Королева разрушенных империй (ЛП) - Уивер Бринн

Давина прижимает ладонь к ее груди.

— Sag anir niggiggaa udmi nibzal zale.

Свет разрывает призрачную плоть, и она падает на пол.

Конвульсии сотрясают ее тело. Она бьется о камень, ее алебастровая кожа теплеет, становится насыщенно-коричневой, пока золотой свет пожирает плоть. Татуировки проявляются на груди и руках: геометричная морда гиены — символ Дома Мушуссу — переплетается с узорами сот и цветов, расходящихся от сердца. Она судорожно дышит, подтягивая ноги к груди, пока Давина накрывает ее черным шелковым халатом. Через несколько мгновений она садится, откидывает темные волосы и осматривается.

— Что… где я? — говорит Ная, все еще опираясь на Давину. Ее темные глаза останавливаются на мне, инстинктивно узнавая власть, которую символизирует золотой трон.

— Ты в Царстве Теней, Ная. Ты в безопасности.

Ная смотрит на свои руки, переворачивает их, будто не верит, что они настоящие. Трогает грудь, чувствуя сердцебиение.

— Я была во сне. Кошмаре.

— Это реально, — говорит Коул, делая шаг вперед.

Ная впервые замечает его. Резко вдыхает, сердце бешено колотится, она отстраняется в страхе, но Давина удерживает ее.

— Это я забрал твою душу, — говорит Коул, пока Эрикс и Эдия отпускают его руки. Он опускается на колени, но не приближается.

— Ная, — Ашен привлекает ее внимание, отвлекая от Жнеца. — Ты была осуждена за Преступление Принуждения. Помнишь?

Ная медленно кивает.

— Да, помню.

— Прежний Совет Царства Теней установил, что ты проникала в сны ковена, манипулируя ими для атаки на другой, контролируемый Советом. Это правда?

Ная закрывает глаза.

— Правда.

— Независимо от мотивов, ты нарушила правила бессмертных. Твои силы должны были использоваться для исцеления, а не принуждения, — говорит Ашен твердо, но не жестоко.

Ная опускает голову, глубоко вздыхает и кивает.

— Я знаю.

Я встаю с трона, осторожно подхожу к ней, приседаю рядом. Несмотря на страх, она держится. Единственный признак паники — дрожь.

— Ная, посмотри на слова, идущие по твоей груди.

— Shalasu Ningsisa», — шепчет она. — Милосердное Правосудие.

— Я не могу освободить тебя отсюда за твое преступление. Но могу дать шанс использовать твои способности, чтобы помочь другим душам. Я предлагаю тебе место в Совете и возможность вернуть самых сломленных существ из их страданий. И Коул поможет тебе.

Ная настороженно смотрит на демона, стоящего на коленях. Его руки сложены, слезы блестят в глазах.

— Прости, Ная. Прости, что забрал тебя из Мира Живых. Я хочу помочь тебе найти здесь цель. Ты можешь помочь Царству вернуться к тому, чем оно должно было быть.

— А если я откажусь? — шепотом спрашивает Ная, будто боится ответа.

— Тогда станешь призраком снова, — говорит Ашен. — Мы изучили тексты. Правила ясны. Десять лет за каждый разум, который ты принудила к атаке. Сто двадцать лет — твой срок.

Наю забрали всего год назад, но, судя по ее стону, каждый момент казался вечностью. Мое сердце сжимается при мысли, что переживают другие души, если сто двадцать лет пугают даже бессмертную. Но, несмотря на страх, Ная берет себя в руки.

— Можно подумать?

— Да, конечно, — я улыбаюсь и встаю рядом с Ашеном. Его пальцы переплетаются с моими. Ная замечает это движение, и между бровей пробегает морщинка. Когда она смотрит на меня, кажется, мысль о любви в Царстве Теней никогда не приходила ей в голову. Что-то в этом простом жесте согревает меня. — У тебя два дня.

Имани помогает Нае подняться.

— Пойдем, я покажу, где ты будешь жить.

Ная все еще смотрит на меня, наклоняя голову, будто пытаясь вспомнить, встречала ли меня раньше.

— Кто ты? — наконец спрашивает она.

Но прежде чем я отвечаю, это делает Коул.

— Она Леукосия из Анфемоэссы, — говорит он. Когда смотрит на меня, я вижу того Коула, который однажды сказал, что мы можем позволить себе принять любовь, даже запятнанную и несовершенную. Когда он улыбается, я знаю — его раны начинают заживать. — Она Королева этой разрушенной империи. И она исправит его, душу за душой.

