Железное Сердце (ЛП) - Варела Нина
Не просто погибло. Она не могла представить себе судеб хуже той, что увидела в той комнате. Прикованный к койке, слабый и бредящий от потери крови и какого-то снотворного, не сознающий ничего, кроме темноты, других тел вокруг тебя и постоянного стекания крови в чёрные сосуды.
– Сколько их было?
– Из одной капли человеческой крови можно получить десять бочек пыли сердечника, – пренебрежительно сказал Эзод. – Процесс очень сложный. Вначале наш Вид потреблял свежую кровь, и чем дольше мы жили, тем больше крови нам требовалось. Это было непрактично, ненадёжно. Мастера нашли способ превращать кровь в камень, пропитывать обычную руду магией крови. Они спасли бесчисленное количество человеческих жизней. Ты не по тому поводу волнуешься, Крайер.
– Ты знал… – у неё это не укладывалось в голове. – Все годы своего правления ты знал, что происходит. И позволял этому продолжаться.
– Да, я знал.
– Как ты мог? – спросила она срывающимся голосом. – Как ты мог просто… это и всё остальное? Нападения… ты уничтожал целые деревни, целые семьи, как будто это ничего не значило. Как будто они вообще ничего не значили для тебя. Как будто они были просто фигурами на шахматной доске.
Она не могла отвести от него взгляда, от того, кто 16 лет был ей отцом, от того, кто гулял с ней по цветочным садам, позволял сидеть у себя в кабинете, учил политике и экономике и никогда не принимал её всерьёз, а потом заменил её другим ребёнком в тот момент, когда она бросила ему вызов, от того, на руках которого было так много красной крови.
– Ты – олицетворение всех пороков этого мира, – сказала она. – Ты действительно чудовище.
Он пристально посмотрел на неё. Его лицо было совершенно пустым, ни следа стыда или гнева, ничего подобного. Может быть, и следа жалости.
– Надеюсь, ты понимаешь, что эта вспышка – ещё один пример твоей незрелости, дочь моя. Чудовищ не существует. Я – автом, такой же, как и ты. Единственная разница между нами – это наши убеждения, наш выбор.
– Ты совсем не похож на меня.
– Неужели? Если бы какой-нибудь скир вскрыл нас сейчас и разложил наши внутренние системы на полу, нас бы не отличили друг от друга. Я состою из того же, из чего сделана ты. Внутри тебя нет ничего такого, чего не было бы и у меня, – он поймал её взгляд. – Да, я знаю о маленькой уловке скира Кинока. Что там было – саботаж акушерок? Кто-то испортил твои эскизы, какая-то чушь о пятом Столпе? Скажи мне, дочь, разве ты не стала счастлива от сознания, что ты особенная?
– Нет, – сказала она. – Я была в ужасе. Потому что думала, что отцу будет стыдно за меня, – она моргнула, и скатилась одинокая слеза. – Но больше я этого не боюсь. У меня есть к тебе ещё один вопрос, правитель, – вопрос, который не давал ей покоя с тех пор, как она узнала историю Эйлы. – Ты был там во время... нападения на деревню под названием Делан?
Фонарь зашипел. Взгляд Эзода оторвался от Крайер, и это было похоже на то, как будто с него сняли физическую тяжесть, как будто разорвали невидимые путы. Он открыл крошечную стеклянную дверцу фонаря и вынул свечу в металлическом колпачке. Она почти полностью сгорела, жёлтое пламя тонуло в расплавленном воске, цепляясь за самый последний кусочек фитиля. Струйка дыма стала чёрной и маслянистой.
Эзод окунул палец в расплавленный воск и поднёс его к свету настенных бра, наблюдая, как он остывает и затвердевает на коже, превращаясь из прозрачного в призрачно-белый.
– Я много где был, – сказал он. – Всего не упомнить.
– Врёшь! – выплюнула Крайер. – Наш Вид помнит всё. Деревня Делан, на севере. Семь лет назад на неё напали и сожгли дотла. Ты был там?
Он вздохнул, растёр воск между большим и указательным пальцами.
– Да, я был там. И что из этого? У жителей деревни было зерно. я предложил им щедрую сделку: им разрешалось сохранить свою землю, а в обмен я получал часть урожая каждого года. Но, конечно, они пожадничали. Оказалось, что они подделали данные об урожае и рассчитали мою долю от едва ли двух третей реального количества. Они знали, что это равносильно государственной измене, но это их не остановило. По-твоему, я должен был закрыть на такое глаза?
