Соломка и Зверь (СИ) - Шолох Юлия

А потом их повалило сразу несколько и Соломка с трудом сдержалась, чтобы не отшатнуться обратно. Почти все они сразу же принимали звериную форму — сутулые спины, нагруженные мускулами, клыки и вытянутые лица с сузившимися глазами.

Это было жутковатое зрелище, и вместе с тем что-то в этом было — в том факте, что за тебя готовы драться все эти мужчины, которые, вероятно, сейчас всё-таки больше звери, чем разумные существа.

А если… не получится, провалится задумка Озали — что тогда будет? Кровь в жилах похолодела, стоило Соломке представить, что будет. Может, Гната тут вообще нет! И даже если есть — он уже не первый месяц доказывает, что упрям настолько, что скорее умрёт, чем подтвердит необходимость ею обладать.

Соломка сглотнула, из последних сил оставаясь на месте. Лица, лица… кругом столько лиц, даже знакомые попадаются — примелькались в городе. Потом глаз зацепился за одно-единственное лицо в числе зрителей и Соломка вернулась к нему, стараясь понять, о чём он думает. Что сделает?

Гнат хмурился, но стоял на месте и не похоже было, что происходящее его как-то взволновало, а уж тем более подвигало на собственнические проявления.

Что я буду делать, если он не станет сейчас за меня бороться? — прошептал холодный голос в голове.

Я перестану жить.

Нет, не перестану! И спать с кем попало Соломка не собиралась, она не зверь. Но он-то не знает, он ведь совершено точно уверен, что выйдя на арену, женщина сойдёт оттуда только в компании мужчины, имеющего доступ к её телу.

Потому что он не человек.

И значит… если сейчас он ничего не сделает, то надежды больше не останется. Значит, ему действительно всё равно. Нет, Соломка не умрёт — это он умрёт для неё. Раз и навсегда!

Однако в душе билась надежда. Всё медленнее, всё глуше. Кажется, все желающие выбить приз уже на арене, уже несколько секунд зрители просто ждут, и пора объявить начало боя. Чего тянуть?

А Гнат так и не собирался выходить.

— Внимание! — раздался голос ведущей. — Раз все желающие на месте, объявляю…

В этот момент Соломку передёрнуло и кажется, она всё-таки не сдержала страха, проступившего в дрогнувших губах, хотя и пыталась изо всех сил остаться невозмутимой и вызывающей. Она не сдержала эту нужду, эту безмолвную просьбу. Безмолвный крик о помощи, брошенный одному-единственному мужчине. Происходящее пугает. С этим не справиться самой. Не бросай меня. Помоги.

— Объявляю Бои за Меланью откр…

А губы шепчут. Не бросай меня. Ты мне нужен. Нужен.

Гнат отпустил глаза и вдруг толкнулся вперёд, проносясь тёмным пятном — и через секунду тоже стоял на арене. В отличие от остальных он ничуть не изменился, сохранив человеческое обличие.

В толпе раздались смешки. Гнат растолкал плечами соседей по арене, а потом спокойным, прогулочным шагом пошел к помосту, хотя остальные не двигались с места, как того требовали правила. Со стороны казалось, что в среду сумасшедших, агрессивно настроенных существ попал совсем другой, ненормально хлипкий — и остальным проще простого его раздавить — плюнут и не заметят.

Почему-то те звери, мимо которых он проходил, разочаровано рычали, а некоторые просто разворачивались и уходили с арены, прыгая обратно в толпу. Казалось, его может убрать с дороги любой, просто толкнув пальцем — но никто ничего не делает.

Потом кто-то всё-таки дёрнулся, как будто хотел перегородить путь. И мгновенно отпрянул, потому что рык, который раздался, на короткий миг заставил застыть всех. Потом Гнат отвернулся и невозмутимо пошёл дальше. Дошёл до помоста.

— Не надо, Меланья, — сказал так, будто проходил мимо и сделал ничего не значащее замечание о погоде. — Не надо больше. Хватит.

— Эй, ты чего лезешь? — прокричала ведущая, перегнувшись через перила помоста, правда, почему-то без микрофона.

Гнат как и не заметил.

— Спускайся, Меланья. Замёрзнешь.

