Ведьма и бог - Стоун Лив

– Почему ты не отдала его раньше? – удивленно спрашивает Медея Юная.

– Это было задание Эллы. Мы с Мероэ взяли его на всякий случай. Но теперь…

Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Как можно интерпретировать выражение ее лица в этот момент? Пока я чувствую, как зависаю на волоске над пустотой, сестра разочарована, решительна и потрясена одновременно.

– Элла, ты определенно испытываешь к нему нечто большее, чем влечение, – говорит она мне. – Я могу избавить тебя от чувства вины за этот поступок. И делаю это ради блага всех нас.

Мероэ поддерживает сестру.

Волна горя разливается во мне. Чувствую себя рыбкой, пойманной в сеть и уверенной в своем конце, но которая все еще борется.

– Пожалуйста, не делай этого.

Я готова применить заклинание, которое отбросило Диониса в его облике пантеры.

– Тебе придется меня простить, – отвечает Цирцея, отдавая кусок рубашки проводницам.

Слезы наворачиваются на глаза, отчаяние овладевает мной.

– Нет! – кричу я, поднимая свободную руку.

У меня даже нет времени сформулировать заклинание. Отрываюсь от земли и ударяюсь о поверхность пузыря. Крик вырывается из глубины горла.

– Прекратите! – вмешивается Мероэ.

– Нам очень жаль, Элла, – с дрожью в голосе произносит Цирцея Великая. – Но ты не можешь оставаться здесь, с нами.

Жестом руки она заставляет меня вылететь из пузыря. Пролетаю между деревьями на полной скорости и резко приземляюсь на землю, оказываясь посреди Поляны.

Дыхание перехватывает, все тело болит, с трудом могу выпрямиться. Не могу позволить им этого сделать, я должна вернуться туда! Поднявшись на ноги, бегу в направлении леса, но невидимый барьер снова подбрасывает меня в воздух.

Голова кружится, спина болит… Нужно подняться, мне нужно подняться… Перекатываюсь, тошнота скручивает живот. Проводницы расширили пузырь. Они отодвинули меня как можно дальше. Встаю на ноги и иду вперед. У меня нет ни плана, ни решения.

И все же начинаю кричать.

– Покажись! Покажись! Дай мне пройти!

Бьюсь о поверхность, выкрикивая бессвязные заклинания, но ничего не помогает. Остаюсь в стороне, беспомощная. Тело сотрясают рыдания.

Как я могла… предала того, о ком забочусь больше всего. Падаю на колени, сжимая в ладони каплю ихора.

– Услышь меня, Деймос, пожалуйста… Услышь меня… Я люблю тебя.

Я уже давно могла ему это сказать. Просто отказывалась это признать. И теперь его судьба решена по моей вине.

Никогда не прощу себе этого.

– Элла?

Глухие удары ихора отбивают ритм ожидания. Все еще чувствую их в ладони. Может быть, есть надежда? Может быть, заклинание не работает?

Может быть, Деймос спасся?

– Элла, что ты делаешь на земле?

Поднимаю глаза: мама стоит рядом со мной, ее лицо выражает беспокойство.

– Они…

Голос пропадает от того, что я слишком много кричала. Сглатываю, слишком взволнованная, чтобы не разрыдаться снова.

– Они манипулировали мной, – выговариваю, все еще потрясенная коварством проводниц.

Что касается сестер, не знаю, что об этом думать. Они в некотором смысле предали меня. Но слишком люблю их, чтобы не пытаться понять мотивы. Но как только думаю о том, что Деймос заплатит самую высокую цену, не могу не испытывать отвращения к ним. И мне, в свою очередь, противно, что дошла до этого. Как все это решить? Как вообще можно смириться с тем, что сейчас происходит?

Взволнованная мама садится рядом со мной.

– Значит, ты все знаешь.

Она тоже знала о заклинании?

– Мне очень жаль, Элла. Я согласилась, но у меня не было выбора.

– Все знали, кроме меня?

– Нет. Только проводницы и я.

Что? Тем не менее Цирцея и Мероэ кажутся очень осведомленными.

– Ты должна знать, что отец тоже был согласен, – продолжает мать, беря мою руку в свои. – Он мог проводить время с одной из дочерей, словно все было в порядке.

– Но… о чем ты говоришь?

