Карен Монинг - Лихорадка теней
Осознание того, что Бэрронс жив, оказалось слишком сильным потрясением. Я не смогла с ним справиться. Слишком много чувств и мыслей пытались сосуществовать одновременно. Мой разум попытался переварить, что невозможное возможно, подобрать слова ко всем моим чувствам, но мое сознание отказалось в этом участвовать. Я отключилась.
— Бэрронс?
Я перевернулась на спину. Ответа не было. Меня охватил страх, что это был всего лишь сон. Что он не жив на самом деле, и мне снова придется мириться с этой невыносимой действительностью.
Я резко села. Душа ушла в пятки.
Я была одна. Было ли это все жестокой иллюзией, сном? Дико озираясь по сторонам, пыталась найти доказательства его существования.
Магазин был разгромлен. По крайней мере, это мне не приснилось. Я начала подниматься и остановилась, заметив приклеенный к моему пальто листок бумаги. Удивившись, я сорвала его.
«Если Вы покинете магазин и заставите меня искать Вас — я заставлю Вас жалеть об этом до конца Ваших дней. Z»
Смеясь и плача одновременно, я села, прижимая листок к своей груди. Я ликовала.
Он жив!
Не понимаю, как такое возможно. Хотя, мне все равно. Иерихон Бэрронс жив. Он ходит по этой земле, и мне этого достаточно.
Я закрыла глаза. Меня пробрала дрожь. Осознав, какой тяжкий груз спал с моей души, я вдохнула, по-настоящему вдохнула первый раз за все это время, с жадностью вбирая в легкие воздух.
Я его не убила.
Я не виновна. Каким-то образом с Бэрронсом мне было даровано то, чего я так и не получила со своей сестрой — и мне даже не пришлось разрушать ради этого мир — второй шанс!
Открыв глаза, я прочитала записку еще раз и рассмеялась.
Он жив.
Разгромил мой магазин, написал записку. Замечательную, просто замечательную записку! Какой прекрасный день!
Я гладила клочок бумаги, на котором он написал свою угрозу. Я люблю этот клочок бумаги. Люблю эту угрозу. Я даже люблю свой разгромленный магазин. Потребуется много времени, но я восстановлю его. Бэрронс вернулся. Я отремонтирую полки, заменю мебель, и когда-нибудь я буду сидеть на своем диване и смотреть на огонь, а Бэрронс войдет, и ему даже не надо будет ничего говорить. Мы просто посидим в дружеской или — да какая разница? — неприязненной тишине. И я соглашусь с любым его невероятным планом. Мы поспорим, какую выбрать машину, и кто поведет. Будем убивать монстров и охотиться за реликвиями, постараемся придумать способ, как поймать Книгу. Все будет идеально.
Он жив!
Что-то соскользнуло с моих колен на пол, когда я пошевелилась, что бы встать. Я нагнулась, чтобы поднять это.
Это была фотография Алины, которую я оставила в почтовом ящике родителей в ночь, когда В’Лейн перенес меня в Эшфорд, показывая, что он восстановил мой город и присматривал за моими родителями. В ночь, когда Дэррок выследил меня, благодаря метке на затылке, и впоследствии похитил моих родителей.
Та самая визитная карточка Дэррока, прикрепленная к входной двери BB&B. Он требовал, чтобы я пришла к нему, используя Зеркала, если мне дороги родители.
То, что Бэрронс оставил её для меня, говорит только об одном: он спас маму и папу до того, как я вызвала ЕВУ в Зеркалье.
Но он оставил эту фотографию не в качестве подарка, или чтобы мне стало лучше. Он оставил ее по той же самой причине, что и Дэррок. Это был намек:
«У меня твои родители. Не вы***вайся.»
Ну что ж, он немного злится на меня. Я переживу это. Если бы он меня убил, я бы тоже разозлилась, не важно, насколько нелогично это звучит. Он справится с этим.
Я не могла и просить о большем. Ну, могла вообще-то, например, чтобы еще Алина воскресла, и все фэйри умерли. Но и за это спасибо. Я согласна жить в таком мире.
Мои родители в безопасности.
Стиснув записку и фотографию, я прижала их к груди. Меня бесило, что он умчался и оставил меня валяться на полу, но у меня были доказательства того, что он жив, и я знала, что он вернется.
Я была ОС-детектором, а он — ОС-директором. Мы команда.
Он жив!
Хотелось бодрствовать всю ночь, наслаждаясь ощущением, что Иерихон Бэрронс не мертв, но у моего тела было другое мнение.
Я чуть не рухнула, войдя в свою спальню. Если я и усвоила что-то после смерти Алины, так это то, что горе истощает физически, гораздо сильнее, чем ежедневный марафонский забег. Оно уничтожает тебя, оставляет раздавленным душу и тело.
Я нашла в себе силы умыться и почистить зубы, глупо улыбаясь своему отражению в зеркале. Но на пользование зубной нитью и увлажняющим кремом меня уже не хватило. Слишком много усилий. Я хотела барахтаться в глупом ворохе воспоминаний, завернуться в осознание, что я его не убивала. На мне не было вины. Он не умер.
Жаль, что его не было рядом. Хотелось бы знать, где он. И жаль, что у меня не было мобильника.
Я бы сказала ему все самое важное, что не могла раньше. Призналась бы в своих чувствах. Не побоялась быть нежной. Потеряв его, я поняла, что чувствую, и мне хотелось кричать об этом на весь белый свет.
Мало того, что я понятия не имела, куда он ходил по ночам, я едва могла двигаться. Боль была тем клеем, который держал в кулаке мою волю и соединял мои кости.
Без него у меня не было сил на на что.
Завтра будет новый день.
И он будет жив!
Я разделась и забралась в постель и уснула сразу, едва голова коснулась подушки. И спала, как женщина, прошедшая через ад в течении нескольких месяцев, без еды и отдыха.
Сны были такими яркими, что казалось, будто я жила в них.
Мне снилось, как я наблюдаю за смертью Дэррока. Злость. У меня украли возможность самой расправиться с ним, мою месть унес Охотник, сжимая ее когтями. Мне снилось, что я снова в Зеркалье, все время ищу Кристиана и не могу найти. Мне снилось, что я в аббатстве, в камере, на полу, пришла Ровена и перерезала мне горло. Я чувствовала, как кровь вытекает из меня и заливает и без того грязный пол. Мне снилось, что я в Холодное место, преследую красивую женщину, которую я никак не могу догнать. Снилось, что я все-таки сделала это: уничтожила мир и заменила его на тот, о котором мечтала. А потом летела на древнем К’Враке над заново созданным миром. Его громадные черные крылья растрепали мои волосы, и я смеялась, словно демон, под звуки неуместной, навязчивой мелодии ремикса Pink Martini «Qué Sera Sera»[14], будто сыгранной на клавесине[15] из ада.
Я проспала шестнадцать часов.
Мне нужна была каждая минута сна. Последние три дня были выматывающим сюрреалистическим кошмаром.
После пробуждения, первым делом я достала из-под подушки записку Бэрронса. Перечитала ее, чтобы убедиться, что он на самом деле жив.
