Дракон проснулся (СИ) - Чернышова Инесса

— А где же Оливия? Она уже приехала? — спросила я Дениела, когда подали фруктовый чай с марципановыми и мармеладными конфетами. Сладости и пища, к счастью, были настоящими.

— Миледи рисует в саду, — настороженно ответила Берта, понизив голос, будто Оливия могла её услышать. Она давала мне знать: тут не всё в порядке. Да этого и не требовалось, я и так понимала, что Оливия уходит в свой мир, откуда ей не будет возврату, но пока она ещё здесь, как бы с нами.

Можно сказать ей что-либо, и она услышит, если захочет.

Это знание не наполняло меня радостью торжества. После предложения Дениела, в котором не почувствовала ни капли лжи, я внутренне примирилась с недавней соперницей. Хотя не могла сказать, что её присутствие здесь желанно.

— Не трогайте её, пусть! — Дениел чуть поморщился, будто беспокоил зуб. — Я поговорю с нею после.

Мне бы хотелось присутствовать при этом разговоре, но заявить о желании я не посмела.

Доверяла ли я Дракону? Нет пока, и всё же есть вещи, которые касаются только их двоих, а с моим новым обострённым чувством я смогу понять, если всё пойдёт не так, как мне обещали.

После чая я отправилась наверх, в свои комнаты. Две смежные, они вполне подходили бы для провинциальной барышни-аристократки, любящий муслиновые цветочки на обоях и пышные подушки, прикрытые кружевной салфеткой. Для уюта.

Я же никогда ранее не проявляла заботу об обстановке, в которой жила. Всё это доставалось на долю верной Берты, которая и тут принялась наводить порядок, каким она его видела.

— Эти занавеси никуда не годятся! — давала она наставления экономки, всё же не слишком повышая голос. Дабы не оскорбить дом, потому как успела шепнуть мне, мол, он дышит. Но не покритиковать чужой уклад в моём присутствии не могла, это позволяло Берте чувствовать, что она одна знает, как мне удобно. — Госпожа любит однотонное, пусть будет цвет пыльной розы или небесно-синий, но не тёмный, вы понимаете, мадам?

Экономка, походящая на жену булочника, до того была румяной и добродушной, а от рук её так и веяло успокаивающим теплом, кивнула и заверила Берту, что всё будет выполнено ещё к вечеру.

— Никому не позволю раздевать вас! Это моя обязанность! — похоже, Берта ревновала меня не только к этому дому, но и к новой горничной, девице хоть и провинциальной, но бойкой и вострой. Такая выполнит поручение в два мига, а если тут замешана тайна, тем ей будет охотнее исполнить его.

— Похоже, ты боишься, что я отошлю тебя? — спросила я прямо и, увидев, как заблестели глаза моей молочной сестры, поняла, что не ошиблась. — Если сама не пожелаешь меня оставить, так и мне такого не надо. Вот, из-за тебя и говорить стала, как все здесь. По-простому.

— По-простому, иногда, и лучше. Понятнее, — просияла Берта и, убедившись, что всё в порядке, а я готова лечь отдохнуть, оставила меня одну. — Я рядом буду, моя госпожа. Услышу, только позовите.

— Жаль, что господин Валлейн ушёл, а то он поиграл бы в гостиной, глядишь, заснула бы крепче.

Берта вспыхнула до корней волос и пробормотала, что сама ничего в музыке не понимает, не обучена «тонким материям». И удалилась.

Рассказывать о своей беременности ей пока не буду, кажется, я становлюсь суеверной!

Я заснула быстро, хотя собиралась только полежать. Прислушиваться к дому, к своим ощущениям. Почему-то мне казалось, что я давно должна была быть здесь, задержалась отчего-то, но теперь всё будет просто прекрасно. С этим и заснула, чтобы проснуться поздней ночью от ощущения нехватки воздуха.

Я потянулась к шее и поняла, что не могу вздохнуть. Будто кто душил меня невидимой удавкой.

«Дениел!» — позвала мысленно понимая, что сейчас отключусь. И потянулась к шкатулке, стоявшей в изголовье на тумбочке, где лежали Древние камни.

И помощь пришла. Со всех сторон одновременно.

4

Сначала пришло смутное беспокойство, а потом уже её зов. Он прозвучал в голове так же ясно, как если бы Ниара была рядом. Дважды ей звать меня не пришлось, я ещё не ложился.

