У смерти твой голос - Лин Ка Ти

А теперь все это вернулось из-за меня. Я обняла свои мокрые колени в прилипших джинсах. Какая же холодная вода! Наверняка кто-то пострадает от этой бури, а могла бы пострадать только я. Как же эгоистично с моей стороны. Нужно было смириться и принять свою судьбу.

Я не сразу заметила: мне стало немного легче, потому что два дерева, которые росли у моего порога, склонились ко мне. Сначала я решила, что их пригнул ветер, а потом поняла: они сходятся ровно надо мной, как беседка. Защищали меня от воды, хотя это почти не помогало, – слишком сильно бушевала буря. Если Гиль может управлять водой, даже пока он в обличье человека, значит, и Чон Мин может управлять своей стихией, просто он не показывал этого. Я горько коснулась мокрых листьев, и они обдали меня новой порцией воды.

Потом я увидела, что кто-то идет по улице, и на секунду решила, что сейчас полиция спасет меня, они же обещали патрулировать Йемтео! Потом поняла – какая полиция в такую погоду? Фигура, едва различимая в мокрой темноте, свернула к моему салону, и я уже потеряла способность бояться, просто сидела и ждала.

Чон Мин. Пришел и сел рядом со мной на пороге. Как это унизительно – все равно, всегда, несмотря ни на что, я рада видеть его.

– Передумал? – хрипло спросила я без прежней злости.

– Нет. – Он помолчал. – Я просто хотел быть рядом. Знать, что ты в порядке.

Как же он замерз! Губы синие, волосы налипли на лоб, зуб на зуб не попадает. Интересно, я так же выгляжу? Его зеленый свитер казался черным от воды. Наверное, это свитер настоящего Чон Мина, который надел захватчик. Теперь невозможно о таком не думать.

– Это ведь настоящий Чон Мин пошел спасать своих коллег в ресторан «Гаксан», – прошептала я. Вода заливалась в рот. – Это был не ты.

На синем от холода лице проступила слабая, невеселая улыбка. Я только сейчас поняла, что так ни разу и не увидела, чтобы Чон Мин улыбался по-настоящему. Похоже, дерево – печальная стихия.

Он встал, чуть не поскользнувшись на каменных плитах, и потянулся к моей двери. Одна из высоких, крепких досок, которые составляли эту дверь уже лет сто, вдруг со стоном отделилась от остальных и осталась у него в руке. Чон Мин откинул ее в сторону, подняв столп брызг. Потом так же избавился от еще одной. Просочился в салон через образовавшуюся дыру, звякнув моей шторой из бусин. Мне было не до гордости – слишком холодно, – поэтому я без вопросов ввалилась в салон вслед за ним и чуть не застонала от облегчения. Тут было сыро, но хотя бы дождь сверху не колотил.

Забавно, в последний раз я была здесь с ним же, в день нашего знакомства.

– Извини, что сломал дверь, – сказал Чон Мин, глядя через позвякивающую штору на дыру, оставшуюся на месте отодранных досок. – Аккуратно открыть дверь мог бы только Металл.

Он сделал пару неловких движений, будто пытался достать доски, валявшиеся снаружи, но ничего не получилось. И тогда два дерева у моего порога склонились ближе к этой дыре, залепив ее своими ветками. Я смотрела на это, уже не способная ничему удивиться. Листья вздрагивали от дождя, но на пол вода литься перестала. От ветра бусины шторы било о дверь, и они тревожно стучали.

Я нажала на выключатель, но электричество, конечно же, не работало. Пошла к шкафу, дрожа от холода, и вытащила свечи. Спички отсырели, а из зажигалки никак не получалось высечь искру, пока Чон Мин не взял ее у меня своими ледяными руками. Ему удалось зажечь свечи, хоть и не с первой попытки. Два теплых, слабых огонька разогнали тьму. Шатаясь, я пошла в подсобку за сухой одеждой – держала здесь запасной ханбок на случай, если не успею переодеться в традиционную одежду дома. Постояла, держа его в руках, и вернулась.

Чон Мин обернулся и вопросительно посмотрел на меня, он был занят тем, что пытался зажечь третью свечу. Его взгляд говорил: «Почему ты не переоделась в сухое, если оно у тебя есть?» Я бросила ханбок на пол. Потом стащила пиджак и бросила его туда же. Сняла мокрую футболку, которая едва отлипла от тела. Расстегнула лифчик и бросила его на пол. Чон Мин медленно скользнул по мне взглядом, и от этого взгляда мне стало жарко. Какая разница, кто на меня так смотрит, человек или дух? Впервые кто-то хочет меня, а я… Я всех спасу. Предсказатель должен служить людям. Если мы это сделаем, Воде придется остановиться, договор ведь будет исполнен, цикл завершится.

