Ольга Горовая - Жажда ночи
Она видела огромный сверкающий огнями ажурный абрис Эйфелевой башни, будто парящей над Парижем в темноте, но и не этот архитектурный шедевр позапрошлого века притягивала ее.
Несмотря на то, что над городом давно опустилась ночь, ей было так хорошо видно струение алой, горячей крови по сосудам, под тонкой кожей всех этих, смеющихся или грустящих людей. Рина слышала ее бег у прогуливающихся внизу пар туристов, у пожилых парижан, сидящих за столиками уличных кафе, медленно потягивающих глинтвейн из глиняных кружек и наблюдающих за развлечениями молодежи…
Сирина откинулась назад, ощущая, как близко подошел к ней Михаэль, и с наслаждением, непередаваемым удовольствием, потерлась о его горячее, твердое тело. Упиваясь тем, что так полно чувствовала его. Радуясь, что слышит довольное урчание и резкий вдох такого могущественного Мастера, разделившего с ней свою вечность.
Она откинула голову, упираясь затылком в его плечо, и медленно провела язычком по нижней губе, увлажняя ее. Дразня вампира. Упиваясь видом языков багрового пламени, которое взметнулось в ночи его взгляда.
— Я проголодалась, — низко, хрипло прошептала она, сильнее вжимаясь своей попкой в его бедра.
Сильные, длинные пальцы обхватили ее хрупкие обнаженные плечи, чуть поглаживая, лаская.
И с раскатистым урчанием, Михаэль склонился ниже, позволяя ее губам скользнуть по его коже.
— Я рад, что мне не пришлось заставлять тебя, милая, — он нежно, но властно обхватил ладонью затылок Рины, прижимая голову девушки крепче, когда ее клыки погрузились в его плоть. — Мне не хотелось доходить до принуждения. Но я бы сделал это, если бы ты еще сутки игнорировала свои потребности, малыш…
Его губы коснулись ее макушки, и Мастер замер, упиваясь ощущением удовольствия от ее глотков. Таких аккуратных, и таких соблазняющих, превращающих его кровь в жидкую лаву, воспламеняющих его тело.
— Ты поразил меня, Михаэль, — она нежно поддела своего любимого, пробегая язычком по его коже, чтобы закрыть маленькие ранки от своих клыков. — Столько дней ждать, пытаясь дать мне шанс прийти в себя самостоятельно…
Сирина легко вздохнула, ощущая, как растекается по ее венам горячая кровь, будоража все чувства, насыщая ее стремлением к действию.
Руки Михаэля, мягко скользя по ее плечам, растирали кожу, ускоряя этот процесс.
Он никак не прокомментировал это замечание Рины. Но девушка прекрасно знала, что ему дорогого стоило сдержаться и не заставить ее питаться еще вчера.
Впрочем, все эти дни, Михаэль удерживался невероятным контролем, памятуя о том, как его вмешательство всегда задевало ее.
Этот Мастер, за четыреста лет достигший небывалой мощи в своем мире; привыкший повелевать жизнями и смертных, и вечных; считающий само собой разумеющимся то, что с ним считались все — каждый день, каждое мгновение, которое проводил с Сириной, менялся, учась быть внимательным, уважать ее право на собственное мнение. Даже на то, что могло казаться ему вредным…
Она оценила это.
Действительно понимала, как сложно ему подавить стремление обеспечить ее благополучие любой ценой.
Сердце Михаэля ровно и уверенно билось под ее щекой, которой Рина плотно прижалась к груди любимого.
— Продолжим нашу традицию, милая? — Мастер сделал вид, что не услышал ее замечания, но его глаза блеснули лукавым отблеском багрового пламени. — Добавим еще одну ночную столицу к уже осмотренным нами? Сравним с Лондоном и Прагой, наслаждаясь необычными для туристов достопримечательностями? — он еще сильнее обнял ее, и чуть приподнял, усаживая Рину на поручень ажурной кованой ограды, заключая в надежное кольцо своих рук. — Прогуляемся, малыш? Я давно обещал провести тебя по катакомбам Парижа…
Его руки поддерживали ее спину, а горячие ладони скользили по коже, лаская, дразня.
Но в черных глазах светился вопрос, словно Михаэль не до конца был уверен, что она окончательно пришла в себя, и готова выдержать любое, даже незначительное напряжение короткой прогулки.
Возможно, его опасение было оправдано, она не знала, насколько сложно стереть из себя все следы присутствия Кали, да и возможно ли это, вообще. Особенно, после того, что она сделала тайком, пытаясь смягчить выкуп, уплаченный Лилианой за жизнь вампира, которого та так любила.
Сирина не говорила об этом Михаэлю, даже не задумывалась о своем поступке в последние дни, не желая тревожить своего любимого. Но тогда, на равнине, она использовала лазейку, которую увидела, единственную возможность хоть немного облегчить муки девушки, имея представление о том, что и сама заплатила бы любую цену, лишь бы Михаэль был жив.
Вполне вероятно, что именно это привело к настолько выраженной усталости. Ее энергия и силы были вычерпаны до определенного предела. Восстановила ли она их за эти дни? Или только делала первые шаги в этом направлении?
Сирина не знала. Но не собиралась отказываться от прогулки только из-за этого.
А потому, ее губы растянулись в манящей улыбке, а тонкие изящные пальцы без колебаний легли в протянутую ладонь Михаэля.
— Раз обещал…, - она чуть прикусила губу клыками, — значит, исполняй свое обещание, Мастер, — Сирина вздернула бровь, словно бы бросала ему вызов.
С низким, довольным урчанием, Михаэль принял ее поддразнивание, и уже через мгновение перенес их на древние камни брусчатки, выстилающей улицы Парижа.
Странно, но объездив за десять лет почти всю планету, Рина ни разу не бывала именно здесь, в этом городе, манящих к себе всех влюбленных. Возможно, что именно слава Парижа, как обители горящих сердец и было причиной того, что она всегда отклоняла приглашения своих французских коллег. Подсознательно боялась вспомнить о том незнакомце, с которым гуляла по родному городу. Не желала вспоминать его предложение страсти, в ответ на ее мольбу о смерти. Возможно…
Но сейчас, так и не сумев избежать того, кого сама призвала так давно, Сирина искренне наслаждалась тем, что показывал Михаэль. Она радовалось бережному, но неоспариваемо-собственническому касанию его рук, лежащих на ее теле, мягкому поглаживанию его пальцев, которые дразнили ее, рисовали спирали на чувствительной коже затылка. И загоралась каждый раз, когда его губы накрывали ее рот, в глубокой, чувственной ласке поцелуя. А Михаэль едва ли не каждый шаг, словно не мог оторваться, будто таким образом окончательно утверждался, что его любимая, наконец-то, пришла в себя.
Они прогулялись по набережной, на которой и фонари не справлялись с темнотой, идущей от старых камней десятков мостов и лениво текущих холодных вод Сены.
