Маскарад сердец (ЛП) - Пул Кейти Роуз

— Всё в порядке, — мягко сказал он. — Тебе не нужно объяснять. Я знаю, что у тебя были свои причины быть там. Точно так же, как и у меня.

Марлоу уставилась на него, ошеломлённая. Он не просто признал, что был на аукционе — он ещё и отпускал её без допросов?

— Я знаю это, потому что ты такая же, как я, Марлоу, — продолжил Вейл. — Всё, что ты делаешь, ты делаешь, потому что веришь, что это правильно. Потому что хочешь сделать этот город лучше. Потому что хочешь защитить тех, кого любишь.

Он поднялся с кресла и повернулся к окну за столом. Посмотрел вниз, на Эвергарден, на каналы и улицы Каразы внизу.

— Я работаю над кое-чем. Над чем-то, что может изменить весь мир. Когда это будет завершено — банды, Пять Семей… они больше не будут править.

Он снова повернулся к ней. Его выражение стало напряжённым, почти безумным.

— Я могу защитить тебя, Марлоу. Я могу сделать так, чтобы ты была в безопасности.

Марлоу с трудом вдохнула:

— Что ты имеешь в виду под «работаешь над чем-то»?

— Сильное заклинание, — ответил Вейл, не сводя с неё взгляда. Марлоу с трудом верила, что он рассказывает ей это. Рассказывает правду.

И если он действительно с ней честен — по-настоящему честен — она не собиралась упускать такую возможность.

— Ты имеешь в виду то самое заклинание, которым ты проклял Адриуса?

Она наблюдала, как лицо Вейла замирает. Затем его губы тронула горькая усмешка.

— Я должен был догадаться, что ты раскусишь это. Ты умна, Марлоу. Как твоя мать. Как я.

— Я не такая, как ты, — выплюнула она. — Я бы никогда не заставила человека убить собственного отца.

Вейл тяжело вздохнул:

— Я не хотел этого, Марлоу. Ты должна понять. Это было ради общего блага.

Марлоу могла понять, как смерть Аурелиуса могла послужить общему благу — может быть, даже согласиться с этим. Но это не оправдание проклятию Адриуса.

— Зачем втягивать Адриуса? Зачем было подвергать его этому?

— Это был единственный путь, — тихо сказал Вейл. Он отвёл взгляд, лицо омрачилось сожалением. — Я бы хотел, чтобы мне не пришлось так поступить с ним. При всех его недостатках, при всём, что сделали Фалкресты, он этого не заслужил. Но другого способа не было.

Марлоу скрестила руки на груди:

— Ты мог сам зарезать Аурелиуса, если уж так хотел его смерти.

Но Вейл покачал головой:

— Мне нужна была не его смерть. Мне нужна была его кровь.

— Что?

— Кровь отца, пролита рукой сына, — произнёс Вейл почти как заклинание. Он снова посмотрел ей в глаза. — Это один из ингредиентов заклинания, которое я создаю. А это заклинание… если бы ты знала, на что оно способно. Оно может спасти тебя, Марлоу. Может спасти нас всех.

— Что ты имеешь в виду под «спасти»? — спросила она.

— Гниль и пороки этого города глубоки, — сказал Вейл. — И лишь немногие могут заглянуть за эту пелену, как мы с тобой. Мало кто способен даже представить себе мир, где сострадание, а не жадность, правит поступками. Где уязвимые защищены, а не эксплуатируемы. Где тех, кто их эксплуатирует, ждёт наказание, а не награда. Это заклинание даст нам не просто мечту о таком мире — оно сделает его реальным.

Всю свою жизнь Марлоу верила, что такой мир невозможен. Страх и алчность всегда побеждали — не потому, что люди рождались жадными, а потому, что именно жадность поощрялась, а доброта наказывалась. Люди вроде Свифта и Фишера — хорошие до глубины души — были в ловушке жестокой системы, принуждавшей к насилию и покорности. А люди вроде её матери — те, кто, возможно, могли бы быть хорошими, если бы им дали такой выбор — тоже втягивались в порочный круг, который этот выбор отнимал. А люди вроде Аурелиуса Фалкреста были теми, кто писал правила, сея свою жадность и жестокость на всех остальных.

