Руины (ЛП) - Уэст Джиллиан Элиза

Меня больше никогда не касались.

— Мне жаль, — сказала тьма.

— Это не твоя вина, — ответила я.

— Впусти меня, — умоляла она.

Всё моё существо облегчённо выдохнуло. Я могла бы впустить тьму. Я стала бы сильной не только ради себя, но и ради Рена, чтобы мы могли бороться вместе против Тифона.

В одно мгновение холод исчез, и тёплое покалывание разлилось из моей груди к кончикам пальцев, к корням волос, к подошвам ног. За закрытыми веками (сейчас я поняла, что они действительно были закрыты) простёрся необъятный звёздный небосвод с травой под моими ногами. Передо мной стояла высокая, бледная, как луна, женщина. Её серебряные крылья сверкали, раскинувшись за спиной, будто она готовилась взлететь. Густые чёрные локоны волос кружились вокруг ее головы от призрачного ветра этого места. Она смотрела на меня знакомыми глазами цвета ночного неба.

Она пела. Ту самую песню, что я знала с тех пор, как растила деревья, траву и яблони в саду. Это была песня прощения, песня силы, песня мира. Потому что, несмотря на всё, что было сделано со мной, с нами, сила всегда побеждала.

— Я усомнилась в силе тиранов, — прошептала прекрасная женщина сквозь песню. — И в их стремлении заставить меня замолчать я стала той, кто может поставить их на колени.

Она протянула ко мне руку, её пальцы ласково коснулись моих щёк, прежде чем опуститься.

— Ты должна проснуться, — сказала она.

— Но я боюсь, — ответила я.

Её улыбка была полной нежности, и я поняла, что мы говорили с ней уже много лет. Это был разговор, который продолжался вечно, возможно, с самого начала времени.

— Нет, ты не боишься, — ответила она. — Больше нет.

Другая рука, которую я не могла видеть, коснулась моего лица, откинув волосы назад, а еще одна призрачная мощная рука обхватила мою талию, встряхивая меня. Женщина снова улыбнулась, её знакомые глаза блестели от слёз, и я не могла понять, что в них — горе или радость.

— Он может быть довольно нетерпеливым, не так ли? — спросила она с лёгким изгибом идеальной брови и нежной ноткой в голосе. — Хотя мне больно видеть его сейчас таким холодным.

Женщина положила руку на ту призрачную, что лежала на моей щеке, и провела большим пальцем по воздуху. В этом движении было столько тоски, что я поняла: в её слезах смешались горе и радость, превращаясь в звёзды, которые падали вокруг нас. Взмахом руки она создала большой красный гранат, который появился на её ладони. Она разломила его, и семена засверкали в свете звёзд.

Я смотрела на этот плод, на воплощение жизни и смерти в её руках, когда она протянула мне половину.

— Иногда разрушение должно предшествовать созиданию, — прошептала она. — Руины — это конец одной главы и начало другой. Пепел питает почву, позволяя вырасти новой жизни. Кости ломаются, чтобы затем срастись крепче, чем прежде. Так же будет и с вами обоими.

Она прикоснулась губами к пространству между моими бровями, а затем исчезла в ночи.

Я хотела протянуть к ней руку, попросить остановиться, подождать, назвать своё имя. Но я уже знала его, не так ли? Я знала её почти всю свою жизнь.

Астерия.

Мать Рена.

Призрачные руки снова встряхнули меня, и я могла поклясться, что почувствовала прикосновение губ к своей щеке, прежде чем хриплый, глубокий голос прорвался сквозь тьму.

— Вернись ко мне, eshara, прошу.

Я моргнула. Его глаза цвета ночи были широко распахнуты от паники и страха. Тяжёлой рукой я коснулась пространства между его бровями.

— У тебя глаза твоей матери, — прохрипела я, прежде чем меня снова поглотила темнота бессознательности.

ГЛАВА 44

Ренвик

Я бережно держал её безвольное тело на руках, её слова кружились в моей голове, как вода в водовороте.

У тебя глаза твоей матери.

