Железное Сердце (ЛП) - Варела Нина

– Крайер, что это?

– Их осушают, – её голос звучал странно спокойно, как будто она преодолела ужас и сразу впала в оцепенение. Её взгляд метнулся от коек к каменным сосудам и лицу Эйлы. – Хранители высасывают их кровь. Они... собирают её.

Эйла, пошатываясь, отошла от койки. На мгновение она согнулась, пытаясь сдержать рвоту. Глубокие вдохи не помогли. В воздухе сильно пахло кровью, на губах, в горле, и в лёгких ощущался густой и маслянистый привкус.

– Но они живы, – сказала она. – Мы можем... нам надо... увести их отсюда.

– Придётся их разбудить. Возможно, они не смогут двигаться, но надо попытаться. Мы не можем вытащить отсюда десять тел без сознания.

– Двенадцать, – сказала Эйла, пересчитывая койки.

– Нет, – сказала Крайер. – Десять.

О боги. Не сказав больше ни слова, они приступили к работе. Эйла склонилась над первой кроватью, над человеком, который не спал, и попыталась разбудить его так осторожно, как только могла. Она трясла ему плечи и бормотала:

– Эй, эй, очнись, пожалуйста, очнись.

Она с ужасом осознавала, что их могут в любой момент поймать. Если сюда войдёт Хранитель, им конец. Пожалуйста, проснись. Пожалуйста, проснись.

Наконец веки человека дрогнули. Он издали тихий болезненный звук.

– Я знаю, – пробормотала Эйла. – Я знаю. Мне так жаль. Я хочу помочь тебе. Ты можешь открыть глаза?

Его брови нахмурились. Он прерывисто вздохнул. На другом конце комнаты Крайер что-то тихо говорила кому-то другому. Эйла пыталась сохранять спокойствие. Как долго они пробыли здесь? Сколько времени они потеряли?

– Всё хорошо, – сказала она человеку на койке. Сосредоточься, не паникуй. – С тобой всё будет в порядке. Пожалуйста, открой глаза.

– Крюк? – прошептал человек.

Эйла нахмурилась, осматривая их тела. Она не увидела никаких крючков.

– Пожалуйста, открой глаза, – повторила она, не зная, что ещё можно сделать. – Пожалуйста.

– Эйла, – внезапно позвала Крайер. – Дверь...

Дверь резко открылась.

– Я искал вас двоих повсюду, – раздался знакомый голос за спиной Эйлы.

Сердце Эйлы упало в груди. Она развернулась, потянувшись за кинжалом, но тут же в лицо ударило какое-то облако пыли, желтоватая дымка, застилавшая зрение. Голова снова закружилась, в десять раз сильнее, чем раньше. Пол накренился, а стены, комната закачались, как весы, взад-вперёд в тошнотворном ритме.

Последнее, что увидела Эйла, была пара глаз, поблескивающих, как у кошки, в мерцающем красном свете.

Кинок нашёл их.

* * *

Тогда установили, что единственным величайшим Изъяном человечества является эта "Эмоция". Если бы людьми управляли не эмоции, если бы они следовали, по их собственным словам, не за “сердцем", а за разумом, если бы эмоции были исключены из уравнения, тогда Интеллект, основа всех научных, политических и культурных достижений и прогресса, мог бы заполнить образовавшуюся пустоту. Четыре Столпа человеческой души, первоматерия, – это Интеллект, Органика, Страсть и Эмоции (или, по некоторым данным, Интуиция). Мастера после месяцев споров решили, что последние два Столпа, подобно больным конечностям, нужно ампутировать ради блага всего тела. Остались бы только Интеллект и Органика. Вместо Страсти и Интуиции мастера выбрали две черты, гораздо более способствующие прогрессу автомов и единого общества, когда все умы работают ради одной цели и того же славного будущего, не омрачённого туманом Эмоций. Четырьмя Столпами, которые составляли бы первоматерию автомов, стали: Интеллект, Органика, Расчёт и Разум. Так было решено. И так оно было. – из книги "О формировании Четырёх Столпов", написанной Элиром из дома Нестона, 782510832, год 5 э.а.

16

Крайер первой пришла в себя и следующий час прислушивалась к сердцебиению Эйлы.

