Иллюзионист (ЛП) - Кордова Зораида

Я понимаю, что она хочет сказать.

— Потому что цена слишком высока? Я уже дала понять, что готова её заплатить.

— Да простит меня наша Госпожа Шепчущих, Мать Теней и Вечная Луна. Я никому не желаю такой судьбы. Я вижу, как Кастиан смотрит на тебя. Так же, как в своё время Фернандо смотрел на Галатею.

— Кастиан — не Фернандо, — напряжённо отвечаю я.

— И ты так же на него смотришь, — продолжает она, её брови опускаются под грузом невыносимой печали. — Когда ты ступила на борт моего корабля, я видела твою ярость и жажду мести, но только сегодня я впервые увидела твою любовь. Она напомнила мне о том, что когда-то здесь произошло. Теперь я чувствую себя ужасно старой.

Мои внутренности охватывает паника.

— Что именно произошло, когда Фернандо воспользовался Клинком? Ты показала мне фрагменты, но я чувствую, что это не всё. Ты сказала, что хочешь избежать повторения прошлых ошибок.

Арги закрывает глаза и отворачивается. Она делает шаг вперёд, гравий хрустит под её сапогами. Это как божественная мелодия, зовущая нас обеих.

— Когда ты используешь Клинок Памяти, ты становишься проводником его силы. В твоей власти оказывается божественная мощь, но есть определённые ограничения.

— Я не буду пытаться воскресить мёртвых, — обещаю я.

— А Кастиан? А Лео? Или Лейре?

Осознание этого не должно было так ударить по мне. Я знаю, как работает магия. Знаю, что за огромную силу приходится расплачиваться. Знаю, что у магии мориа есть свои ограничения.

— Как только ты получишь эту силу, Ренаты Конвида уже не будет. И тем, кто любит тебя, включая принца, который смотрит на тебя так, будто весь мир начинается и заканчивается там, где ты, нельзя будет даже пытаться вернуть тебя.

— Ренаты Конвида уже не будет. — Я сглатываю, в горле пересыхает, и оттого голос звучит хрипло. — Что со мной станет?

Арги убирает прядку волос с моего лица. От этого жеста из моих глаз начинают литься слёзы, потому что передо мной уже лицо не капитана, а моей матери. Улыбающееся, красивое, ждущее моего шага.

— Ты станешь Пустышкой.

Почему-то я всегда знала, что такова моя судьба. Разве не это мне когда-то сказал Мендес?

Что же, меня всю жизнь тренировали как оружие. Только я смогу им стать. Этой войне не нужны сотни жертв.

Только одна.

Глава 23

После очередного сеанса переноса воспоминаний в альманы и ужина я нахожу Кастиана, сидящего на зелёной лужайке за храмом, где ряды можжевеловых изгородей создают преграду свечению храма. Я замечаю шерстяное одеяло, бутылку сидра и спички в его руках.

— Что ты делаешь? — спрашиваю его.

Он отвечает с кривой ухмылкой:

— Пытаюсь зажечь спичку.

Я фыркаю и возвожу глаза к безлунному ночному небу.

— Я имею в виду зачем?

— Я кое-что обнаружил. — Он зажигает огрызок белой свечи.

Я приседаю на корточки рядом с ним и откупориваю бутылку. Пытаюсь пить, не обращая внимания на нервный узел в животе. Правильнее было бы остановить его, сообщить, что я теперь знаю истинную цену спасения наших народов. Но я не помню, когда последний раз видела Кастиана таким оживлённым, таким радостным. Даже в детстве. Он перебирает свои вещи и достаёт знакомый медный купол, размером с его ладони. Альфаро.

— Я забрал его из руин замка, — признаётся Кас, ставя перфорированную полусферу на землю и чуть-чуть разворачивая. — Здесь от него никакого толка. Но прошлой ночью, когда я впервые увидел звёзды, то наконец-то понял, почему созвездие было мне незнакомо — о нём не рассказывают в Пуэрто-Леонесе.

Я прослеживаю его взгляд к небу. Миллионы звёзд мерцают, подмигивая нам, но одна ярче всех. Маринера. На неё мы ориентировались, пока плыли сюда.

— Мэриам назвала его Лапой Льва, — говорит он и усмехается. — Это созвездие соответствует месяцу рождения моей матери.

— Видимо, тебе было суждено родиться львом.

— Интересно, какие ещё тайны хранила моя мать.

— Только мёртвым известно.

