Дарья Кузнецова - Венец безбрачия
— Ты не ожидал заговора? — уточнила я.
— Была такая мысль, но думать об этом не хотелось, — пожал плечами он. — Слишком долго не было Наместника, способного удерживать демонов в узде. Впрочем, у меня и раньше возникали подозрения, что Указующая не просто так появилась в другом мире…
— А что, раньше непременно являлась в этом?
— Разумеется, — кивнул демон. — И приходила сама, ведомая предназначением. Кто‑то, похоже, подменил души.
— Ты так говоришь, будто это равносильно подлогу документов и так же обыденно, — нервно хмыкнула я, вновь отпивая из чудом не разлитого бокала.
— Не так же, но всё равно возможно. Проблема в том, что мне категорически не нравится список тех, кому это под силу. И, главное, кому это надо и зачем.
— Полагаешь, хотят истребить демонов?
— Полагаю, хотят убить Аэрьи, — невозмутимо отозвался Гер, а я едва не поперхнулась вином.
— То есть как? Он же бог!
— И что? — хмыкнул сидящий рядом со мной мужчина. — Бога, конечно, убить не так просто, как человека, но тоже возможно. Бессмертно только то, что никогда не было живым. И это правильно, — с непонятной мрачной серьёзностью и какой‑то едва уловимой тоской проговорил он.
— Но кому это может быть нужно? И зачем?
— Кому‑то, кто желает занять его место, — он вновь пожал плечами. — Кому‑то из богов, здешних или пришлых.
— Но зачем было убивать Санса? Тем более моими руками через руки этого маньяка… тьфу! Матрёшка какая‑то.
— Тут‑то как раз всё более — менее ясно. Вывести демонов из равновесия, спровоцировать грызню за власть, и тем самым заставить Аэрьи всё‑таки обратить своё внимание на этот мир.
— Он что, в самом деле ушёл?
— А что ему здесь делать? — со смешком уточнил Менгерель. — Это, кстати, аргумент за местного бога во главе заговора. Потому что кому‑то со стороны куда проще было бы справиться с Аэрьи на нейтральной территории, а не в его мире.
— А разве кто‑то из здешних богов способен с ним справиться?
— Теоретически — да, а как всё обстоит на самом деле, знает только сам Аэрьи.
— Но почему нельзя его предупредить? Разбирался бы со своим заговором сам!
— Мечты, мечты, — с тяжёлым вздохом пробормотал демон. — С ним нельзя связаться, он приходит сам, когда сочтёт нужным. Последнюю тысячу лет он подобной надобности не видел.
— Как‑то это безответственно с его стороны, — растерянно хмыкнула я. — Ладно, постоянно торчать ему здесь скучно, но уж раз в сотню — другую лет мог бы и заглядывать.
— Судить Аэрьи — это не наша забота. Наше дело — жить с тем, что…
На полуслове мужчину оборвала внезапно распахнувшаяся дверь и появившаяся на пороге откровенно разъярённая светловолосая демоница "в полном комплекте" — с рогами, крыльями и хвостом. Последний отчаянно хлестал по бокам, как у злой кошки.
— Ты! Тварь! — прошипела она, делая шаг. По счастью, мечущий молнии бешеный взгляд был устремлён не на меня, а на хозяина комнаты; меня же женщина явно не заметила вовсе. Последнему я искренне обрадовалась и предпочла сделать вид, что меня здесь нет. Хватит с меня представителей этого племени! И на сегодня, и вообще.
Менгерель при её появлении сунул бокал мне в руки и поднялся гостье навстречу.
— Нир, успокойся, — мягко проговорил демон.
— Как ты мог?! — прошипела та, бросившись на мужчину и, кажется, пытаясь вцепиться ему в горло конвульсивно скрюченными пальцами. — Ты убил его! Уби — и-ил! — шипение сорвалось на вой, а Гер, перехватив запястья женщины, сжал их одной рукой, а второй — крепко обнял за плечи.
— Надайра, тише, — всё с тем же спокойствием продолжил увещевания Менгерель. — Он сам выбрал свою судьбу. Он пытался убить меня и поднял руку на Ноотель Наречённую. У меня не было выбора.
— Не верю тебе! Не может быть, — женщина затрясла головой, пытаясь вывернуться из рук, но как‑то неуверенно и, кажется, из одного только упрямства.
— Нир, мне тоже больно, но выбор он сделал сам, — твёрдо проговорил мужчина. — Где Ен? Почему ты одна?
— Он… должен прийти скоро… — пробормотала она. — Но как же так? Почему? Я… это я виновата! — прошептала гостья и разрыдалась, безвольно уронив голову на плечо Гера.
— Не кори себя, он давно уже вырос, — немного ворчливо проговорил мужчина. — Пойдём, я провожу тебя.
Надайра кивнула, а я, опомнившись, сделала попытку подняться и тоже уйти, — правда, сама толком не знала, куда именно, — но это движение заметил хозяин комнаты.
— Зоя, я скоро вернусь. Дождись меня, хорошо? — попросил он и вывел рыдающую демоницу прочь. Очень хотелось упереться рогом и уйти из одного только чувства противоречия. Но здравый смысл всё‑таки возобладал над глупым упрямством, я снова откинулась на спинку дивана и отпила из стакана. Почему‑то чувствовала я себя сейчас очень глупо и неловко.
— И что это было? — спросила у пустой комнаты, чтобы немного разбавить повисшую тишину.
А потом сама нашла ответ на свой вопрос, и мне стало ещё более неловко, грустно и невыразимо гадко. Тот демон, Лун, был рождённым. То есть, появившимся на свет естественным путём. А эта женщина — видимо, его мать.
Потягивая вино, я сидела на диване и, за неимением других развлечений, занималась самокопанием. А, точнее, пыталась понять, почему увиденная сцена оставила такой противный осадок.
Положим, женщину я хорошо понимала и мне было её искренне жалко. Потерять сына, да ещё вот так, когда пострадал он за собственную глупость… Вряд ли она сможет поверить словам Гера о своей невиновности. Уж точно — не прямо сейчас. Недоглядела, недовоспитала, не предупредила, не была рядом.
Но вот её сына мне не было жалко совершенно, и, наверное, в этом было противоречие, и именно это заставляло меня чувствовать себя особенно неуютно. Потому что жалеть существо, способное с искренним удовольствием избивать ногами лежачего противника, я не могла. На мой взгляд Лун получил по заслугам, и ещё легко отделался.
А ещё я, даже понимая, что вполне могу оказаться на её месте и буду вести себя точно так же, пытаясь отрицать очевидное, — как говорится, от сумы и тюрьмы не зарекаются, — искренне считала, что доля её вины в произошедшем действительно есть. Потому что всегда полагала: ответственность за поведение детей во многом ложится на родителей.
Кроме того, прикончив первый бокал и принявшись за второй, я вдруг поняла, что в недавней сцене мне не понравилось ещё кое‑что, и этот факт характеризовал меня не с лучшей стороны. Я привыкла считать, что забота и терпение Менгереля — это исключение из правил. В том смысле, что я являюсь исключением, а ко всем остальным он такой же отстранённо безразличный, каким показался мне поначалу. И открытие, что змееглазый в принципе такой терпеливый и внимательный, ко всем, оказалось удивительно неприятным. Мне нравилось ощущать себя в какой‑то степени избранной, и лишение этого чувства воспринялось достаточно болезненно. Обычный человеческий эгоизм, ничего не поделаешь.