Они находились в какой-то камере – маленькой комнате, вырубленной прямо в горе, с каменным полом и грубыми каменными стенами, с единственным узким окном под потолком, через которое проникало достаточно слабого красноватого света, чтобы разглядеть черты лица Эйлы. Обеих приковали к стене, сковав запястья железными наручниками, достаточно толстыми, чтобы удержать автома: Крайер – с одной стороны камеры, Эйлу – с другой на расстоянии в человеческий рост. Крайер не могла дотянуться до Эйлы, даже натянув цепи до предела.

Поэтому она прислушалась к сердцебиению Эйлы.

Как и во всём Железном Сердце, в воздухе пахло дымом и медью. Воздух был приторным, от него слезились глаза; вероятно, кузница располагалась совсем близко. Сердцебиение Эйлы было медленным и ровным. Крайер закрыла глаза, прислушиваясь к нему и не замечая остального. Ей вспомнилось то утро в лесу, несколько месяцев назад, на охоте. Она стояла неподвижно под высоким потолком из сухих, шуршащих листьев, а где-то под ногами была кроличья нора, бились четыре крошечных сердца. Тогда мир пах грязью и зеленью, елями, приближающейся зимой, а Крайер была дочерью правителя Эзода, невестой Кинока. Тогда воздух был холоден и прозрачен, и она задыхалась.

Дыхание Эйлы было подобно шуму Стеорранского моря – вдох и выдох. Что-то древнее, первозданное. Самый старый ритм, первая песня.

Кровь во рту Крайер – её собственная. Текстура была другой, более жидкой и маслянистой, чем у человеческой крови. Вкус, вероятно, тоже был другим. Сердцебиение Эйлы участилось. Глаза Крайер распахнулись, и она увидела, как Эйла пошевелилась, пальцы вздрогнули. Она лежала, свернувшись калачиком, на боку, волосы рассыпались по лицу. На её предплечьях виднелись длинные следы от ногтей Рози.

Эйла издала тихий звук. Её веки вздрогнули и открылись.

– Привет, – сказала Крайер, стараясь, чтобы её голос не звучал истерично.

Эйла нахмурилась и моргнула раз, другой.

– Крайер?

– Да.

– Что происходит?

– Кинок выследил нас и мелким порошком лишил сознания. Теперь мы в камере, возможно, в каком-то подземелье, хотя и не слишком далеко от кузницы.

Эйла снова пошевелилась и застонала:

– Ты странно разговариваешь, когда нервничаешь.

– Это как?

– Ещё более... формально, даже отстранённо что ли …

Крайер задумалась:

– Наверное, ты права. Возможно, это защитный механизм.

– Из-за тебя я тоже начинаю нервничать.

– Неудивительно, – сказала ей Крайер. – Нашему положению не позавидуешь.

Эйла приподнялась на локте, морщась:

– Паника делу не поможет.

– Я не паникую. На самом деле я совершенно спокойна. Моё сердце бьётся вдвое медленнее, чем у тебя; я контролирую сердцебиение. Однако я беспокоилась, что ты не проснёшься.

– Лучше бы я этого не делала, – сказала Эйла, выпрямившись и привалившись спиной на каменную стену. – Такое чувство, что у меня в голове поселился один из твоих великанов из сказки о кратерах и золоте. Он бродит в голове и топает, норовя проломить мне череп.

– Что ж, ты ранена.

– Да, спасибо, я стукнулась головой о гору. Такое не забудешь. Ох… – она дотронулась до виска и с облегчением увидела, что пальцы не покраснели. – Ужасно. Ладно, у нас есть план? Предполагаю, что тебе не вырваться из этих кандалов.

– Я пыталась, – сказала Крайер.

– Правда? Жаль, что я не видела, – сказала Эйла и громко откашлялась. – Если это не вариант... Тогда что нам делать?

Крайер покачала головой:

– Здесь нет подходящих окон, дверь почти бесшовная, и с внутренней стороны нет ручки. Даже если бы там была ручка, я не смогла бы дотянуться до неё, не разорвав цепи, что, как выяснилось, невозможно.

– Чёрт. Может быть...

– Тсс, – прошептала Крайер, сердце подскочило к горлу. Она услышала шаги снаружи и узнала их. – Притворись, что ты без сознания.

В камеру вошёл скир Кинок. Он бросил один взгляд на Эйлу и сказал:

– Я знаю, что ты в сознании, служанка.

Эйла открыла глаза и свирепо посмотрела на него – непокорная, даже прикованная к стене, с засохшей кровью на виске, покрывшаяся каменной пылью и кровавыми следами когтей.