Аманда Сан - Дождь
- Томо, - сказала я, глядя на потолок.
- Хмм?
- То, что случилось с Дж… Такахаши. Прости, что ранила тебя. Хотела бы я вернуться назад и все исправить. Ты ведь понимаешь?
Молчание.
- Понимаю.
- Он поцеловал меня. Я знала, что это неправильно. Это ужасная ошибка. Я пыталась вырваться, но…
- Кэти, - сказал он теплым голосом. – Я забочусь о тебе. Но я не жду того, что ты останешься рядом со мной. Меня уже не изменить. Станет только хуже, пока… все не закончится.
Я поежилась.
- Знаю. Но я останусь до конца.
- Хотелось бы, - сказал он. Его голос был нежным, и я знала, что сейчас он прижимается к двери. Такой была наша жизнь.
Он прошел в душ, послышался шум воды.
- Я останусь, - тихо сказала себе я. – Я найду выход.
Телефон зазвенел, я подпрыгнула. Я раскрыла телефон, колокольчик на омамори позвякивал от движений кейтая.
- Юки, - с облегчением выдохнула я, нажала «ответить» и прижала телефон к уху.
- Кэти! – завопила Юки. – Мы с Тан-куном беспокоимся. Как ты?
- В порядке, - сказала я. Мыслями я вернулась на несколько часов назад. Она звонила, потому что я прогуляла уроки.
- А Юу?
- Ему лучше, - сказала я, чуть расслабившись. Мне нравился успокаивающий шум душа. Я была частью чего-то личного, пусть он и был по другую сторону двери. – Но это была жестокая шутка.
- Так это сделал не он?
Все больше лжи и обмана. С Томо моя жизнь уже не будет простой.
- Конечно, нет. Ты же видела, что мы пришли в школу вместе. Да и зачем ему делать такое?
- Понимаю, - сказала Юки извиняющимся тоном. – Я слышала, что в раздевалке для мальчиков был бардак. Все думают, что это сделал он.
Я хотела бы беспокоиться, но это уже не казалось мне важным. Что там чернила на досках? Нам нужно было беспокоиться из-за ками.
- Если еще что-то понадобится, дай знать, ладно? – сказала она. – Я принесу тетрадки завтра.
- Спасибо, - сказала я и закрыла телефон. У меня были лучшие друзья в мире. Они тревожились за меня, заботились обо мне. Как и Диана.
Кто был у Томо?
Я. В какой-то степени, его отец. Ишикава. И все.
Я поднялась на ноги и прошла по лестнице в спальню Томо. Его синее покрывало кучей валялось на кровати, на полу были разбросаны темные футболки и джинсы. У него так и остались на стенах жуткие рисунки и картины эпохи Возрождения, где ангелы подавляли демонов.
Я села за его стол, где осталась открытая тетрадь и стопка учебников для подготовки к экзаменам. Было ли у него время учить все это?
Его почерк был изящным и отточенным, было заметно влияние каллиграфии на его кандзи. Но он заполнял тетрадь с осторожностью. Все кандзи со значением «меч» были чуть размытыми, некоторые были недописанными.
Я подняла его ручку и покрутила ее пальцами. В его комнате слабо пахло его ванильным гелем для душа, здесь было уютно, если не смотреть на жуткие рисунки на стенах.
Я прижала ручку к бумаге и нарисовала маленькое сердечко на полях тетради. Может, он заметит его позже, когда будет учиться.
Я убрала ручку от бумаги, и мне вдруг стало не по себе.
Сердечко вспыхнуло золотым мерцанием, а потом чернила устремились к центру неровной линией, ломая сердечко пополам.
Я ошеломленно смотрела на это. Шум воды снизу утих.
Мой рисунок двигался. Он ожил и двигался.
Чернила проснулись во мне, когда Джун порвал тот рисунок. Я была связана с бумажной Кэти, она была как ручеек между рекой и озером, между силой Томо и моей.
- О боже, - прошептала я. Может, рисунок двигался из-за того, что Томохиро недалеко, как тогда в школе.
Но ощущалось иначе. Я чувствовала себя иначе.
Снаружи громко каркнул ворон, напоминая о черных перьях, что появлялись за спиной Томо.
Я смотрела на разбитое сердце. Мы не сможем быть счастливы, мы не сможем остаться вместе.
Я хотела бы, чтобы чернила во мне не просыпались. Чтобы они снова уснули.
Я моргнула, обдумывая свои мысли.
Чернила порой овладевали Томо, но всегда отступали. Джун сказал, что однажды все станет так плохо, что они уже не отпустят его. Но пока что они отступили. Они уснули.
Я смотрела на разбитое сердце. Две половинки. Два ками.
Дверь скрипнула, он появился в дверях в спортивных штанах и синей футболке, вытирая полотенцем мокрые волосы.
Он увидел выражение моего лица и опустил руки.
- Доушта? – он подошел к столу, заглянув через мое плечо. От его кожи исходило тепло, он пах мылом.
- Мой рисунок двигался, Томо.
- Только что?
Я кивнула, указывая на разбитое сердце ручкой.
- Я нарисовала сердце, а чернила разломали его пополам.
Он прижал пальцы к нарисованному сердцу. Сейчас на нем не было напульсника, и я видела глубокую рану там, где его порезал кандзи меча, и по которой попал дракон в Торо Исэки.
- Жестоко, - сказал он, проводя по неровной линии, разбившей сердце. – Чернила безжалостны.
- Я тоже так подумала. Но если это означает другое? – я глубоко вдохнула, тело гудело от усталости. – Пока я не прибыла в Японию, чернила во мне спали, хотя уже прошло то время, когда они должны были проснуться. Если бы я уехала в Канаду к бабушке с дедушкой, это стало бы временным решением, потому что чернила в тебе притихли бы. Словно уснули бы.
Лицо Томо помрачнело.
- Значит, нам придется расстаться.
- Нет, - сказала я. – Это не выход. Мы должны отправить чернила в спячку, Томо.
- Как?
Я прикусила губу.
- Не знаю точно. Но посмотри на сердце. Две стороны. Два ками. Их нужно разделить. Об Аматэрасу можно не беспокоиться. У нее много потомков, и они нормально живут. Вся проблема в Тсукиёми. Его силу нужно усыпить.
Томо смотрел на меня сияющими глазами, поглощенный мыслями.
- Словно болезнь, - сказал он. - Нам лишь нужно погрузить в спячку силы Тсукиёми.
- Должен быть способ, ведь чернила до этого спали во мне. И к тебе всегда возвращается контроль. Они всегда отступали.
- Не забывай, что Тсукиёми и Аматэрасу любили друг друга, - сказал Томо и с надеждой. – Если мы не сможем подавить, можно как-то их примирить. Возможность есть. Нет предрешенности судьбы, Кэти. Мы можем ее изменить. Мы ведь сможем сразиться с ней?
Я должна была верить. Другой вариант был слишком печальным.
- Сможем, - сказала я, поднимаясь на ноги и улыбаясь. Возможность была. Мы могли найти выход.
Он собрался обнять меня, но я отступила назад.
- Я же вся грязная, забыл? – я указала на чернила и грязь, пропитавшие всю школьную форму. Он все равно сжал меня в объятиях и закружил по комнате, я удивленно вскрикнула. Он прижал меня крепче, уткнувшись подбородком в мое плечо. Его кожа была еще розоватой после душа и пахла мылом, но приятно.
