Японские средневековые сказания Сборник - Хёрай. Японские сказания о вещах не совсем обычных
Обзор книги Японские средневековые сказания Сборник - Хёрай. Японские сказания о вещах не совсем обычных
Японские средневековые сказания Сборник
Хёрай. Японские сказания о вещах не совсем обычных
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
Знаменитые строки Киплинга: «Запад есть Запад, — Восток есть Восток, и вместе им не сойтись» — в наше время, похоже, теряют свою актуальность.
Да, дистанция в мировосприятии европейца и жителя Японии огромна. Но тем притягательней тайна Японии и тем удивительней открытия вступающего в эту тайну.
Предлагаемая вам книга — сборник легенд в жанре «Кайдан» (рассказы о привидениях), сохранивших непередаваемый аромат и потаенную душу Страны Восходящего Солнца, — вводит читателя в чарующий мир средневековой Японии.
И если сейчас много говорится о «Японском чуде» — суперцивилизации, возникшей за чрезвычайно короткий срок, то, может быть, эти старинные сказания помогут вам увидеть вместо «чуда» просто прекрасный плод, выращенный трудолюбивым народом на дереве вековых традиций, моральных устоев и любви, уходящем своими корнями в глубокую древность удивительной страны.
При этом необходимо заметить, что эти корни никогда и никем не подрубались.
Дипломатия
Было объявлено, что казнь совершится в яшийки[1] самурая, Яшийки представлял собой не просто двор: он был похож скорее на сад, вдоль высоких деревянных стен которого живописными группами росли приземистые сосны. Откуда-то из-под стены, огибая деревья, вытекал ручей. Извиваясь между камней, он сперва терялся среди цветов и папоротника, но вскоре вновь выдавал себя веселым журчанием и, поблескивая на солнце, вливался в небольшой пруд перед домом. Дорожка, ведущая от открытой террасы, взбиралась на горбатый мостик, сооруженный из покрытых мхом тонких стволов деревьев, и миновав его упиралась в широкое, посыпанное мелким речным песком пространство. Эта дорожка была выложена плоскими камнями тоби-иши[2]. Послышался шум. Это вооруженные слуги привели осужденного на песчаную площадку. Его руки были связаны за спиной. Другие слуги принесли две деревянные бадьи с водой и мешки из рисовой соломы, наполненные мелкими камнями. Сильным рывком несчастный был брошен на колени и проворно обложен мешками так плотно, что не мог даже пошевелиться. Из дома вышел самурай. Он подошел, внимательно оглядел все приготовления, проверил, надежно ли зажато мешками тело жертвы и, не сделав ни одного замечания, удовлетворенно кивнул головой. Неожиданно приговоренный человек крикнул ему:
— Сиятельный господин мой, оплошность, за которую меня приговорили к смерти, я совершил без злого умысла. Ведь я необразованный человек и по своей темноте сделал ошибку. Я недалек умом от рождения, на то была воля кармы[3], поэтому я не всегда знаю, что получится в результате моих действий. Но казнить человека лишь за то, что он глуп, — несправедливо, а за всякой несправедливостью следует возмездие. Я знаю, что вы меня все равно убьете, но и вы знайте, что я буду отмщен. Из того, что вы совершите, выйдет дух мести, ибо дьявол вызывает дьявола.
Если будет убит человек, испытывающий неутолимую жажду мести, то дух погибшего неотвратимо настигнет убийцу и ужасно отомстит ему. И это самурай знал. Поэтому он ответил очень кротко, почти ласково:
— Ты нас очень испугал своими словами о том возмездии, которое сулишь нам после своей смерти. Но, с другой стороны, нам трудно поверить в то, что ты говоришь. Давай условимся, что ты подашь нам какой-нибудь знак, который и подтвердит, что твое последнее желание — желание отомстить — сбудется после того, как твоя голова будет отрублена. Сможешь ли ты сделать это?
— Конечно, конечно, я смогу, — ответил человек, обложенный мешками.
— Ну что ж, вот мы и договорились, — сказал самурай, вытаскивая свой длинный меч. — Сейчас я отрублю тебе голову. Видишь ли ты прямо перед собой каменную плиту тоби-иши? Так вот, после того как твоя голова будет отрублена, пусть она попробует ее укусить; и если твой разгневанный дух поможет ей Это сделать, то кое-кто из живых может ужаснуться тому, что с ним потом произойдет…
— Итак, ты постараешься укусить камень?
— Я укушу его! — вскричал осужденный. — Я укушу его! — вскричал он еще раз, вне себя от злобы. — Я уку…
Вспыхнула сверкающая на солнце дуга меча, со свистом рассекающая воздух, затем раздался короткий хрустящий звук. Связанное тело, зажатое мешками, осталось неподвижным, из обрубка шеи взметнулись две черные струи крови, а голова покатилась по песку. Тяжело подпрыгивая, вращая глазами, высунув язык, она катилась прямо к камню, затем, неожиданно подскочив, она схватила верхний его край зубами, отчаянно стиснула на какой-то миг и в бессилии отпала.
