Между делами (ЛП) - Джинджелл Вэнди

— Тебя зовут Ральф, не?

Он выполз как положено и присел на корточки, чтобы посмотреть на меня снизу вверх.

— Откуда ты знаешь моё настоящее имя? Никто никогда не знает моего имени!

Справа от себя я увидела Джин Ёна и Зеро, которые застыли ещё неподвижнее, чем были минуту назад — неподвижность хищников, да, но, по крайней мере, они пытались. Я бросила быстрый взгляд на Зеро, и он кивнул: они не хотели пугать Ральфа, который прятался за диваном, поэтому пока были готовы предоставить мне возможность всё уладить.

— Итак, — спросила я, поворачиваясь к нему, когда он осторожно устроился на диване лицом ко всем нам, — тебя терзает этот дом последние девяносто пять лет?

— Я не терзаюсь, — с достоинством ответил Ральф ревенант. — Это для призраков и теней. Во мне есть нечто большее, чем просто тень и остатки личности. У меня есть скелет.

— Да, звучит совсем не так жутко, — сказала я. — Я слышала, что в этом месте, как предполагалось, водятся призраки.

— Люди продолжают пытаться сюда переехать, — угрюмо сказал Ральф. — И они не слушают, когда я говорю им, что я был здесь первым и что это мой дом. Они просто продолжают врываться, шуметь и пытаться что-то передвинуть, а мой дом так не работает. Вещи должны оставаться на своих местах.

— Значит, там нет призраков, — сказала я, кивая. Я немного подумала об этом и ухмыльнулась. — Спорим, ты всё же показываешь им свой скелет, а?

— Иногда, — сказал Ральф с виноватой улыбкой. — В основном, я просто позволяю дому съесть несколько штук и выплюнуть их. Иногда я оставляю их здесь на некоторое время, чтобы они поняли, что это глупо — ошиваться тут.

Я взглянула на всё ещё промокшего и явно раздражённого Джин Ёна и ухмыльнулась.

— Ага, заметно. А как насчёт тех, которые не возвращаются?

— Что, трое мужчин и тот, что в очках? Они ушли куда-то ещё, когда дом поглотил их. Я не смог вытащить их обратно. Тот, что в очках, тоже не хочет уходить.

В его голосе звучала обида, из-за чего было трудно сдержать улыбку. Очевидно, следователь, о котором нам рассказывала Веспер, нашёл, во что верить.

Мне не хотелось думать, куда подевались трое молодых людей с камерами, поэтому вместо этого я спросила Ральфа:

— Ой. Почему у тебя здесь нет воды?

— По моему опыту, в пустых домах людей обычно нет воды и электричества, — сказал Зеро, но сказал это тихо, чтобы не напугать ревенанта.

— Да, но что, если риэлторы показывают дом людям? Он сказал, что люди въезжали и выезжали: риэлторы, должно быть, включили свет и всё такое прочее, чтобы показать его людям.

Это было странно: несмотря на то, что в течение тех лет, что я была одна, в моём доме всё ещё были электричество и вода, этот дом редко показывали людям. Здесь, где дом, очевидно, столько раз сдавался в аренду и продавался, имело бы смысл сохранить их. Внезапно я вспомнила о счёте за воду или электричество, который я видела среди документов, которые я передала Пять-Четыре-Один, и подумала, не стоит ли мне ещё раз взглянуть на него.

— Вода и свет отключаются, когда уходят люди, — печально сказал ревенант. — Им на меня наплевать.

— Возможно, они бы так и сделали, если бы ты не демонстрировал им свой скелет, — заметила я. — Некоторым людям это не нравится. И если ты будешь делать глаза как угли, они сначала побегут, а потом будут задавать вопросы.

— Я тоже люблю воду, — пробормотал Ральф. — Они не должны брать её с собой, когда уходят. Это невежливо.

— Зачем ревенанту вода? — спросил Зеро голосом, который был ближе к его обычному рокоту. Этот звук заставил Ральфа слегка подпрыгнуть, но он не стал снова прятаться за диван, что было победой.

— Мне нравится наблюдать, как она течёт, — сказал он. — Я тоже могу её потрогать. Я могу потрогать всё: у меня есть скелет.

— Как ты узнал, кто ты такой? — с любопытством спросила я его. Если бы он был хоть немного похож на Моргану, то не стал бы часто выходить на улицу, и даже с учётом того, что весь его дом был пронизан Между…

Погодьте-ка.

