Легенда о лиловом драконе (СИ) - Эн Вера
Меня всегда считали странной из-за тяги к путешествиям, которую никто не мог понять… Но именно она подарила мне сына.
Это произошло чуть больше года назад. Я брела по лесу, когда вдруг услышала детский плач. Именно детский — и такой отчаянный, разрывающий душу, словно случилось настоящее горе.
Не думая ни о чем, я бросилась вперед. Я нашла его — перепуганного, но не сломленного мальчика — в яме-ловушке для драконов. На дне — без движения — лежала ярко-синяя драконья самка. Я решила, что это его мать. Очевидно, попав в ловушку и предчувствуя гибель, она велела сыну принять человеческий облик и спрятала его от охотников в выскобленном ею углублении.
Ты ведь понимаешь, Ана, что я не могла уйти и бросить малыша на погибель. Я не знала, как обращаться с детьми, не знала, как мы будем жить без постоянной крыши над головой и пропитания. Зато отлично представляла себе, как отнесутся люди и к нему, и ко мне — а драконье происхождение Лила скрыть невозможно. Я даже не чувствовала в себе сил справиться с грядущими проблемами. Но я рискнула снова последовать велению сердца — и боги вознаградили меня сполна.
Теперь я счастливая женщина, Ана. Я наконец поняла, чего мне не хватало все эти годы, и мои метания окончены. Я не стану описывать все трудности нашего первого с Лилом года, скажу лишь, что большинство из них уже позади. Меня огорчает лишь предвзятое отношение к мальчику. Людей не смущает его возраст — очевидно, они готовы воевать с младенцами. Что ж, тем больше у меня поводов защищать моего Лила и тем сильнее уверенность в правильности выбора.
И только одно меня пугает — это то, что теперь от нас отвернешься и ты — единственный родной человек. Поверь, несмотря на любое твое решение, я не откажусь от Лила. Но если бы я знала, что где-то есть человек, способный поддержать и утешить меня в трудную минуту, мир стал бы казаться чуточку добрее.
Не рассчитываю, что ты мне ответишь, но все же очень жду твоего письма и твоего приговора.
Любящая тебя Айлин».
Конечно, Айлин рассказала сестре не все. Первый год был не просто тяжел, он был ужасен. Казалось, они с Лилом собрали тогда все несчастья, какие только возможны. Часто голодали, потому что у Айлин не получалось охотиться с ребенком возле юбки. Спали под открытым небом, так как ни один постоялый двор не принимал на ночлег дракона, не помещенного в клетку. А когда Лил заболел и не мог даже объяснить, что у него болит — потому что не умел говорить! — у Айлин едва не опустились руки. Малыш бледнел и слабел на глазах, из его горлышка вырывались жалобные хрипы, волосы и глазки потускнели так, что он перестал походить на дракона. Возможно, это и спасло ему жизнь. Полуслепая бабка-ведунья не побоялась не только осмотреть мальчика, но и, определив заболевание, оставить его в своем доме до полного выздоровления.
Тот период Айлин прожила как в страшном сне и потом так страстно стремилась о нем забыть, что не помнила даже названия болезни, от которой ведунья лечила Лила. Айлин не думала о себе, выполняя все приказы хозяйки и работая не покладая рук. Стирка, уборка, готовка, прополка — все было на Айлин, а ей и этого казалось мало. Она заглядывала ведунье в глаза, стараясь предугадать ее желания и исполнить их в наилучшем виде. Едва спала, проводя ночи возле почти бездыханного Лила. Питалась крохами, потому что кусок не лез в горло. И истово молила богов принять ее жизнь взамен жизни Лила.
Сжалилась ли над ней Божественная Триада или ведунья оказалась мастером своего дела, Айлин не знала. Но в одно прекрасное утро она проснулась от того, что звонкий, хотя и несколько неуверенный голосок произнес слово: «Мама». Айлин подняла голову и встретилась глазами с блестящими глазками своего сына. И впервые в жизни узнала, что такое настоящее счастье…
Они сбежали из дома ведуньи еще до того, как та поднялась с кровати: Лил снова стал воплощением дракона и Айлин не хотела рисковать, проверяя лояльность ведуньи на прочность.