– Значит, это ты уничтожил всю деревню?
– Я верю в справедливость, дочь. Земля в обмен на зерно. Если одна сторона считает возможным нарушить обещание, то и другая имеет право его не соблюдать.
Свет свечей угасал, темнота сгущалась. Крайер не могла этого вынести. Ей нужно было видеть его лицо. Ей нужно было видеть пустоту в его глазах, чтобы не забыть. Она отошла от стены и села к нему за деревянный стол, прямо напротив него. Сколько раз они вот так ужинали, сидя друг напротив друга за столом? Но это вечно происходило в большом зале – в помещении, похожем на пещеру, где могло бы разместиться 50 человек, а вместо этого там обедало только двое. Трое, едва Кинок появился во дворце.
– Я так долго считала себя Ущербной, – сказала Крайер, наклоняясь к свету. Она знала, что ему видны дорожки от слёз на её лице, и он спишет всё на её слабость. – Не только после того, как Кинок обманул меня. И раньше тоже. Потому что я что-то чувствовала. Потому что я хотела чувствовать. Я думала, что внутри меня есть ядовитое семя, которое с каждым днём оно растёт, а однажды убьёт меня изнутри, – её голос был хриплым от слёз, но твёрдым. Она больше не дрожала. – Но во мне никогда не было яда. Я никогда не была Ущербной.
Из коридора за пределами комнаты донёсся звук, шаркающие шаги. Джунн, должно быть, послала кого-то за Крайер. Это было поразительно – она забыла, что за пределами этой комнаты есть мир и она уйдёт отсюда, а Эзод останется.
– Конечно, ты не была Ущербной, – сказал Эзод мягко и сладко, почти напевая. – Ты молода и наивна. Ты огорчаешь меня, но ты по-прежнему моё величайшее творение, моя дочь. Я создал тебя, чтобы ты стала моей преемницей, возглавила Красный Совет, повела за собой эту страну, заняла трон. Вот почему я был так суров с тобой, дитя моё. Важно, чтобы ты приняла реальность этого мира. Иначе ты никогда не сможешь им управлять.
Власть. Вот что значит для него лидерство. Как она раньше этого не замечала?
Она помотала головой:
– Ты врёшь! Ты и не собирался допускать меня до управления. Ты назначил Кинока членом Совета вместо меня.
– Потому что мир не готов к твоим идеям, Крайер. Я лишь пытался защитить тебя, – он протянул руку через стол, и она отшатнулась, возмущённая мыслью, что он может прикоснуться к ней. Если бы она не присматривалась повнимательнее, то, возможно, не заметила бы вспышку раздражения в его глазах. – Тебе нужно ещё несколько лет, чтобы повзрослеть. Каким бы я был отцом, если бы отправил тебя неподготовленной в Совет? Они бы подняли тебя на смех вместе с твоими очерками. Я не мог позволить, чтобы это случилось с тобой. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой, Крайер, и я знал, что ты ещё не готова. Я лишь хотел дать тебе больше времени.
Как всегда, отчасти ей так отчаянно хотелось верить ему. Но...
– Даже если бы это было правдой, это не меняет ничего из того, что ты сделал, – сказала она. – Жизни, которые ты отнял сам, и жизни, которые отняли по твоему приказу. Мне больше нечего тебе сказать, Эзод. Когда всё это закончится и тебя будут судить, я желаю тебе всей той справедливости, которую ты сам даровал жителям Делана.
Она отодвинула свой стул так, что дерево заскрипело по каменному полу, и поднялась. От этого движения стол содрогнулся, и пламя свечи, наконец, затрещало и погасло, не оставив после себя ничего, кроме холодного голубого света настенных бра. Крайер внезапно показалось, будто она уходит под воду, тонет.
– Ты не понимаешь, что я предлагаю тебе, дочь моя, – сказал Эзод. Он был чёрной фигурой в водной тьме, тенью, окутанной тенями. – Ты всегда хотела быть правительницей. Я знаю, что это не изменилось. Если ты сейчас объединишься со мной, я прощу тебе твой побег. Я прощу тебя за то, что ты предала меня и нарушила своё обещание скиру. Я прощу тебя за то, что ты разозлила его и настроила против нас. Со мной на твоей стороне ты могла бы стать славной правительницей. Я хочу быть рядом с тобой. Ты позволишь мне, дочь моя? Я прощу тебя за выбор, который ты сделала. А ты простишь мне мой выбор?
