Два дня до солнца (СИ) - Комарова Марина

― Доброго дня, Эммануил Борисович. Почему здесь? ― звучит совсем рядом.

Чех не смотрит на неё, но чувствует, что стало немного светлее. Точнее… ярче.

Волосы горят огнем, веснушки плавятся южным солнцем, взгляд задумчивые-задумчивые. В ней больше нет ничего от того измученного угловатого олененка, на которого просто рухнул дар, вмиг спалив прошлую жизнь.

Хорошая девочка, юная одесситка, которая училась в торгово-промышленном, была влюблена в одногруппника и… всё сразу потеряла. Временами дар не считается с жизнью человека, к которому приходит.

― Море же прекрасно, ― улыбается Чех и все же смотрит на Зою.

Она придерживает рыжие пряди, которые так и норовят взвиться языками огня на ветру. Молчит, только смотрит своими желтющими глазами, как у кошки. Ленивой толстой одесской кошки, которая лежит в уютном дворике на ступеньках крыльца. Лежит и смотрит.

― Как бабушка? ― как ни в чем не бывало интересуется он.

― Ей девяносто шесть в субботу, но от жажды деятельности можно зажигать пионерские костры, ― невозмутимо отвечает Зоя.

Какая бабушка ― такая внучка. Неудивительно, что дар выбрал такое изощренное воплощение. Сейчас-то, конечно, Зоя совсем не та девчонка. Она умеет управлять силой. Она доучилась и работает. Весьма неплохо работает, неплохо поднялась ― одна из лучших портних на Лузановке. К ней так просто не попадешь.

― Очаровательно. Передай ей привет.

― Обязательно.

И снова ― убирает рыжую прядь с лица. Молчит. Знает, что Следящего не стоит торопить, сам всё скажет. Не успокоится, пока не вытреплет нервы как следует.

Но у Чеха сегодня не то настроение. Поэтому он переходит к делу сразу:

― Нужна твоя сила, Зоя. Очень скоро начнутся крайне занимательные события.

― Какие?

Она тут же напрягается. Слышно даже, что дышит иначе. Каждый раз, когда требуется её участие, обязательно происходит маленький конец света.

― В Херсоне вот-вот появится Создатель. Хороший, сильный, талантливый. Но он ничего не умеет. Пока неясно, сумеет ли удержать силу.

Она хмурится, потом смотрит на Чеха:

― Мне надо убирать всех тех, кого он создаст?

Чех некоторое время молчит, потом качает головой:

― Не совсем. Только если не справится тот, кто должен его защищать. Он, кстати, уже в городе.

Тонкие рыжие брови удивленно заламываются:

― Кто же теперь оберегает Создателей?

― Не всех, ― улыбается Чех, ― а конкретно этого. Тот, кто сам знает о созданиях не понаслышке.

Он беззвучно произносит имя, и Зоя чуть ли не шарахается в сторону. Но потом берет себя в руки.

― Бог фейспалма? Ябо? С какого перепугу?

― Взялся за голову, ― хмыкает Чех. ― Ну или за другое место, откуда мне знать, чем он там сейчас думает? Но в любом случае, он больше не хочет существования в этом мире, поэтому готов полностью искупить свои проступки и побыть защитником.

― Ябо способен на милосердие и помощь? ― скептически уточняет Зоя.

Чех молчит. Ябо и Зоя Лёзная, девочка-Солнышко, друг друга терпеть не могут. Так уж сложилось, что они никак не примут существования друг друга. Зоя пыталась уничтожить его. Сходила с ума, не понимая, что дар застилает разум, требуя смерти чудовища с костяными наростами на лице.

― В каком-то смысле, ― отвечает Чех. ― Тебе завтра лучше выезжать. Гостиница уже забронировала. Имя Создателя ― Антон Шуткач. Файл с характеристикой у тебя на почте. Если что пойдет не так, ты знаешь, к кому обратиться на месте.

Зоя хмурится, кусает нижнюю губу, которая тут же наливается кровью и темнеет.

Знает. Димка Мороз, с которым у неё тоже очень своеобразные отношения. Но потом берет себя в руки и кивает:

― Хорошо, Эммануил Борисович, я поняла. Пойду тогда.

После чего разворачивается и шагает по песчаному берегу. Волосы треплет ветер, они пламенеют на фоне серого неба и моря.

Чех некоторое время просто смотрит ей вслед.

В своё время Егор Штольня, вытащив на свет Ябо, дал невольный толчок пробуждению двух других даров ― полностью противоположных друг другу.