Мама хмурится, потерянная, как и я.

– О твоих способностях, которые были намеренно ограничены при рождении.

Ее слова врезаются в грудь так же сильно, как копье Афины, которое она вонзает в землю. Мои способности были «намеренно ограничены при рождении»?

– Что?

Мама бледнеет, понимая, что мы говорим о разных вещах. Она опускает голову, проводит руками по щекам и решает продолжить.

– Это был план, который предложила Цирцея Великая, когда ты родилась. Нам нужно было убедить богов и ведьм в том, что мы теряем силы, чтобы исправить ситуацию. Боги хотели получить доступ на Олимп, а у нас было желание сесть за стол переговоров.

Ошеломленная, вскакиваю на ноги. Она не могла знать, что произошло бы дальше: свадьба по расчету, с целью завладеть ихором. Она не могла представить последствия своих действий, но… согласилась причинить вред собственному ребенку, чтобы вернуть мир.

– Пойми меня правильно, – говорит она, поднимаясь следом. – Цирцея станет будущей проводницей. Ребенок, который родится у тебя или у Мероэ, будет второй проводницей. Было бы несправедливо просить об этом другую семью. Это была жертва, которую я должна была принести.

– Жертва? – повторяю, чувствуя, как растет гнев. – Ты хоть представляешь, через что я прошла в детстве?! Вы изолировали меня! Я много лет была одинока! До такой степени, что я никогда не чувствовала себя достаточно хорошей для вас!

Мать прижимает руки ко рту, плача.

– Мне так жаль, Элла, если бы ты знала… Я так сильно сожалела об этом.

Никакие слова не смогут стереть или смягчить откровение. Мечусь между отчаянием, гневом и болью, не зная, на какой эмоции остановиться. Хожу по кругу, потерянная. Убеждения рушатся одно за другим. Единственная надежная точка стыковки – Деймос.

Деймос.

Замечаю это только сейчас. Пульсации нет.

Я пожертвовала единственным существом, которое приняло меня такой, какая я есть.

Я хотела бы исчезнуть, позволить затащить себя в Преисподнюю и забыться. Но останавливает появление фигуры. Высокая, привлекательная женщина, одетая в пурпурно-лиловый, с черными волосами, усыпанными золотым жемчугом, темной сияющей кожей и сверкающим сиреневым взглядом, исполненным упорства. Она выходит из леса. Одним движением убирает пузырь, прежде чем остановиться в нескольких шагах от меня.

Геката. Богиня вернулась к нам.

Глава 25

– Это было безрассудно и опрометчиво.

Слова Гекаты эхом разносятся по Поляне. По правде говоря, она не кажется ни рассерженной, ни обрадованной. Скорее, озабоченной. Цирцея Великая и Медея Юная окружают ее. Присутствующие ведьмы собираются, ошеломленные. Замечаю сестер, которые хотят приблизиться ко мне, но не осмеливаются. Правильно делают. Я сдерживаюсь. Руки дрожат над кулоном, дыхание перехвачено так сильно, что от этого становится больно, ноги кажутся двумя столбами, воткнутыми в землю.

– Заклинание, которое вы использовали, требует ихор. Зевс этого так не оставит, надо готовиться.

Медея Юная уходит, чтобы созвать общину.

– У какого олимпийца вы его забрали? – спрашивает Геката, оглядываясь через плечо, чтобы обратиться к Цирцее Великой.

Последняя избегает моего взгляда.

– На самом деле мы его не выбирали, но это был злонамеренный бог.

Ее ответ, почти бормотание, ощущается словно удар кулаком в живот.

– «Злонамеренный»? – спрашивает пораженная Геката. – Откуда взялся этот термин для обозначения бога?

Собравшиеся стоят в нерешительности. Цирцея Великая выходит вперед, чтобы встретиться с ней лицом к лицу.

– Но это то, чему нас всегда учили.

Геката вздыхает.

– Прошло сто смертных лет, – говорит она, встревоженная. – С тех пор учение изменилось. Но давайте пока обойдемся без подробностей. Как вы думаете защитить себя?

Это слишком. Несмотря на то, что ведьмы предлагают идеи, слова, которыми они обмениваются, вызывают отвращение.

– В нем не было ничего злонамеренного, – выплевываю я, наконец переводя дыхание.