Ульяна Соболева - Восемь. Знак Бесконечности
Бесстрашие — это свобода, а Марини никогда не были чьими-то марионетками. Лучше сдохнуть".
* * *— Так в котором часу вы вернулись со встречи, мистер Марини?
— В семь часов вечера
Алекс смотрел на Марини и думал о том, что ему давно не доводилось допрашивать настолько сложных типов. И сложность начиналась уже с того, что тот отказался сесть, стоял подпирая стену плечом, засунув руки в карманы чем уже создавал дискомфорт. Алекс сидел за своим столом и соответственно смотрел на Марини снизу-вверх. То есть проклятый сукин сын поставил его моментально в идиотское положение. Если встанет — значит стоит в его присутствии, что уже само по себе унижение, а сидя получалось, что Данте возвышается над ним и это создавало иллюзорное психологическое неравенство. Пришлось продолжать сидеть, стиснув зубы и стараясь не смотреть на собеседника, но все же улавливая его триумф. Он знает, что делает. В совершенстве владеет психологическим давлением на оппонента.
Алекс дотошно изучил досье на Марини и скандальная репутация этого типа словно брошенный вызов — "Я хозяин этой жизни, а вы все плебеи потому что только можете мечтать жить так, как живу я. Без правил. Трахая кого хочу, как хочу и когда хочу. Беру от жизни все, что хочу. Давайте, попробуйте составить мне конкуренцию".
И в то же время этого прожжённого плейбоя окружал ореол тайны, которую так любят женщины. Они падали к его ногам пачками, штабелями. Выстилая ему дорожку из голых тел начиная с Сицилии и заканчивая Лас-Вегасом. Мрачная красота Марини действительно завораживала. Если бы он снимался в кино, то мог бы сделать не плохую карьеру на своей внешности, но Алекс прекрасно понимал, что далеко не смазливостью и не большим членом Марини проложил путь наверх. Это опасный тип, умный, хитрый, продуманный. Он подхватил империю своего отца и вознес ее до небес и ни разу этот сукин сын не попался, хотя у Алекса имелось тысячи нераскрытых дел к которым семейка Марини приложила руку, а точнее кинжал, пистолет, снайперскую винтовку.
— Когда вы последний раз виделись с Анной Лизой?
— На приеме около месяца назад.
— До этого вы сказали, что говорили с ней недавно.
— Говорил и виделся это две разные вещи, мистер Заславский. Мы говорили по телефону. Я звонил Ли.
— Зачем?
Марини усмехнулся.
— Навести справки.
— О ком?
— О докторе Логинов.
Их взгляды скрестились, и Алекс увидел на дне зрачков собеседника легкий триумф. Значит, он сам не умеет скрывать свои эмоции и для Марини Заславский предсказуем, как прогноз синоптиков на ближайшие полчаса
— Вы спали с Анной Лизой? — давай, потеряй равновесие.
Марини этот вопрос совершенно не смутил.
— Нет. Она была не в моем вкусе.
— А я думал, что вы всеядны.
— Это имеет отношение к ее убийству? С кем я сплю и кого предпочитаю?
Сделал паузу и добавил, — Но, если вам настолько интересно, я удовлетворю ваше любопытство — последнее время я предпочитал блондинок. Маленьких, хрупких, с веснушками на переносице.
Заславский сжал карандаш и тот сломался. Удар достиг цели.
— Поэтому вы их убивали?
— Я не убиваю женщин, я их трахаю. Иногда жестко. Но им нравится. Правда, иногда они все же кричат "я умираю", но при этом очень часто дышат.
— Может это вы считаете, что им нравится, мистер Марини. Иногда желаемое легко выдать за действительное. Вы применяли к ним насилие? Связывали? Били? Что значит жёстко в вашем понимании?
Никакой реакции, ни злости, ни ярости, только в уголках рта все та же высокомерная улыбка, словно этот тип знает то, что Заславскому не дано.
— Мистер Заславский, а вам никогда не приходило в голову, что женщинам может нравится, когда их связывают, бьют плеткой? Не приходило в голову, что они могут приползти к вам на коленях и принести в зубах хлыст, умоляя отодрать их по голой заднице?
Заславский нервно дернул головой. Перед глазами появилась картинка, где Кэтин стоит обнаженная, на коленях и этот чертов итальянец заносит над ней руку с хлыстом.
— Вы в полном дерьме, Марини. И вы прекрасно об этом знаете, потому что нет ни одного человека, кто подтвердил бы, что вы были сами на побережье и дышали воздухом после семи часов вечера. У вас нет алиби, Марини.
— Так же, как и у вас нет доказательств, что я убил, мистер Заславский. И мы с вами оба знаем, что через два часа я выйду отсюда, а вы останетесь ни с чем, ну или с иском, который подготовят для вас мои адвокаты.
— Ну почему вы решили, что у меня нет доказательств?
— А они есть?
Марини усмехнулся, и Алекс готов был поклясться, что ублюдку весело. Именно весело.
— Достаточно для того, чтобы выдвинуть обвинение и начать расследование.
— Так выдвигайте и начинайте.
И вдруг он склонился к столу, облокотившись на вытянутые руки.
— Вы ведь не только поэтому меня сюда вызвали? Личные цели? Интересы? Вмешиваете в работу собственные неудачи, мистер Заславский? Хотите знать с кем я сплю и когда, а на самом деле просто интересуетесь лишь одной. Но вы боитесь задать эти вопросы ей, а вам так хочется в этом покопаться, узнать правду, не так ли? Понять сравнивает ли она нас, и кто лучше? Понять, чем я лучше вас.
Так вот — я лучше. И дело не в сексе. Знаете, почему? Потому что я никогда бы не унизился настолько, чтобы ковыряться в грязном спальном белье своей бывшей любовницы. Потому что я себя ни с кем не сравниваю, и я отпускаю женщин, а не иду по их следу, как натасканная, лишь на одни и те же трусы, ищейка. Не стою под их окнами, не роюсь в их телефонных звонках, урнах под домом и переписке. Так кто из нас маньяк, Заславский, вы или я?
Алекс вскочил с кресла, и они встретились взглядами. Еще никогда Заславский не выходил из себя настолько, чтобы хотелось вмазать задержанному. А сейчас у него чесались кулаки.
— Я запру тебя в карцер, сейчас! И ничто и никто мне не помешает! Найду причину и запру!
Марини расхохотался и у Алекса перед глазами пошли красные круги:
— Не запрете. Вы даже не можете позволить себе съездить мне по физиономии потому что боитесь. Не меня, а вашего начальства, трясетесь за рабочее место.
Страх, в любом его проявлении делает вас рабом и плебеем, а я свободен. В отличии от вас. И это бесит не так ли?
Марини подталкивал Заславского к бездне, нарочно к самому краю, чтобы тот рухнул во тьму тех, демонов, которые его пожирали. Сорвался. И он, черт возьми, уже готов был сделать этот шаг за грань, но закусив щеку, сдержался. Словно на шахматной доске, зажатый в углу король, которому вот-вот поставят мат, и он мечется с клетки на клетку в неизбежности проигрыша.
