу я себе под нос. — Интересно, есть ли тут что-то о ликанах?

Через полчаса я сдуваю прядь волос с лица, осознавая, что взвалила на себя слишком много.

Я не могу не признать, что веду себя как трусиха. Трусиха, которая копается в книгах, вместо того чтобы просто признаться и поговорить. Но моя любовь к нему так нова. Я до ужаса боюсь обрести его и тут же потерять, а затем остаться в этом волчьем обличье без него. Каждая волосинка на моем теле встает дыбом, и я изо всех сил стараюсь держать себя в руках. Я вздыхаю с облегчением, когда резинка для волос чудом остается на месте, и успокаиваюсь.

Не думаю, что справлюсь без него… И разве это осознание не пугает до чертиков?!

Если бы я знала, где комната Одетты, я бы спросила ее.

Может, она могла бы сказать, насколько это серьезно, и предугадать, насколько сильно он разозлится на меня.

Я не знаю, как Коннор отреагирует на то, как если бы я ее расспрашивала о чем-то, но если кто-то и знает, причастны ли мои предки к его страданиям, так это она. Я бы попросила Аллана сказать, в каком номере остановилась эта «Королева Ведьм», но понятия не имею, как это сделать. «Эй, Аллан, ты не знаешь, где живет Королева ведьм?» Разве это не вызовет больше вопросов, чем ответов?

К тому же, я даже не уверена, что она официально зарегистрировалась. А с учетом того, что она сверхъестественное существо, кто знает? Черт.

Я опускаю плечи, когда в голову приходит другая мысль: Одетта уже могла уехать, и я бы даже не узнала об этом. Это может вообще не быть вариантом, а значит, я останусь копаться в библиотеке, перерывая книги и полки, все, что смогу найти.

— Похоже, мне придется научиться взламывать замки, чтобы хоть что-то здесь узнать, — бормочу я себе под нос, дергая очередной закрытый ящик за ручку, пока нос щекочет пыль в воздухе.

Здравый смысл подсказывает, что в библиотеке может не быть всей информации, но хоть что-то лучше, чем ничего. Если бы только те, кто здесь жил, оставили ящики стола незапертыми — моя жизнь была бы намного проще.

Я тяжело выдыхаю и убираю пряди волос с лица. Громко тикают старинные часы, а запах пыльного ковра и бумаги наполняет ноздри с каждым вдохом. Я крадусь вдоль книжного шкафа и провожу пальцами по старым кожаным переплетам.

Было бы лучше, если бы я могла прочитать их все. Но, похоже, в моем списке дел появится еще один пункт — выучить румынский.

Вздыхаю и снова опускаю плечи.

Боже милостивый, как же я по уши в этом увязла. Но сама мысль о том, что он может отвергнуть меня, вызывает тошноту. Сердце сжимается.

Месяц назад я так хотела покончить с этой работой, чтобы вернуться домой и открыть свою пекарню. А теперь я понятия не имею, что делать.

Если я перестану быть нужной, попытается ли он выгнать меня?

Я любуюсь красивым подсвечником и вдруг чувствую за спиной чье-то присутствие — странное, заряженное энергией. Мурашки бегут по предплечьям, сердце громко стучит в ушах, а волосы угрожают снова вырваться из резинки.

В последнее время я настолько на взводе — прячусь от Коннора, крадусь по библиотеке, — что даже не осознаю, что делаю.

Рука сжимает изящный металлический подсвечник, когда я поворачиваюсь… и швыряю его со всей силы в бедолагу, который незаметно подкрался ко мне. Это не его вина, но мой разум и тело сейчас в таком хаосе, что все кажется нелогичным.

При звуке щелчка пальцев прямо перед моим лицом вспыхивает яркий свет, и подсвечник останавливается в воздухе.