Я подошла к нему. Чон Мин моргнул.

– Как выглядит гнев Дерева? – хрипло спросила я, пытаясь отвлечь себя от мыслей о том, что соски у меня затвердели от холода и это, наверное, смотрится неприлично, да и вообще, голая грудь – это та еще непристойность. – Когда гневается вода, это дожди, потоп и тайфун. Огонь – лесные пожары. Земля – неурожай. Металл… ну, наверное, полезных ископаемых меньше становится. А на что похож гнев Дерева?

– Когда-то я развлекался тем, что зазывал путников в чащу, – севшим голосом проговорил Чон Мин. Он явно прикладывал усилия, чтобы не смотреть мне ниже подбородка. – А еще мы с Землей разделяем свой гнев на двоих – это неурожай или… – Он все-таки не справился с собой, посмотрел на мою грудь и опять уставился мне в лицо. – Или гибель лесов. Мы разделяем гнев с Огнем в лесных пожарах, разделяем с Водой, и море оскудевает водорослями, которые питают рыб и других созданий. Мне нравится быть вместе с… с другими.

– Нравится быть вместе, – пробормотала я и потянулась губами к его губам. – Ну тогда все хорошо.

Я почти коснулась его, когда он отвел голову:

– Не хочу.

– А я хочу, – пробормотала я и коснулась носом его щеки.

Он вздрогнул и взял меня за плечи, чтобы отстранить, запоздало почувствовал, что они голые, и отдернул руки. Сам шагнул назад, но там стоял стол, и он неловким взмахом руки сбил с него отсыревший от воды календарь благоприятных дат.

– Не хочешь, Юн Хи-а. – Он обошел стол, чтобы он нас разделил, и тяжело оперся на него. – Я понимаю, что ты делаешь. Приносишь себя в жертву, чтобы остановить потоп.

Я открыла рот, чтобы возразить, но он протестующе поднял руку, обошел стол и поднял с пола мой ханбок. Расправил его и протянул мне, как горничная: вдень руки, и готово. Я упрямо повернулась к нему лицом.

– Всегда знала, что любовь меня убьет. Ты – совсем не худший вариант.

Взгляд Чон Мина смягчился. Он потянулся ко мне поверх ханбока и коснулся губами моей переносицы.

– Эй. Вспомни, кто ты, – выдохнул он, не отрываясь. – Предсказатели – это мудрецы, философы и ученые. Придумай, что нам делать. Придумай другой выход. Ты ведь похожа на него.

Я поняла: он о Хо Тэ Мине, которого он ласково, по-домашнему называл Тэ Мин.

– Ты его правда видел? Какой он? – спросила я и подалась лицом навстречу его прикосновению.

– Страстный, – подумав, ответил Чон Мин. Еще раз провел губами по моему лбу и отстранился. – Жил так, как будто не боится умереть. Вечно придумывал новые способы все упорядочить, чтобы хоть немного обуздать свое сердце. Никогда не сдавался. Давай, Юн Хи-а. Если есть у него наследник, сейчас это ты.

Он по-прежнему приглашающе держал ханбок, но я замерла, так и не одевшись. Наследник…

– Ты все время говоришь, что судья договора со стороны стихий – это ты, – пробормотала я. – Но у любого договора две стороны, договор – это равенство. У него есть судья со стороны людей?

– Нет. Человеческая жизнь слишком короткая.

– Договор с нашей стороны заключал Хо Тэ Мин. Значит, судьей договора может быть его наследник. – Я почувствовала, как на губах зарождается улыбка. – И если у кого есть власть в том, что касается договора, то у нас с тобой. Я имею право выступить от лица людей, а ты – от лица стихий. У нас есть власть!

Чон Мин посмотрел на меня, продолжая держать на весу ханбок, и вдруг улыбнулся. По-настоящему – широко, до морщинок у глаз. Вот в таких странных обстоятельствах я впервые увидела его улыбку.

– Сейчас год древесной стихии, – твердо сказала я, ловя эту улыбку каждым атомом своей души. – Твоей и моей. Вы приходите раз в сто лет, так? Тысяча четыреста двадцать четвертый, тысяча пятьсот двадцать четвертый и так далее – все годы, которые заканчиваются на четверку, – это годы дерева. Тэ Мин назначил тебя главным, а ты своей властью вообще не пользуешься.