Но в мире, который хотел создать Вейл, Свифт не боялся бы Медноголовых. Фишер не был бы в долгу у Жнецов. Его семья была бы в безопасности. И Адриус… Адриус был бы свободен от семейных интриг. Свободен.

Свободен быть с Марлоу — если он всё ещё этого хотел.

И вот теперь она сидела перед Вейлом и пыталась сказать себе, что создание такого мира — ошибка. Но была ли это ошибка? Она не знала.

— Проклятие, которое я наложил на Адриуса, будет преследовать меня до конца моих дней, — сказал Вейл. — Но ты и сама знаешь: за всё в этом мире нужно платить. И если пятно на моей душе — это плата за лучший мир… я готов её заплатить. Простых ответов не существует, Марлоу. Ты знаешь это лучше всех.

— Магия, способная на такое, — медленно произнесла Марлоу. — Она опасна.

Вейл кивнул:

— Я не принимаю это решение легкомысленно. Этой магией нужно пользоваться редко. Мудро. И только тем, кто достоин.

Неужели такая сила действительно может быть во благо?

Если что и могло вырвать Каразу из лап банд, Пяти Семей, этой гнили, которая веками разъедала город, так это — Вейл и его заклинание.

Фишер сказал, что Марлоу по уши в этом, и, может, он был прав. Может, она и правда была наивной, полагая, что способна это остановить.

Это заклинание давало Вейлу возможность переписать саму реальность. И если такая реальность — именно та, которую он хочет создать… Марлоу оставалось только задаться вопросом: даже если бы она могла его остановить — должна ли?

Глава 26

Адриус сошёл с лодки и уставился на ничем не примечательный дом перед собой.

— Здесь?.. — выдавил он. — Всё это время она была здесь?

Думать только: больше двенадцати лет ему твердили, что мать бросила его, уехала за полмира. А она всё это время находилась в двадцати минутах езды на лодке.

— Думаю, твой отец хотел держать её рядом, — ответила Марлоу. — Чтобы приглядывать за ней. На случай, если она найдёт лазейку и сбежит.

Яростная злость вспыхнула в груди Адриуса. Он поймал себя на дикой мысли: если бы Аурелиус сейчас стоял перед ним, он не задумываясь снова вонзил бы нож в его сердце.

Марлоу мягко коснулась его руки, и Адриус повернулся к ней. В её взгляде читалась тревога.

— Ты уверен, что хочешь сделать это сейчас? — спросила она.

Он лишь кивнул.

Марлоу повела его по тропинке к дому, через кованые ворота, мимо ухоженного газона и аккуратно подстриженных живых изгородей.

Перед самой дверью Адриус остановился.

— А что, если она…

Он сглотнул. А что, если мать не захочет его видеть? Если она не узнает того, кем он стал? Того, кто стал таким холодным, таким бесчувственным, что даже не сумел оплакать смерть собственного отца.

Исме увидит его насквозь. Увидит, как сильно он похож на своего отца — человека, который держал её взаперти все эти годы. И прогонит его, как только поймёт, кто перед ней.

— Адриус, — голос Марлоу вырвал его из водоворота мыслей. — Когда я видела твою мать… она была заперта здесь очень давно. И единственное, чего она хотела, о чём просила — это не свобода. Она просто хотела увидеть тебя и твою сестру.

Адриус глубоко вдохнул, позволяя словам дойти до сознания. Но что, если Исме на самом деле хотела увидеть того Адриуса, которого помнила? Маленького мальчика, который плакал, когда сестра его била, садился к ней на колени, прося угощений, сказок и обнимашек? Того Адриуса, который существовал только в её воспоминаниях, но не того, кем он стал сейчас.

— Мы можем не заходить, — мягко сказала Марлоу. — Вернёмся в другой раз.

Но Адриус покачал головой. Если он струсит сейчас, то, возможно, никогда больше не наберётся храбрости.

— Хорошо, — сказала Марлоу и толкнула дверь.

Изнутри не раздалось ни звука. Марлоу просунула голову в прихожую:

— Здравствуйте? Исме? — позвала она. Адриус остался стоять в дверях, пока Марлоу осторожно продвигалась вперёд.

И тогда он увидел её — через арку, ведущую в гостиную. Его мать.

На ней был халат тёмно-фиолетового цвета. Тёмные волосы, теперь с серебристыми прядями, были заплетены в косу, перекинутую через хрупкое плечо.