ГЛАВА 30

Я стою в разрушенной гостиной особняка на скале, который однажды станет нашим домом. Ашен наверху, ритмичные удары молотка эхом разносятся по каменной лестнице. Аглаопа оттирает участок пола, который мы уже очистили от мусора. Я мою одну из стен мыльной водой, напевая в такт движениям. Иногда я вспоминаю Биан и уборку в «Лебеде», и мне хочется улыбнуться — представляю, как она сидит в лобби, разгадывает кроссворды, пока мир вокруг вот-вот рухнет. Должно бы тревожить, но для Сэнфорда это кажется уместным. Кажется, даже если все вокруг уничтожится, этот отель устоит.

— «Анналы Билуды» гласят, что Нефилимы — существа, застрявшие между мирами, злобные создания, наказанные богами за Восстание Экура, — говорит Эрикс, отчищая гобелен на стене. С тех пор, как он побывал в Царстве Света и провел два дня в библиотеке зиккурата, он стал неиссякаемым источником исторических сведений о Нефилимах, хоть и не так много, как я надеялась. — В пророчестве седьмого оракула, Нунамнира, говорилось, что некоторые Нефилимы остались в Мире Живых, скрываясь в телах смертных, медленно восстанавливая силы.

— Вот что я помню из ранних преданий. Все эти истории о вселении, призраках. Казалось, просто еще один человеческий миф, — отвечаю я.

Смех Аглаопы звучит, как музыка, согревающая каменные стены, а Эрикс оглядывается на нее с благоговением.

— Мы кое-что знаем о том, как прятаться среди человеческих легенд.

Я согласно мычу.

— Что еще, мистер Историк-Искусствовед-Ангел? — спрашиваю я, пока Эрикс полощет гобелен, и сквозь века грязи проступают яркие краски.

— Только то, что бессмертные открывали врата между мирами, впуская Нефилимов.

— Отлично. Если это правда, сколько их скрывается в Мире Живых?

— Не знаю, — пожимает он плечами. — Кажется, врата можно открыть лишь ненадолго, в древнем городе Русалимум⁶.

Я резко оборачиваюсь к Эриксу, и кусочки воспоминаний складываются в картину. Сердце бьется чаще от осознания. Стук молотка наверху прекращается — Ашен почувствовал мои эмоции. Слышу его шаги по лестнице, и он присоединяется к нам.

— Что случилось? — озирается он.

— Русалимум.

— Что там?

— Мила Каррас. Аммон Хассан говорил нам в первый визит, что ведьма Мила Каррас погибла в Иерусалиме. Помнишь? Конечно, мы знаем, что это неправда — она работала с Семеном над гибридами, украла личность Валентины.

Брови Ашена сдвигаются.

— И какая связь с Русалимумом?

— Эрикс только что сказал, что в текстах упоминалось: бессмертные открывали врата для Нефилимов в Русалимуме.

— Первый город Иерусалим. У источника Гихон, — его голос становится тише от осознания. — Если они нашли способ держать врата открытыми или открывать их снова, это там.

Мы с Ашеном переглядываемся с улыбкой — это первая зацепка, чтобы найти Нефилимов и остановить угрозу, пока не стало хуже.

— Что ж. Хорошо, что у нас скоро первое заседание Совета, — вытираю мыльные руки о полотенце. — Будет что пикантного рассказать.

Ашен фальшиво кашляет, берет меня за руку с самодовольной ухмылкой и ведет к двери, пока я машу сестре и Эриксу.

— Ты бы назвал себя «пикантным»? — скептически смотрю на него, когда он придерживает дверь.

— Нет, — его улыбка становится хищной, прежде чем сменяется напускным высокомерием. — Это твоя коллега Анна так меня назвала в баре «Лебедя».

Я бью его по руке, а он смеется — этот наглый, теплый, чудесный звук обвивается вокруг моего сердца.

— Ты просто ужасен.

— А ты любишь меня, — Ашен обнимает меня за плечи и целует в поджатые губы.

— Большую часть времени.

— Всегда.

Мы переходим к обсуждению предстоящего заседания, и по пути несколько демонов впервые не просто кивают мне из-под испепеляющего взгляда Ашена. Они говорят «здравствуйте» или «добрый день», прежде чем почтительно обращаются ко мне. Никто не шепчет оскорблений, не смотрит со злобой. Ашен никого не калечит и даже не угрожает. Честно, хоть мне и нравится, когда он одним ударом меча отсекает кому-то конечность, приятно не уворачиваться от фонтанов крови. Зато я усвоила важный урок: темная одежда — удобна. Когда Ашен забрызгал мой бежевый свитер мозгами, я ввела Правило Пятое: светлую одежду оставлять дома. И Правило Пять-С-Половиной: носить светлое белье, потому что брызги крови на лифчике сводят Жнеца с ума.