Небо внизу (СИ) - Стешенко Юлия

Нужно было что-то иное. Что-то принципиально отличное.

Например, поймать чертову девицу в подворотне, подбить ей глаз и пригрозить судом, если не прекратит заниматься глупостями. Очень соблазнительная идея — но, к сожалению, певичка просто не сможет ничего прекратить. Ритуал-то не она проводила. А дать в глаз господину Туро не представлялось возможным — мудак скрылся, предусмотрительно не оставив нового адреса.

Тяжко вздохнув, Тео снова зарылась в книги. Она читала, выписывала схемы ритуалов, сличала их, вычеркивала дублирующие и снова читала. К вечеру голова у Теодоры гудела, как трансформаторная будка, а перед глазами кружились мелкие черные мушки.

Устало разогнувшись, Тео отложила карандаш и потерла болезненную ямку на среднем пальце.

Господи, как же хорошо было работать на ноуте. Да здравствует прогресс. И в задницу викторианскую романтику.

Потянувшись, Тео наклонила голову вправо, влево, повела затекшими плечами.

— Том?

Ответом была тишина.

— Эй, Том! Ты где?

Спустившись по лестнице, Тео обследовала первый этаж, никого не нашла и вышла на крыльцо. Том обнаружился на ступеньках. Склонившись над очередной деревяшкой, он вырезал стеблевидную загогулину.

— Что ты делаешь? — села рядом Тео.

— Полочку. Вы же хотели, чтобы над раковиной решетка была для помытой посуды. Ну вот, пока так, — он показал деревянный каркас, прошитый медными прутьями. — Сейчас крепления вырезаю.

— Можно просто на бруски посадить.

— Можно. Но некрасиво.

Поддев лезвием дерево, Том мягко, как масло, взрезал поверхность, закручивая стружку золотой спиралью.

— Ты же понимаешь, что можно так не возиться? — не выдержала Тео.

— Вы о чем? — растерянно захлопал выгоревшими ресницами Том.

— Все эти завитушки, полки для горшков, горки для цветов. Ты понимаешь, что можешь этого не делать?

— Но вы же хотели…

— Ну мало ли что я хотела. Ты вообще-то контрактный, а не столяр и не садовник. Требовать от тебя профессионального выполнения всех своих фантазий я бы любом случае не стала.

— Так я же могу…

— И что? Ну можешь — вот и молодец, что можешь. Но ты выдаешь профессиональный результат по демпинговой цене. Ладно бы ты о своей семье заботился… — в запале брякнула Тео и осеклась.

— Вот именно, — спокойно смахнул стружку с доски Том. — Семьи тут нет, только вы. Так что больше мне заботиться не о ком.

— Прости, — Тео заткнулась, молча наблюдая, как Том прорезывает в дереве борозды, собирающиеся на кончике в ажурную розетку. — Хочешь поехать домой? Я оплачу билеты.

— Нет, не хочу.

Почему, — хотела было спросить Тео, но вовремя прикусила язык. Но выражение лица, видимо, было достаточно красноречивым, потому что Том, обреченно вздохнув, отложил свою железяку.

— Госпожа Теодора, вы совершенно неправильно представляете себе мою семью. Поверьте, меня там не ждут. И если я вдруг приеду, радоваться не будут.

— Но… Это всего лишь кредит. Да, ты сделал глупость, тут не поспоришь, но это ведь не повод, чтобы…

— А я не делал.

— Что? — растерялась Тео.

— Я не делал. Глупость, — Том, упершись локтями в полуобструганную деревяшку, задумчиво смотрел в сад. — Это не я брал кредит, а отец.

— А почему тогда ты подписал контракт?

— Потому что отец кормил семью. А я… я все равно бы карьеры не сделал. Строгать и в навозе ковыряться — это мой предел.

Роберт Макбрайд был писателем. Не слишком успешным — миллионных гонораров он не получал, но на хлеб с маслом все-таки зарабатывал. У господина Макбрайда был кабинет в мезонине, куда жена заходила только после приглашения, а дети не заходили вообще. У господина Макбрайда была лошадь, на которой он прогуливался за городом, обдумывая сюжет очередного романа. А еще у господина Макбрайда была мечта. Он хотел издавать собственный журнал.

Получив очередной гонорар, Макбрайд вложил его в аренду бывшего швейного салона. Потом он получил кредит, закупил мебель, бумагу, краску, печатные станки, нанял персонал — и начал работать.

