Ольга Горовая - Жажда ночи
Все эти сучки были НИЧЕМ…
И все же, им удалось ее обыграть.
КАК??!
Ведьма не могла в это поверить.
Она ходила из угла в угол, меряя раздраженными шагами свою комнату, и никак не могла успокоиться. Ей было мало места в этом огромном зале, заставленном столами и склянками, облюбованным ею под свою лабораторию.
Но выходить наружу ведьма не решалась — слишком велика была вероятность встречи с компаньоном, а это ей сейчас было меньше всего надо.
Потому она и стучала тяжелыми шагами по гранитным плитам, покрытым пятнами пролитых зелий и снадобий, вдыхала запахи смешиваемых ядов, и снова прокручивала в памяти то, что наблюдала на той чертовой равнине пять суток назад…
Кто научил это слепое убожество такому ритуалу?! Кто посмел дать ей знание?! Старуха едва не зарычала, в гневе опрокидывая на поверхность гранитного стола пиалу, через которую обычно наблюдала за своими "камнями".
Разрази их гром! Ведьма специально подстроила тот случай на качелях, когда обнаружила, что Лилиана идеально ее устраивает. Все сделала, чтобы алмаз не смог использовать свою силу, чтобы эта мощь осталась нетронутой. И вдруг, выясняется, что все это время — соплячку учили!
Ох, она была чертовски зла!!
Мало того, что теперь под угрозой оказался весь ритуал, так еще и ее правнучка, эта девчонка, которая так долго не желала видеть в себе силу, стала воплощением Кали…
Ей хотелось кого-нибудь убить.
Да так, чтоб жертва вырывалась и брыкалась, а она, погружала бы свои ногти в беззащитное тело, вырывая куски плоти, сдирая кожу, муча, калеча…
Но как назло, рядом никого не было.
И это только усиливало ее злость.
А ведь еще предстояло как-то сообщить обо всем Рохусу.
Черти!
И пусть он не догадывался обо всех тех уловках, к которым старуха так долго прибегала, но всякое отклонение от плана, могло натолкнуть вампира, подвести к ненужным мыслям и выводам. Ей такое, и в помине было не надо.
Следовало срочно придумать выход. Вот только раздражение и неуемная злость — не давали с этим справиться.
Как же ей хотелось выцарапать слепые глаза этой девчонке, за то, что она смешала все ее планы! Да какой нормальный человек так рискнет, отдавая свою жизнь за вампира?! Это не поддавалась никакому объяснению. Ведьма просто не понимала.
Она знала, что вампиры не могли противостоять зову крови той, с которой себя связывали, не могли не защищать их ценой своего существования…
Но Лилиана была человеком, так какого беса она вызвала Кали и заплатила ТАКУЮ цену?!
Сучка….
Из-за нее, старухе теперь придется придумывать все заново.
Старые, морщинистые пальцы с силой стиснули череп, который лежал на подставке, на самом видном месте в ее лаборатории. Ее трофей. Она смогла обхитрить этого врага, а он был во много раз могущественней горстки жалких девчонок, значит, просто обязана справиться сейчас.
Тонкая кость, образующая внутреннюю стенку глазниц, треснула, не выдержав напора этих, таких слабых на вид, пальцев…
Звонкий смех сорвался с губ Сирины.
И в черных глазах, сидящего напротив вампира, взметнулось багровое пламя от удовольствия, что ему удалось ее развеселить.
На губах Михаэля заиграла довольная улыбка. Он чуть наклонился и, протянув руку над большой, вырезанной из цельного куска нефрита, шахматной доской, нежно погладили ее бледную скулу длинными пальцами.
— Я соскучился по этому звуку, малыш, — темный бархат его голоса, заставил дрожь пробежать по коже Сирины. И это было чертовски приятно — ощутить себя живой… настолько, насколько это вообще было реально для вампира. — Ты будешь часто смеяться, — Михаэль чуть сдвинул брови, и в его внимательных глазах блеснула лукавая усмешка. — Я приказываю тебе.
Это было вызовом.
Она так явно читала его удовольствие и предвкушение реакции на подобное "повеление", что не смогла удержаться — снова захохотала, открыто и свободно, закусывая губу кончиками клыков.
Впервые после той равнины, что-то пробилось сквозь странную усталость и опустошенность, которая овладела ей.
И это заставило одобрительное рычание перекатываться в груди ее любимого.
Наконец, отсмеявшись, с удовольствием, которого еще пяти минут назад не испытывала, Рина откинулась на удобную спинку кресла, обтянутого кожей темного, насыщенного цвета мореного дуба, и провела по обивке рукой. Материал казался чуть шершавым под чувствительной кожей ее ладоней, пористым, излучающим тепло…
Прикосновение доставило ей удовольствие.
Глаза Сирины скользнули взглядом по доске, инкрустированной клетками нефрита более светлого, молочно-зеленого оттенка, и улыбка снова появилась на ее губах.
Рина покачала головой и чуть крепче прижалась щекой к ладони Михаэля, который все еще ласкал, согревал ее кожу.
Непроизвольно, но она поддалась на провокацию, принимая тонко рассчитанный вызов Михаэля в игре, и попалась в ловушку его разума.
Но все равно, даже проиграв партию в шахматы — Рины смеялась.
Ей было весело. Впервые за последние несколько суток.
Положив поверх его руки свою ладошку, она повернулась и нежно поцеловала открытую ладонь Мастера, испытывая восторг, когда он оскалился в рычании, на дерзкую ласку ее язычка, приправленную острым, едва ощутимым царапанием.
Продолжая улыбаться, Сирина тряхнула головой, словно сбрасывала остатки той скованности и изможденности, доставшейся ей от Кали, того смертельного холода, который богиня не забрала со своим уходом, и осмотрелась, впервые замечая все, что окружало ее.
Столик, за которым они сидели, играя в шахматы, стоял на открытой террасе, ограниченной кованной, витой оградой, каждый вензель которой — был произведением искусства, и определенно, вышел из-под рук мастера в ковальном деле.
А там, за пределами этой террасы, раскинулся ночной Париж, огромный, таинственный, необъятный. Чуть скованный первым зимним морозом и разгоряченный подогретым вином.
В воздухе витал аромат кофе и круассанов, вина и приправ.
И казалось, что все городские рестораны соревновались за преобладание в этой странной мешанине запахов, которая, тем не менее, была удивительно гармоничной.
Но не этот запах манил ее, будоража все ощущения, заставляя раздуваться тонкие ноздри.
Не заметив этого, Сирина плавно поднялась со своего кресла и облокотилась на металл ограды, вглядываясь в праздничное мигание огоньков гирлянд на деревьях, в неспешные, прогуливающиеся силуэты пар на улочках и проспектах под их балконом.
Она видела огромный сверкающий огнями ажурный абрис Эйфелевой башни, будто парящей над Парижем в темноте, но и не этот архитектурный шедевр позапрошлого века притягивала ее.