Тот, кто притягивает к себе всё созданное.

Якорь.

Та, кто всё созданное… уничтожает.

Капкан.

Глава 21. Больше нет

Я слышу, как поют птицы, но вставать чудовищно не хочется. Тело окутывает жуткая слабость, вообще ничего не хочется делать. Это нормально? Что было вчера ночью?

С трудом открываю глаза, сажусь на постели, провожу ладонями по лицу. Ощущение, будто меня всю ночь проталкивали сквозь мясорубку, в результате получился фарш, на который мрачно посмотрели, а потом махнули рукой. Мол, мать его так, всё равно котлеток налепим.

Я с удивлением обнаруживаю, что одежда почему-то смятой кучей валяется на полу. Кошмар. Что произошло? Лень было нормально повесить на стул или…

Воспоминания тут же накатывают удушливой волной.

Ужгород. Дымкевич. Ночь. Страх. Твари. Чех.

Почему-то именно в таком порядке. Вспоминается ещё кто-то с книгой в руках, как же… ах да, его зовут Тиглат Волшебные Пальцы. А ещё… вчера Дан…

Господи.

О. Господи.

От яркой и до безумия неправильной сцены бросает в жар. Дышать становится трудно, щеки опаляет румянцем ― не вижу, но прекрасно чувствую. Чем я думал тогда вообще? Как теперь вообще смотреть ему в глаза?

Я встаю и подхожу к зеркальной дверце шкафа. Физиономия выглядит как обычно, примята со сна, но без синяков и ссадин. Значит, мне не врезали по ней.

Пытаюсь копнуть дальше, чтобы разобраться, что было после того, как…

Я опираюсь рукой о стену и шумно выдыхаю. Спокойно, Антон, спокойно. Шансы быть побитым есть всегда. Поэтому для начала стоит разыскать Дана и поговорить с ним.

Кое-как определившись с дальнейшим планом действий, я иду на кухню. Там… никого. В ванной ― тоже. На балконе ― аналогично.

Не нужно в чем-то хорошо разбираться, чтобы понять… Дана Ярасланова в этом доме нет. Его вещей ― тоже.

Я сглатываю.

Что за ерунда? Сбежал? Нет, не в его характере. Таки вмазал мне чем-то тяжелым по голове, но я просто не щупал затылок?

На всякий случай провожу по нему ладонью. Да нет, глупости, всё целое.

Тогда… что? Какого он ушел, ничего не сказав?

Я плюхаюсь на стул, пытаясь понять, что делать дальше и куда бежать. Но мысли упорно не желают выстраиваться в ровные рядки.

― Кофе, ― выдыхаю я. ― Сначала захватить кофе, а потом ― весь мир.

С выполнением привычных задач мозг немного оживает и начинает работать в привычном режиме. Конечно, с огрехами, но все же.

Разобравшись с утренними делами, я заглядываю к Анне Назаровне и забираю Фроню. В первый момент кажется, что кот стал тяжелее, но я тут же отметаю эту мысль. За такой короткий срок невозможно настолько поправится. Фроня смотрит на меня огромными невинными глазами, в которых отражаются граммы съеденного, и… да. Таки потолстел.

― Я тебя на диету посажу, ― ворчу, и кот лезет гладиться и урчит.

Паразит.

А… потом. Потом я не знаю что делать. Понимаю, что у меня нет даже его номера телефона. Не до телефонов было.

От осознания этого немного дурно. Ощущение, что прожили целую жизнь, и в один миг всё разлетелось на осколки.

― Глупости какие, ― бормочу я, бездумно щёлкая мышкой, глядя то в почту, то на сайт с книгами.

Двадцать первый век, интернет и прочие приблуды. Сейчас можно отыскать человека, даже если он хорошо прячется.

Быстро нахожу его аккаунт на Автор.Тудей и пишу сообщение в личку. Понимаю, что он может туда не заглядывать, но очень надеюсь на обратное.

И тут же пытаюсь понять, как действовать, если Дан меня проигнорирует.

Делаю глубокий вдох, прикрываю глаза и откидываюсь на спинку стула. Опасно раскачиваюсь на нём, рискуя грохнуться в любой момент, но ни капли этого не опасаясь. Ушиб на заднице сейчас не самое страшное, что со мной может случиться. Особенно после открытия мира Создателей.

Некоторое время в голову не приходит ничего дельного. Кажется, я просто разучился соображать. И только когда Фроня обеспокоенно заглядывает мне в глаза, наконец-то озаряет.