Первый выпуск журнала «Литературный светоч» публика встретила заинтриговано. Второй — скептически. А третий остался лежать на полках.

Роберт Макбрай боролся как мог. Он менял темы публикаций, стараясь попасть в ожидания капризной публики, приглашал новых авторов, метался от любовной поэзии к героической прозе, на всякий случай уделив несколько разворотов репортажам о театральных премьерах, забастовке железнодорожников и вооруженном конфликте в Касталии. Но журнал все равно не покупали, и финасовый крах надвигался на Макбрайда, как прущий под откос поезд.

Сначала он уволил секретаршу, потом сократил штат работников, в конце концов распродал лишние столы и шкафы. Но «Литературный светоч» был обречен — и «Литературный светоч» скончался.

А долги остались.

— Ну… папа пойти на контракт не мог, — старательно ковыряя ногтем доску, рассказывал Том. — Мама не работала, ну и мелкие к тому же… А я уже школу закончил. Ладно бы в университет поступать собирался или еще что-нибудь нормально. А так… Перспективы-то никакой. Всем понятно было, что дальше завода или столярки я не пойду. Ну, мы и решили: я подпишу контракт, а папа потом дом продаст. Купят что-нибудь поменьше, а разницу на погашение долга пустят.

— Но дом не продали…

— Не продали.

Роберту Макбрайду нужно было кормить семью — а для этого надо писать книги. Работать в тесном домишке, по которому носится две визгливые девчонки, а неподалеку чем-то шуршит и бренчит жена… Это невозможно. Совершенно невозможно. К тому же девочки росли. Им нужно было место, чтобы отдыхать и делать уроки — Лора писала замечательные сочинения, а Томасина выиграла городской конкурс по математике. Нельзя же лишать девочек перспективы.

— Вы не подумайте, что я жалею. Мелкие правда умные — не то что я. Лора еще в детстве сказки придумывала такие, что заслушаешься. Я даже предлагал папе записать, а потом книгу издать. Но он не захотел. Не знаю, почему, — пожал плечами Том. — Так что я не в претензии. Девочкам действительно нормальный дом нужен. Им расти, учиться… Замуж выходить. Одно дело, когда жених к состоятельной девице сватается, и совсем другое — когда к голодранке. Не могу же я сестрам жизнь поломать.

— Допустим. Сестрам ломать жизнь нельзя, а тебе можно. Примем как рабочую версию. А почему тогда ты не купаешься в лучах благодарности? Тебя должны дома праздничным салютом встречать.

— Салютом, — фыркнул Том. — Ну вы скажете. Да поглядите на меня! — развел он грязные руки. — Солидный дом, девочки-подростки, отец-писатель… И тут я приезжаю. Гордость семьи. Нет, такая радость никому не нужна.

— Да. Действительно, — криво улыбнулась Тео. — И как это я сама не догадалась. И на сколько же у тебя контракт?

— На двадцать лет. Там больше было, но банк в меньшую сторону округлил.

— Очень благородно с их стороны.

— Ну… да вообще-то. Могли бы не округлять, — Том медленно провел пальцем по золотой, еще неотшлифованной борозде. — Закончил бы контракт в тридцать восемь, а не в тридцать семь. Минус год — отлично ведь. Так вы чего хотели-то?

— Что? — растерялась Тео.

— Ну вы же сюда пришли не про мой контракт поговорить. Чего вы хотели?

— А… Я… Да. Я хотела, — с усилием вписалась во внезапный поворот Тео. — Я нашла еще один способ снять приворот.

— Опять пойдем на кладбище?

— Нет. Будем варить отворотное зелье. Но для этого мне нужны волосы или ногти любовницы. Можно, конечно, и палец — сделали бы бульон, но с ногтями, я думаю, будет попроще.

— Да уж наверное, — ухмыльнулся Том. — А от меня чего?

— Сходи, узнай, где эта красотка живет. Ну и собери информацию, можно ли в комнату к ней как-то пробраться. Может, у этой певички служанка есть…

— Думаете, она мне что-то расскажет?

— Ну не мне же. На тебя, Томас Макбрайд, девицы прямо на рынке бросаются. Уверена: служанка тоже не устоит.

— Я… Ну… Вы скажете тоже, — смущенно и счастливо порозовел ушами Том. — Куда мне к девицам?