Сидел в библиотеке, пересматривая те редчайшие экземпляры, которые спас и перевёз в новый временный дом, остальные пришлось отдать настоящему Рикону, но я не жалел об утраченном. Я помнил содержимое фолиантов наизусть, а те, что не задержались в памяти, того и не заслуживали.

Вот теперь, к примеру, я взял книгу о храмах, которую обещал подарить Оливии. В ней наряду с описанием содержалось много картинок с видами росписи по стенам, Оливия выразила живейший интерес к ним, собираясь не проводить время в праздности, а заниматься тем, к чему лежала душа. В месте, похожем на райские сады, её никто не попрекнёт занятием, непозволенным благородной девице.

Пусть успокоится и убедится, что я его не придумал. Мне было важно её доверие, ещё одна глупая черта характера, несвойственная Драконам, — желание быть приятным тем, кто не безразличен.

Отложив эту книгу в сторону, чтобы назавтра отдать Оливии, потому как время позднее, а давать ей лишнюю надежду своим внезапным визитом в её спальню не хотелось, я взял другую книгу. С переплётом из воловьей кожи, с замком, отпирающимся лишь лунной пылью.

Настоящее сокровище. В ней собрано вся правда об умении ведьм и о том, что предписано им природой. Буквы на пожелтевших страницах появлялись лишь тогда, когда рядом была ведьма.

Когда-то я читал эту книгу, но не дошёл и до средины. Геранта казалась мне особой женщиной, всё, что в книге, было написано совсем не про неё. Теперь-то понимаю, что надо было читать внимательнее, но я был молод и влюблён. Горючая смесь, почище Драконова огня!

Я взял эту книгу почитать ещё и по другой причине: чтобы перестать думать о Ниаре. Вот она рядом, в моём доме, спит наверху и, наверное, видит невинные сны, а мне бы хотелось лежать рядом и слушать её дыхание. Дотрагиваться иногда до её руки, до кожи, спрятанной под тонкой тканью сорочки, и ненароком разбудить, чтобы снова присвоить.

Ниара беременна. Я ещё не до конца осознал эту благую весть, возможно, она ошибается, не может же статься, что вот так она привязана ко мне, и что мой род продолжится?!

Я уже давно перестал надеяться и смирился с тем, что являюсь последним из Драконов по эту сторону моря. Я хотел бы скорее убедиться, что Ниара права. Для этого был один способ, самый сладкий и желанный для влюблённого мужчины.

Но тревожить Ниару в первую ночь было бы жестоко. Наверное, она спит с дороги и от треволнений, наполнивших наши души в последнее время. У меня будет время, а пока я стану охранять её покой в соседней комнате, предназначенной для хозяйской спальни. И наполню долгие часы ожидания пользой.

Поднялся по лестнице, сжимая книгу в руке, стараясь не смотреть в сторону закрытой двери её опочивальни, как почувствовал ту самую тревогу. Безосновательную, но стойкую, будто вот-вот разверзнется бездна и поглотит всё то, что я так тщательно оберегал от завистливых глаз.

В доме было тихо. Я замер на последней ступени, прислушиваясь к струнам магии, зашитым в стенах, опасаясь потревожить мирное дыхание тех, кого они охраняли. Здесь я был ближе всего к своей истинной природе, даже не утруждаясь превращением.

Тревога не отпускала, но притихла, затаилась. Я поднялся на ступеньку выше и кинул вперёд магическую нить, разверзшуюся в воздухе сетью. Она поймала пустоту и опустилась на ковровую дорожку, вспыхнув напоследок огнём. Нет, врага в доме не ожидалось.

Значит, иное. Тревога, посетившая меня пару минут назад, не могла возникнуть вот так по скуке или из волнений.

Сначала я направился к её двери, просто проверить, спит ли Ниара. Прислушался, всё было тихо, если бы был в обличье зверя, услышал бы стук сердца своей ведьмы, но всё же кое-что до слуха донеслось и так. Ворочается, должно быть, снится дурное.

Тревога нахлынула с новой силой, и я, отбросив сомнения, распахнул дверь, запертую изнутри.

Лампа на комоде моргнула зрачком пламени в центре.

«Дениел!» — позвала меня Ниара. С закрытыми глазами, искажённым от боли лицом, она лежала на постели так, будто ноги и руки были привязаны к опорам рамы, на которой держался балдахин. Не шевелилась, а лишь стонала, вонзая пальцы рук в белоснежные простыни.