Она огляделась — все вылезшие драться, которые оставались на арене, а было их теперь всего человек пять, выглядели уже заскучавшими, как будто результат давно решен и собственно, торчать тут на виду у всех глупо и бесполезно.

Меланья повернулась к лестнице. Тут же появилась Озали, протягивая дубленку и сапоги.

— Мои поздравления, — сказала довольно мягко. — Приятной ночи.

Соломка не стала сообщать, что пусть звери идут к чёрту, а она будет действовать, как посчитает нужным, что не включает секс с бухты-барахты, но конечно, не стала. Это личное, отчитываться она не обязана.

— Спасибо, Озали, — просто сказала Соломка.

Внизу уже стоял Гнат, сунув руки в карманы, в своей расстегнутой куртке, — и выглядел так безмятежно, будто гуляет по морскому берегу — и некуда спешить, впереди отдых и прочие радости. Некуда спешить, незачем бежать.

Стоило Соломке спуститься и одеться, как он взял ее за руку и повел в сторону города.

Теперь можно было и осмотреться, но Соломка не могла отвернуться и видела только его профиль — спокойный, даже какой-то умиротворенный. Волосы то и дело шевелил ветер, а губы мягко улыбались. Невероятно.

— Я не буду с тобой спать, — нервно сообщила Соломка, как только они отошли на более-менее приличное расстояние и можно было надеяться, что посторонние не услышат.

Гнат повернулся, смешливо прищурившись.

— Хорошо.

По голосу стало понятно, что он, собственно, и не рассчитывал. Щёки тут же заалели. Интересно, что бы произошло, если бы Меланья твёрдо намеревалась исполнить то, что обещает победителю женщина, выходя на арену? И не просто намеревалась, а и настаивала?

— Гнат, я сейчас не очень хорошо соображаю, так что…

— Ничего. Пойдём домой.

А потом неожиданно накатила слабость. Шаг, второй, на третьем Соломка замерла, покачиваясь, будто ноги забыли, как ходить. То ли от облегчения, которое наконец-то добралось до мозга и его отключило — всё получилось, то ли влияние подозрительной таблетки закончилось, исчерпав ресурсы организма — неизвестно.

На следующем шагу она выдохнула и всё-таки упала. Гнат молча подхватил её на руки, будто только того и ждал, и понёс вперёд. Соломка обняла его за шею, утыкаясь носом в место у плеча, где расстегнутый воротник, и шумно вздохнула.

— Как хорошо…

— Тебя мутит?

— Да. Как будто я пьяная.

— Ты пила? Запаха нет.

— Нет, не пила.

— А! Озали дала тебе допинг?

— Наверное… чтобы не было холодно.

— Розовое?

— Да.

— Ясно. Тогда будет немного плохо. Недолго.

— Не вздумай даже воспользоваться моментом и…

Голос сдал совершено не вовремя.

— Никогда. Обещаю, — очень тихо и очень серьёзно ответил Гнат.

Меланья изо всех сил боролась с подступающим туманом, потому что ей жутко, отчаянно хотелось быть не в забытье, а тут, в реальности, рядом с этим незнакомцем, так похожем на человека из кадров хроники, которую когда-то показывал Тартуга. Рядом с ожившей мечтой, принцем из сказок, который говорит только то, что нужно и делает всё правильно. От которого пахло так знакомо и так сногсшибательно.

«А от меня, наверное, пахнет совсем не так приятно, — с горечью подумала Меланья. — Потому что пахнет отцом».

Казалось, время остановилось, сгустилось в желе, почти не двигаясь, но рано или поздно они пришли в дом, в его дом, и оказались в гостиной — без верхней одежды и обуви, но всё так же в обнимку. Гнат сидел в кресле, Соломка у него на руках, крепко обняв за шею и чувствуя, как под кожей горячим потоком пульсирует его кровь.

Ещё через время голова совсем прояснилась.

Соломка улыбнулась, широко, бездумно. Значит, ей ничего не привиделось?

— Похоже, ты мне не снишься.

— Уверен, что нет, — сказал над головой его голос.

— Я не помню, когда в последний раз мне было так спокойно, — вздохнула Соломка.

— Да.

— Гнат… ты разобрался со своей ненавистью? — собрав все силы и замерев, как суслик, ожидающий нападения, спросила Соломка, потому что нужно было спросить. Но как же страшно!