Вера Чиркова - Поверить в мечту
Но в тот миг, когда она достигла середины зала, с двух сторон вдруг встали на галереях одинаково затянутые в черные костюмы фигуры, и мать с тревогой узнала в одной из них Юну, а в другой Стана.
— Если ты мне сейчас скажешь, — обернувшись к беззаботно скалящемуся Тину, выдохнула она, — что и эти привязаны за лонжи, то я выпорю всех шестерых.
— Вастик, ты уверен, что тебе нужна такая кровожадная жена? — ехидно хмыкнула Тина, пользуясь тем, что поблизости не было никого из публики, — может, рванешь уже, пока не поздно?
— Я лучше помогу ей вас пороть, — нежно улыбнувшись жене, Васт успокаивающе погладил ее руку.
— И эту змею я лично пригрела… возле себя, и сама привезла в Дилл! — с нарочитой печалью провозгласил Тин и тут же забыл про роль шута, — ма, смотри, самое интересное!
Самым интересным оказались яркие шарики, которые с двух сторон поочередно бросали Майке ассистенты. А она их ловила с кошачьей ловкостью, и тут же бросала в публику. Но в первозданном виде они до зрителей не долетали, лопались в воздухе, осыпаясь смесью из лепестков цветов, конфет и ленточек.
Понять, как они такое сделали, Ярослава не могла, но конфетки и ленточки были совершенно настоящими, Тин с Вастом ловко поймали для нее несколько штук.
— А теперь… — таинственно объявил за спинами конферансье-самозванец — смертельный номер!
— Убью, — простонала Слава, следя, как Стан поднимает и бросает в Майку просто огромный шар, не меньше полуметра в диаметре.
— Ма… ты повторяешься… — Тин не договорил, захваченный происходящим над головами.
Брошенный Станом шар летел прямо на ассару, но Славе почему-то показалось, что летит он неправильно, не прямо, а полого вниз, как маятник, и слегка замедленно, словно в кадрах специальной съемки.
Так он привязан! Сообразила женщина и с облегчением выдохнула, заметив, что шар движется параллельно натянутому тросу и, добравшись до Майки, окажется ниже её подошв.
Рано она радовалась. Едва шар оказался рядом с таджеркой, та бесстрашно схватилась за канат, на котором он висел, и перепрыгнула на его ненадежную поверхность.
Публика дружно ахнула и в зале воцарилась такая тишина, что все расслышали, как звякнула о мраморные плиты пола оброненная кем-то шпилька или булавка.
— Славочка, — крепче обнял и прижал к себе жену Васт, — ты только не волнуйся… я их сам выпорю.
— Спелись, — безнадежно фыркнул Тин, не сводя пристального взгляда с несущейся в вышине таджерки.
Словно яркая экзотическая бабочка села отдохнуть на огромный маятник невидимых часов и раскачивается на нем, как на качелях, а ее развевающиеся черные волосы и легкие концы шарфов и поясов несутся вслед причудливыми крыльями. Публика во все глаза разглядывала невероятную ассару, стараясь не забыть ни мельчайшей подробности, рассказы об этой удивительной свадьбе теперь будут питать воображение горожан не один день. И несомненно, найдутся молодые пары, которые захотят перенять некоторые из чуждых, но таких красивых обрядов.
Тин следил за невесткой не только ради эстетического удовольствия, подходила его очередь вступать в действие.
Незаметными снизу тонкими шелковыми шнурами черного цвета стоящие на противоположных галереях Конс и Стан сдерживали движение раскачивающегося, как маятник шара, постепенно гася его размах. А когда им это почти удалось, остальные члены команды, удерживающие центральный канат, начали постепенно опускать бесстрашно летавшую над залом Майку.
Юнхиола уже стояла наготове рядом с Тиной, и, едва почти переставший раскачиваться шар оказался перед начинавшей верить, что на этот раз все обошлось, матерью, девушки дружно бросились к нему с разных сторон. Вцепились в канат, подводя шар вплотную к Ярославе, помогли спрыгнуть раскрасневшейся Майяне, и щелкнули защелками на боковинах снаряда.
Верхняя половина шара легко отсоединилась и по взмаху Майкиной руки унеслась под потолок, вместе со всеми секретами.
А в руках девушек осталась огромная чаша и выглядывающий из нее не менее огромный букет цветов, непонятно как помещавшийся под крышкой. Но вскочившая с диванчика Ярослава, кажется даже не заметила цветов, она крепко прижимала к себе Майку и с совершенно итальянским темпераментом ругалась на чисто русском языке.
— Ну, убедилась, что ма любит тебя ничуть не меньше, чем нас? — сварливо спросила Юнхиола по-таджерски, и Майка, счастливо всхлипнув, согласно махнула мокрыми опахалами ресниц.
— Как вам вообще могло в голову прийти?! — успокаивающе поглаживая жену по плечу, так же по таджерски буркнул на девчонок Васт, — испытывать мать таким способом?
— Вернемся в комнату и ты мне все переведешь, — мстительно сообщила Слава, и, подняв личико невестки, ласково заглянула в виноватые и одновременно счастливые черные глаза, — Ты танцевала просто бесподобно… только не делай так больше.
— Ма, да мы все отрепетировали… — погладил мать по другому плечу успевший примчаться вниз Стан, — все было под контролем. Ты Майку-то отдай… тут кое-кто не меньше твоего хочет убедиться в ее сохранности.
— У вас все сюрпризы? — стараясь особенно не улыбаться, поинтересовался Васт, — пора нам уже отдариваться?
— Мы могли бы и еще… — оглянувшись на наблюдавшую издали публику, с сожалением тихо сообщил Стан, — но не хочется светиться для всех. Лучше продолжим вечером. А вы что, вдвоем будете… отдариваться?
— Я сам, — нежно улыбнувшись Ярославе, сказал Ливастаэр, усадил ее на место и отстегнул с пояса странный чехол, — не волнуйся, все будут довольны.
Вот в этот момент Слава и осознала, как права была Афродита, заставив ее подготовить свой подарок. И отбросила все последние сомнения в его необходимости. Теперь она обязательно будет отдариваться… и очень постарается, чтоб её дар запомнился всем.
Анлезиец взбежал до середины лестницы, сел прямо на ступеньки, на глазах у публики достал из футляра и собрал неизвестный струнный инструмент. Если только Слава ничего не перепутала, он чем-то напоминал равап, однако был намного меньше, изящнее и даже на расстоянии ясно, что изготовлен не местными мастерами.
Резко посерьезневший Васт тем временем подтянул струны, тронул их тонкими пальцами и сразу, безо всякой подготовки, запел.
Отчего пенье анлезийцев считается непревзойденным, Ярослава поняла в тот же миг, как услышала первые звуки непонятной, но от этого не менее дивной песни. Потомки ваальтов обладали чудесным даром раскрывать в пении всю глубину своей души, и, несмотря на то, что Васт пел на своем языке, беззащитная откровенность, подчеркнутая хрустальной мелодичностью голоса, как алмазным резцом вскрывала зачерствевшие оболочки сердец, поднимала в душах самые сокровенные воспоминания и пробуждала давно угасшие добрые намерения.
