Александра Лисина - Не выходите замуж на спор
Поняв, что он меня требуется, я смирилась с необходимостью и просила столько, сколько было нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности. Я просила у мужа книги, которых давал мне без разговоров… одежду, в которой он, не раздумывая, решительно отказал… просила остановиться, если его приставания становились слишком уж настойчивыми… но еще больше я просила у него прощения. По любому поводу. За все свои существующие или еще только назревающие недостатки. Потому что извинения мой несговорчивый демон мог слушать часами, испытывая от них какое‑то необъяснимое наслаждение.
Все наши встречи начинались и заканчивались одинаково — Князь, едва ворвавшись в гостевые покои, первым делом властно притягивал меня к себе, зарывался носом в волосы, жадно обнюхивал, исцеловывал мою шею, оглаживал все до единой чешуйки, всю ощупывал, покусывал и вылизывал особо понравившиеся ямки… и только потом, надышавшись, позволял себе расслабиться. Тот же самый ритуал неизменно повторялся перед рассветом, порой даже более агрессивно, чем вечером: Князюшка упорно не хотел меня отпускать. Его раздражала необходимость мириться с моими исчезновениями и доводила до ярости мысль, что где‑то там… непонятно где… я целый день нахожусь без его навязчивого присмотра.
Благовониями и всякими мазями он пользоваться запретил — чуткое обоняние демона улавливало даже малейшие изменения в моем запахе, и это выводило его из себя.
Ложиться спать в одежде Князь запретил тоже, потому что ему надоело срывать с меня всевозможные тряпки, которые тут же превращались в лоскуты под его острыми когтями.
Количество синяков на моей коже за эти дни так и не уменьшилось, зато теперь супруг соизволял избавить меня от них перед уходом. Однако на следующую ночь все повторялось заново, и он получал лишнюю возможность прикоснуться к желанному телу.
О моей клятве он больше не вспоминал. И на окончании брачного обряда не настаивал. Однако это не мешало ему раз за разом пробовать свои силы и пытаться меня соблазнить. Устоять перед ним было действительно сложно: Князюшка оказался более чем настойчив, весьма искусен в любовных играх, изобретателен и поистине неутомим. Не желая пока моей смерти, он добивался моего согласия всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Через наслаждение и боль… нежные поцелуи и грубые ласки… день за днем, ночь за ночью. И он все чаще раздражался, когда я не отвечала. Еще больше злился, если я начинала отвечать, но без особого желания. Рычал, когда я проявляла равнодушную покорность. Угрожал. Портил когтями подушки. И отступал лишь тогда, когда вокруг меня начинала сгущаться вызванная им же самим Тьма, ненавязчиво намекая, что пора остановиться.
Эти игры выматывали меня так, что через пару недель я вставала поутру с еще большей усталостью, чем ложилась с вечера. А однажды, дожидаясь прихода муженька, умудрилась даже уснуть… да, прямо так, во сне. Забравшись под шелковое покрывало и по — детски положив ладошку под щеку, надеясь, что прикрою глаза всего на минутку…
О том, насколько его это взбесило, я узнала только ближе к рассвету, когда с трудом разлепила глаза и обнаружила, что лежу в тесном кольце обычных… теплых… почти человеческих рук. Когда спросонья потерлась щекой о его кожу и доверчиво прижалась, слыша раздающееся сверху злое сопение, но не понимая его причины. Когда осторожно приоткрыла один глаз и с беспокойством оглядела разгромленную комнату. И наткнулась на следы глубоких царапин на внезапно постаревших, выщербленных и похожих на клетку обезумевшего узника стенах.
— Прости, Княже, — пробормотала я, ожидая заслуженного рыка. — Надо тебе было меня разбудить…
Он тогда ничего не сказал — просто без предупреждения сграбастал в железные объятия, голодным демоном впился в мои губы и терзал их до тех пор, пока я не растаяла прямо у него на руках. Но у меня еще долго стоял в ушах запоздалый, полный бессильного бешенства рев, которым его темнейшество сопроводил мое очередное исчезновение.
Больше спать в его присутствии я не рисковала. Предпочитала утыкаться в книги, коих теперь в комнате развелось великое множество. Или просто сидела рядом, если при виде книг у Князя начинали темнеть глаза. Но перед этим применяла все известные женские уловки и хитрости, чтобы агрессивный супруг хотя бы чуть — чуть смягчился.
И он смягчался. На какое‑то время. Особенно, если перед этим был слишком усталым или, напротив, злым. Но тогда он требовал для себя больше нежности и ласки. Больше ответных поцелуев и участия в играх. Он не отпускал меня ни на миг, жаждая в такие дни особенно много прикосновений. И именно в эти дни он больше всего хотел чувствовать и видеть, что я принадлежу только ему.
Зачетная неделя пролетела как один миг. Впервые за три года я вышла на полугодовую сессию с минимумом троек, что несказанно удивило преподавателей. Но у меня просто выхода не было — когда я не читала, муж использовал мое время на свое собственное усмотрение. И, чтобы этого избежать, приходилось вникать в написанное.
Почему он не задал напрашивающегося вопроса о том, зачем мне понадобилось СТОЛЬКО литературы, я не знаю, хотя, на мой взгляд, это был самый скользкий момент в моей легенде. Проверить высшие учебные заведения в близлежащих мирах намного проще, чем просто рыскать по окраинам, заглядывая во все дома подряд. Но даже так шансы на то, что он догадается, были невысоки.
Поэтому я регулярно возвращалась, добросовестно училась и терпеливо ждала, когда же закончится этот долгий месяц. А когда Улька сообщила, что все готово, почувствовала себя, наконец, спокойно — у меня впервые появился не только выбор, но и уверенность в завтрашнем дне.
* * *— Ты сегодня задумчива, — обронил Темный Князь, аккуратно перебирая мои волосы. — Что‑то случилось, Ри?
Я откинула голову на его плечо и улыбнулась.
— Нет, Княже. Мне просто хорошо.
— Тебе хорошо со мной? — его рука на мгновение отстранилась, но я чуть повернула голову, чтобы коснуться щекой его кожи, и легонько потерлась.
— Да, Княже.
Мы лежали так уже давно — расслабленно и мирно, словно не было сковывающих меня цепей, не было его вспышек необъяснимой злости, яростных поцелуев, сменяющихся такими же яростными укусами… ничего не было. Только я и он посреди приятного полумрака. Только тишина, покой и легкие, совсем невесомые прикосновения, дарящие такую непривычную, удивительно приятную негу.
Сегодня Князь впервые за много дней умудрился меня не поранить. Его бешеный натиск впервые был не таким неистовым, объятия — не такими колючими, а поцелуи — не столь болезненными, как раньше. Почему‑то именно сегодня он в первый раз не напал, а просто бесшумно подошел сзади. Не схватил, а просто крепко прижал. Даже ритуальный поцелуй на этот раз не выглядел, как подтверждение его права на обладание мной, а был самым обычным… и это тоже случилось впервые.