— Вот блин! — сказала я, оглядывая мягкость и податливость всего дома. Это было Между, но не совсем то, к которому я привыкла. — У тебя есть доступ к За, не? Не просто

доступ к Между, который полезен для того, чтобы заставить дом есть людей.

— Раньше монстры продолжали приходить, — мрачно сказал он. — Они отличались от меня. Но потом я обнаружил, что большинство из них не могут причинить мне вреда, и я узнал, как использовать дом, чтобы защитить себя. Теперь они больше не приходят. Я думаю, это фейри рассказал мне, кто я такой. У него тоже был огонь, который сжёг и наш дом; мы чуть не погибли, выгоняя его.

Может быть, мне не стоило настаивать: он снова поджал ноги и обхватил их руками, просто маленький парнишка, проживший больше ста лет, и девяносто с лишним из них в одиночестве. Но мы должны были задавать вопросы — нам нужно было остановить убийцу, и у меня были свои вопросы, на которые нужны были ответы.

И всё же внезапно я почувствовала, что по сравнению с ним у меня была не такая уж плохая жизнь.

Я села рядом с ним, достаточно близко, чтобы наши руки соприкасались, и слегка подтолкнула его локтем.

— Эй, — сказала я чуть мягче. — Что случилось в ту ночь, когда ты превратился в ревенанта?

— Там был радиоспектакль, — сказал он, и его лицо просияло. — Он был чем-то новеньким и захватывающим, но мама сказала, что мне нельзя его слушать, потому что в то утро у меня на голове было варенье. Меня пришлось запереть в угольном погребе, чтобы я помнил, что нельзя ничего трогать.

— Она заперла тебя в угольном погребе за то, что ты слегка запачкал вареньем ручку радиоприёмника? — я уставилась на Зеро, а затем на Джин Ёна, прежде чем вспомнила, что для них это, вероятно, было не так уж ужасно. Отец Зеро активно убивал своих питомцев, чтобы отучить его от мысли, что у него может быть всё, что у него нельзя отнять. Я слегка подтолкнула Ральфа локтем и сказала ему: — Прости, малыш.

— Если я прикасаюсь к вещам, я их пачкаю, — объяснил он. — Маме приходится очень много работать, чтобы исправить их, поэтому я не могу прикасаться к вещам. Но иногда я волнуюсь и забываю. Если я спущусь в подвал, это поможет мне вспомнить, потому что он такой же грязный, как и я.

— Ты не грязный, малыш, — сказала я, когда пришла в себя. Вот блин! По крайней мере, у меня были хорошие родители до того, как их убили: у меня не было тяжёлого детства, а потом я не превратилась в ревенанта. — Что случилось? После того, как ты выбрался из подвала?

— Она вошла в мою комнату позже, после того как я принял ванну, — сказал он, обхватив руками колени. Он погрузился в тяжёлое молчание, его губы трагически изогнулись, а дом вокруг нас начал шептаться, двигаться и раздуваться.

— Она зашла поцеловать тебя на ночь? — спросила я, следя за движением. Не то чтобы я думала, что нам грозит какая-то опасность теперь, когда здесь был Зеро со своим волшебным светом, но, если бы мне приходилось вытаскивать ревенанта из-за дивана каждый раз, когда он расстраивался, мы бы пробыли здесь гораздо дольше, чем планировали.

— Не говори глупостей, — сказал он, и его голова дёрнулась назад, как будто я предположила, что она зашла, чтобы запустить в него ботинком. — Я маленький и грязный, и, если я её поцелую, она будет вся в грязи.

Я с трудом удержалась от того, чтобы возразить, что дети должны всё пачкать, потому что мне показалось, что это может его обидеть. Вместо этого я пересела на противоположное сиденье, обняла растрёпанного и липкого Джин Ёна за шею и спросила:

— А что значит комок грязи между друзьями?

Брови Джин Ёна поползли вверх, но моё внимание привлекло лицо ревенанта: на нём было какое-то измученное выражение, которое он то ли не хотел, то ли не мог скрыть. Я снова пересела на другой диван и вместо этого обняла его.

— Ты пачкаешь меня, — сказал он тихим голосом.

— Приятное ощущение, не так ли? — бодро спросила я. — Не парься о грязи.