Оралия потеряла сознание. Это было совсем не похоже на то напряжённое, судорожное состояние, в котором она находилась всего несколько минут назад. Когда она закричала, пузырь тьмы взорвался вокруг нас, и сначала это было похоже на пребывание посреди ледяного урагана. Я медленно опустил её на землю, стараясь сохранить равновесие, чтобы нас не отбросило. Но спустя несколько минут ветер утих, а оставшийся лёгкий бриз стал мягким и тёплым. Держа её на руках, я почувствовал, как будто нежные, заботливые пальцы касаются моего лица и рук.

Тогда её судороги прекратились, хотя тело оставалось напряжённым, а глаза беспокойно двигались под веками. Её губы дрогнули один-два раза, будто она тихо говорила.

Дрожа всем телом, я глубоко вдохнул и выдохнул, убирая волосы с её лица. Пальцами я провёл по изгибу её щеки, очертил полные губы. Пытаясь убедить себя, что она здесь, что она дышит. Тёмный пузырь ночи рассеялся, пропуская слабый лунный свет и туман, окружавший нас. При моём прикосновении она мягко улыбнулась, прижавшись к моей руке, прежде чем потянулась ближе к моей груди.

— Всё хорошо, — успокаивающе сказал я. — Ты в безопасности.

Я прижался губами к её виску, затем снова, но, когда отстранился, её пальцы сжали ткань моей туники. Дыхание Оралии коснулось моего лица, её зрачки расширились, а руки напряжённо упёрлись в мою грудь. Мы смотрели друг на друга, и в этом взгляде смешались облегчение и радость, горечь и боль, образуя взрывоопасный коктейль эмоций.

— Я сделала это, Рен, — выдохнула она. Улыбка озарила ее лицо, словно рассвет.

Ни секунды не ожидая, я прижался губами к ней, и снова почувствовал вкус звездного света и меда. Мощная волна удовольствия накрыла меня. Ее руки зарылись в мои волосы, и на мгновение я подумал, что она хочет оттолкнуть меня, но вместо этого я почувствовал, как ее тело вжалось в мое. Со вздохом она открылась для меня. Наши рты двигались в головокружительной смеси губ, зубов и языка, пока я не застонал.

Моя рука скользнула от ее лица, вниз по шее, проводя по покрытой шелком налитой груди. Ее сосок затвердел от того, что я пощипывал его, прежде чем успокоить мягкими поглаживаниями. Она застонала. Это был мой самый любимый звук, так что я продолжил вытягивать его из нее снова и снова, пока Оралия не задрожала в моих объятиях.

— Рен, — прошептала она, как молитву мне в губы.

Мой член запульсировал от звука моего имени на ее губах, и я знал, что она абсолютно точно почувствовала это на своем бедре. Я из последних сил держался, чтобы не потереться об нее своей твердостью, целуя уголок ее рта, линию челюсти, посасывая пульсирующую точку.

Она приподнялась и забралась ко мне на колени, проявив настойчивость, которую я не видел в ней раньше, подняв юбки так, что ее горячий центр оказался прижат к моему покрытому тканью члену.

— Оралия, — простонал я. Нежные руки сжали мои плечи, ногти впились в ткань моего плаща.

Я обхватил ее за талию, наслаждаясь теплом, которое перетекало из ее груди в мою. Ее щеки пылали, волосы обрамляли ее лицо волнами цвета заката. Она потерлась своими складочками о твердую выпуклость на моих брюках. Ее губы раздвинулись, а веки задрожали от наслаждения, когда она снова скользнула вперед.

— Вот так, — похвалил я.

Прикусив внутреннюю часть щеки, я застонал от силы ее давления на мой член. По ощущениям, это было сродни бушующему урагану, чувствовать так много всего и сразу после веков звенящей пустоты внутри. Я наклонил ее голову вбок, целуя шею, прежде чем протянуть руку и обхватить ее грудь. Я сжал тугой сосок между пальцами, и она застонала, прижимаясь ко мне сильнее.

— Этого недостаточно, — простонала она, дрожа от возбуждения на моих коленях.

Ее брови нахмурились, когда я слегка потянул ее за сосок. Зажав нижнюю губу между зубами, она снова покрутила бедрами. Я приподнял ее, смещая так, чтобы клитор прижимался к моему твердому члену, скользя по нему снова и снова.