— Я скучаю по ней. — Он забирает у меня бутылку и делает глоток. — Я не хочу скучать по ней, но ничего не могу с собой поделать. У меня столько вопросов, но я всё испортил, потому что был зол и творил ужасные вещи. Я всё думал о том, что сказал Лео в Малом Лузо. Теперь я вижу, что причиняю боль женщинам, которых люблю.

— Что ты имеешь в виду?

— Я оттолкнул Нурию, думая, что тем самым защищаю её. Я отказывался прощать собственную мать, потому что хотел, чтобы она страдала так же, как и я все эти годы. Я… Я не хочу причинять тебе боль.

— Мы все о чём-то жалеем, Кас.

Я убираю волосы, упавшие на его лицо, и он подаётся навстречу моей руке.

«…женщинам, которых люблю», — сказал он. И он любит меня, хотя прямо этого не говорил.

— Как ты думаешь, после того, как это всё закончится, — задумывается он, — мы сможем убедить Арги вернуться в королевство? Не навсегда, если ей этого не хочется, но чтобы поделиться своими знаниями с мориа, оставшимися там?

Мы.

— Когда придёт время, — говорю я, — мы сделаем всё, что от нас потребуется, ради наших народов.

Опираясь на колено, он наклоняется к медному альфаро и раскручивает его.

— Говори прямо, Нати, не увиливай.

Я прикусываю нижнюю губу и чувствую привкус вины за всё то, что мне не хватает духу произнести вслух.

— Я тогда неправильно выразилась, — признаюсь я, моё дыхание учащается. — Когда я просила тебя поцеловать меня, чтобы я могла забыться. Я не хочу тебя забывать. Я хочу впитать каждое мгновение, будь оно хоть жестоким, хоть идеальным — а у нас хватает и тех, и других. Когда я с тобой, в глубине души мне хочется, чтобы мы были другими людьми.

— Почему? — Он мягко касается моего подбородка, ловя мой взгляд. — Почему, Нати?

Разве это не очевидно?

— Потому что у нас с тобой нет будущего.

Он отводит глаза.

— Не факт.

— Факт. Давай не будем строить планов, Кас. Просто представим, что нам удалось создать безупречную иллюзию, я получила Клинок, мы спасли королевство. Что потом? Кем я буду для тебя? Ты станешь королём Пуэрто-Леонеса.

— Знаю, — мрачно отвечает он.

Я подавленно вздыхаю.

— Когда я с тобой, мне хочется забыть, что я девочка без рода, титула и земель. И прежде чем ты скажешь, что тебе всё равно, пойми, что всему остальному миру не всё равно. Твоему Совету не будет всё равно. Твоим союзникам не будет всё равно.

— Тогда я не буду королём.

Он произносит каждое слово медленно, но убеждённо.

— Кас…

Он берёт мои руки в свои и усмехается.

— Не ожидала таких слов от своего «злейшего врага»?

Я вспоминаю, как называла его в письме, в котором просила о помощи леди Нурию. С тех пор, кажется, прошла целая вечность. Мы переросли наши прежние тела и стали новыми версиями самих себя.

— Ты пьян?

— Это очень разбавленный сидр, — возражает он. — Нет, я не пьян. Мы на этом острове всего два дня, а я ещё никогда не был таким счастливым. Если не считать тех дней, когда мы были в Асестенье.

«Я ненавижу тебя».

«Я ненавижу тебя сильнее».

— Мы же только и делали, что ругались. — Мой голос дрожит от слабого довода.

— Мне нравится с тобой ругаться. Я люблю, когда ты не соглашаешься со мной. Поправляешь меня. Я… Мы можем остаться здесь, Нати. Или вернуть свой корабль и уплыть куда-нибудь, если тебе захочется. Я готов уплыть с тобой, куда скажешь.

— Из тебя так себе мореплаватель.

— Мечником поначалу я тоже был ужасным, но сумел же привести себя в форму, согласись?

А как же мориа и все те люди, что погибнут из-за войны, разжигаемой королём Фернандо? Как же Дез, Лео, Лейре? Как же Арги и пираты Сан-Пьедрас? Как же мы с Кастианом? Разве это не наш долг перед теми детьми, что прятались в потайных библиотеках и под кухонными столами во дворце? Я чувствую, как воспоминание загорается напротив моего сердца, свет просачивается сквозь шнуровку рубашки.

— О чём оно? — шепчет Кастиан.