От ужаса онемели даже самые болтливые из слуг. Все столпились вокруг своего хозяина. Сам же он казался совершенно невозмутимым. Спокойно передал свой меч ближайшему помощнику, и тот деревянным черпаком стал лить воду из бадьи на лезвие меча. И все так же молча смотрели, как от его рукояти к концу и потом на землю стекает постепенно светлеющая розовая струя. После этого самурай все так же спокойно и заботливо протер сталь несколько раз листами мягкой бумаги.
…Так закончилась церемониальная часть случившегося.
После этого в течение многих долгих месяцев слуги и все домашние жили в неуемном страхе, ожидая посещения разгневанного духа. Никто из них ни на миг не сомневался, что их постигнет обещанное возмездие. Постоянный ужас, поселившийся в их душах, заставлял людей слышать и видеть такое, чего на самом деле вовсе не существовало. Их приводили в панику звуки ветра в зарослях бамбука, они даже днем пугались игры теней листьев в саду. В конце концов, посовещавшись, все решили обратиться к хозяину с просьбой позвать священника для того, чтобы он прочел Сегаки, с помощью которой они надеялись умилостивить разгневанного духа.
— Абсолютно ни к чему, — флегматично ответил самурай, когда его управляющий передал общее пожелание.
— Я, разумеется, понимаю, что последнее желание или намерение умирающего человека, связанное с возмездием, может явиться причиной опасений. Но в нашем случае опасаться нечего.
Слуги смотрели на своего хозяина с безмолвным недоумением, опасаясь спросить о причине такой безмятежной уверенности.
— О, причина достаточно проста, — заявил самурай, уловив невысказанное сомнение. — Неужели вы не знаете, что только самое последнее желание того бедняги могло быть для нас опасным? И когда я уговорил его дать нам знак, я отвратил его сознание от мысли о мести. Он умер, имея только одно намерение: укусить каменную плиту, — и это намерение он действительно оказался в силах выполнить. Но ничего больше, кроме этого. У него просто не осталось времени подумать о мести. Так что теперь у вас нет нужды беспокоиться по этому поводу.
И действительно, умерший их не беспокоил.
И ничего больше не случилось.
Зеркало и колокол
Давным-давно как — то раз настоятель храма Мугениямы решил отлить большой колокол. Чтобы он получился самым громким во всей провинции Тётеме, женщинам прихода предложили помочь в этом святом деле, пожертвовав свои старые бронзовые зеркала на материал для нового колокола[4].
Одна молодая женщина, жена крестьянина, как и все, принесла свое зеркало в храм. Никто, даже соседки, не могли обвинить ее в скаредности, но очень скоро эта особа стала сильно печалиться о содеянном. Она вдруг вспомнила истории, которые ее мать рассказывала об этой вещице, и еще то, что она принадлежала не только матери, но и матери ее матери и бабушке матери. А какое бесчисленное множество счастливых улыбок отражала его блестящая поверхность! Как же поступить? Конечно, если бы женщина могла принести священнику определенную сумму денег, то тогда, без сомнения, она получила бы назад свою драгоценность. Но в том то и дело, что денег у нее не было, и взять их было негде. И вот она стала часто приходить в храм и смотреть на свое зеркало, лежащее во дворе за оградой среди сотен других, собранных вместе. Узнать свою вещь ей не представляло труда по рельефу на обратной стороне. Там были изображены Шё-Чику-Бай[5], которые так восхитили ее детские глаза, когда мать впервые показала ей зеркало. Об этом грешно даже подумать, но женщина решила выкрасть его и спрятать в каком-нибудь тайном месте. Тогда она сумела бы сохранить свое сокровище и вдоволь в него насмотреться. Но случай все не представлялся. Часто, особенно по вечерам, у нее появлялось чувство, будто вместе с зекалом она по глупости отдала часть своей души. Тем более что ей вспомнилась старинная пословица: «Зеркало — это душа женщины», — и она стала опасаться, что в этом намного больше правды, чем она могла ранее вообразить. Тоска и боль объяли ее сердце.
Когда необходимое количество металла было собрано, послали за литейных дел мастером. Начав свою работу, он обнаружил, что одно из зеркал упорно не хочет плавиться. Все жарче и жарче раздували огонь его подмастерья, но оно сопротивлялось всем их попыткам. Позвали священника, и тот рассудил, что непокорное зеркало было пожертвовано храму человеком, сожалеющим о своем приношении. Очевидно, одна из женщин действовала не от всего сердца, и теперь себялюбивая часть ее души, оставаясь привязанной к зеркалу, сохраняет его холодным и твердым в середине горна.