Они нашли в лесу пустующую избенку и провели зиму в ней. Лил оказался замечательным помощником, схватывая на лету все то, чему обучала его Айлин, а порой и удивляя ее собственными познаниями. Он научился рубить дрова и разжигать костер. Чутье позволяло Лилу выслеживать дичь лучше собаки, а природная сила и ловкость помогала добывать пропитание с завидным постоянством. После особо удачной охоты Айлин относила часть добычи в город, где выменивала ее на теплую одежду, обувь и лакомства для Лила.
К сожалению, эта идиллия длилась недолго. С наступлением теплых месяцев избенка понадобилась местной ведунье, в течение лета и осени жившей в лесу и собиравшей целебные травы. А Айлин с Лилом пришлось покинуть насиженное место.
Будь у Айлин иной склад характера, она бы, вероятно, тут же принялась искать новое место для жилья. Но, даже став матерью, она не изменила себе. Огромный мир манил, и Айлин с Лилом шли все дальше, не заботясь о будущем. Та боль, тот ужас, что она испытала за время болезни Лила, отпустили, и Айлин снова радовалась солнцу, ветру и свободе. Стены давили на нее, словно загоняя в клетку, и Айлин почти обрадовалась, когда поняла, что есть причина оставить лесную избенку.
Лил не тяготился необходимостью вести кочевой образ жизни. Как любой ребенок, он с удовольствием носился босиком по зеленым лугам; прыгал по ветвям деревьев не хуже белки и резвился, разбивая воду в брызги, в каждой встречавшейся по дороге речушке. А когда на горизонте показалось море, его восторгам и вовсе не было предела.
Айлин тоже любила эту бесконечную гладь, этот простор, которого больше нет нигде на свете, эти ленивые перекаты волн, которым некуда спешить и которые наслаждаются настоящим. Она могла бы сидеть на берегу дни напролет, не чувствуя голода, не ощущая времени, забыв обо всем на свете. Но против такого времяпрепровождения Лил возражал всеми доступными ему способами. Ему хотелось внимания и участия, и Айлин пришлось смириться, следуя сделанному выбору. Но море так просто не отпускало, и они брели по берегу много дней, до тех пор пока местность не стала казаться Айлин знакомой. Сами того не желая, они дошли до границы Армелона — города, в котором жила ее сестра с семьей, в котором прошло детство и отрочество Айлин и который она когда-то покинула без всякого сожаления. Но корни давали о себе знать, и Айлин вдруг почувствовала такую тоску по родному дому, по единственной и горячо любимой сестре, что решилась наконец написать письмо, текст которого вынашивала в себе уже больше года.
Свобода была важна, но сестра стояла вне любых сравнений. Такая правильная, такая идеальная: она всегда делала то, что нужно, то, что все от нее ждали, и при этом получала от своих поступков удовольствие. Словно боги награждали ее за послушание. Даже выйдя замуж по велению отца за его боевого товарища, Ана смогла полюбить мужа и найти в семейной жизни свое счастье. И это безмерно радовало Айлин, ведь иначе ее свобода оказалась бы куплена слишком дорогой ценой.
Хедин предназначался Айлин. Но ее непокорная душа воспротивилась браку по принуждению, и Айлин сбежала из дома. А Ана осталась отвечать за проступок старшей сестры.
Наверное, узнай Айлин, что Ана готовится к свадьбе с ее бывшим суженым, она вернулась бы, чтобы помешать сестре пожертвовать собой. Но Ана почему-то сообщила ей о своем браке как о свершившемся факте, попросив не чувствовать себя виноватой. И Айлин с удовольствием исполнила ее просьбу. Но после этого события раз и навсегда перестала видеть в сестре соперницу за родительскую любовь. Словно осознала, что Ана достойна всех тех слов, что о ней говорили. И только искренне просила богов послать ее сестре силы принять мужа.
Хедин оказался вовсе не таким, каким его представляла себе Айлин, хотя судить о нем она могла только по письмам сестры. Но все рассказы Аны о муже пестрели превосходными тонами: она восхищалась каждым его движением и вместе с тем умудрялась направлять его действия в ту сторону, куда ей было нужно. Впрочем, Айлин это не удивляло: о характере своей младшей сестры она знала лучше всех и именно на него рассчитывала, когда сообщала Ане о Лиле. И не ошиблась.
