Два дня до солнца (СИ) - Комарова Марина
― Ничего так.
Я вопросительно смотрю на Дана. Тот недобро хмурится, странное ощущение, что ему очень не нравится такое внимание этого мужчины к моей персоне. Пока он собирается ответить, незнакомец подхватывает меня под локоть и помогает сесть.
Принимать вертикальное положение ― ошибка: тут же к горлу подкатывает дурнота, а перед глазами всё плывет. Я издаю сдавленный стон и чувствую, как меня подхватывают, не давая качнуться в сторону.
― Дыши глубже, ― голос незнакомца завораживает, превращаясь в шепот и забираясь в каждый уголок сознания. ― Просто дыши. Ты потерял много сил. Станет легче, но не сразу. Яб… Дан, держи его.
И он держит, уверенно и достаточно мягко, не давая снова съехать на диван.
Я перевожу затуманенный взгляд в сторону и понимаю, что в комнате есть ещё один человек ― мрачный молодой мужчина с русыми волосами. Он в потертых джинсах и болотной футболке с росчерком молнии. Серые глаза чуть прищурены. Он изучает меня с ног до головы. И не определишь: нравится ему увиденное или нет.
― Кто вы? ― сипло спрашиваю я. ― И… где… как я тут оказался?
Поначалу кажется, что никто ничего не скажет, но потом… потом на меня льется такой поток информации, что успевай только слушать и запоминать.
Парня в футболке зовут Дмитрий Мороз, он же ― Тиглат Волшебные Пальцы. Собственно, куда мы собирались с Даном, туда и пришли. А вот второй мужчина не называет имя полностью, ограничившись коротким «Чех». Могу только предположить, что это прозвище, которое пошло то ли от национальности, то ли от фамилии, то ли… черт его знает. Говорит на чистом русском языке, поэтому неясно, кто такой.
― Не расстраивайся, что твой мир сейчас сломается, ― мягко просит Чех, уже сидя в кресле напротив нас.
― А он сломается? ― хрипло уточняю я.
― Он уже сломан.
Нет смысла уточнять, потому что…
Всё, что я узнал за последние дни, ― оказывается, лишь малая часть. Кроме людей в этом мире обитают… другие. У них разные названия, нет четкой системы определений, зато есть постоянная эволюция. Человеческие возможности намного шире, чем мы привыкли считать. Кто позволяет себе выйти за рамки, навязанные собственными разумом и сознанием, тот узнает много нового.
Многие легенды ― совсем не легенды, а реально случившиеся вещи, которые людская память любезно сохранила, но потомки отказываются принять.
Есть города. Есть ― Городовые.
― Подождите-подождите, ― выдыхаю я сквозь стиснутые зубы, ― вы хотите сказать, что за каждым городом кто-то приглядывает? Какая-то сущность? Даже за Херсоном?
― Почему «даже»? ― усмехается Чех. ― У каждого населённого пункта есть хранитель, который когда-то жил в этих местах. С местным Городовым ты даже встречался.
― Я?
Вопрос настолько звонкий, что, кажется, повисает в желтом свете комнаты.
Чех улыбается одними глазами, глядя на меня поверх стёкол очков.
― Конечно. Вспомни всех, кто тебя предупреждал не ехать во Львов.
Я хмурюсь, чего, конечно, не стоит делать. Боль тут же пронизывает виски. Получается только зашипеть рассерженной змеёй и сжать их пальцами.
Но тут же перед внутренним взором появляется блондин в черной одежде и с удивительно светлыми глазами ― тот, который спас от падения мой смартфон. Я перевожу озадаченный взгляд на Чеха. Тот, видя реакцию, улыбается уже губами.
― Да, мой дорогой друг, именно он. Наш дражайший Данила Александрович. Если захочешь, как-нибудь познакомлю, поболтаете. Исключительно ответственный Городовой.
― Нифига не твой и не дорогой, ― ворчит Дан, и я с удивлением смотрю на него.
Ого, какой хмурый. Определенно, происходящее ему совсем не нравится. Чех, не обращая на это внимания, продолжает:
― Городовые ― это далеко не все, Антон.
И это я, как ни странно, знаю. Про Создателей мне уже рассказали. А рассказ про Тиглата, то бишь Диму, начинают через несколько минут. Дима ― Якорь, который тянет к себе… всякое. В своё время он притянул Дана, который благодаря этому сумел спастись из Ужгорода. Ведь именно так Дан обрел плоть и кровь.
Временами Чех или Дима оговариваются и называют его не Дан, а Ябо, и я тут же вспоминаю подпись «Я.Бог».
― Почему Ябо? ― вклиниваюсь я с вопросом.
Чех приподнимает бровь, Дима фыркает:
― Пусть сам расскажет.
― Я тебе расскажу, ― бухтит Дан. ― Потом. Если захочешь.
― Начнешь с того, как тебя увидел пан Штольня, оглушил и кинул в подвал, не зная, что делать, ― хмыкает Дима. ― А ты, имея крепкий череп, очухался и изо всех сил потянулся ко мне, Якорю. До сих пор, кстати, не помню, как я сам оказался в подвале. Но вот как ты уничтожил тех, кто пошел по следу…
― Иди к черту.
Становится и ежу понятно: сейчас Дан говорить он не намерен. Я немного хмурюсь, но, пожалуй, и правда не время вытрясать правду.
Чех понимает это без слов и… продолжает рассказ. Внезапно про Корону Юга. Я только и могу смотреть на него во все глаза.
― Она… реальна?
Чех кивает, сцепляет пальцы в замок, и я невольно отмечаю, что они длинные и красивые. Играет на музыкальном инструменте? Или просто с рождения такие завораживающие руки?
― Вполне. Не жутко непостоянна, как истинная женщина. Корона Юга… чтобы было понятнее, назовем ее фэнтезийным языком, ведь ты же писатель, ― некий артефакт. Она материализуется в нашем мире ровно в тот момент, когда должен вот-вот появиться новый Создатель. Восемь лет назад Создатель появился в Одессе, тогда вспыхнул красный камень.
Перед моими глазами тут же появляется обложка Игоря.
― Одесса ― это красный, ― тихо говорит Чех.
Красный, как ленты орденов, как раздавленная между пальцев ягода калины, как кровь на знамени революции.
― Николаев ― синий.
Небо в летний зной, течение реки и морская волна… вода-вода-вода.
― Жёлтый ― Херсон.
Порочное золото скифских могил, спелая пшеница и пересыпающийся под ветром песок бескрайних просторов.
― Расположение камней и зубцов короны повторяет расположение городов на карте.
Правый зубец ниже среднего, но выше левого.
― Цвета камней так или иначе отображают цвета на гербах городов, ― продолжает Чех, а мне становится нехорошо. И физическое состояние тут совсем ни при чем.
― Подождите… Но ведь тут совсем не три города, ― всё же получается собраться с мыслями. ― А намного больше, не говоря о селах, поселках и…
― Они проявляются, когда приходит их время, ― кивает он. ― Но в данном случае запылал желтый камень, показывая, что вот-вот появится Создатель.
Я не знаю, как на это реагировать. Почему-то мне это совсем не нравится ― словно кто-то взял и перечеркнул мою жизнь одной линией. Поэтому не сразу понимаю, что Дан сжимает мои пальцы и… становится немного легче, словно пошатнувшаяся реальность вернулась на своё место.
― Кто… ― Делаю глубокий вдох. ― Кто создал Корону Юга?
― Никто.
Ответ вводит в ступор.
― То есть?
Чех улыбается:
― Кто сделал солнце? Кто сделал ветер? Кто сделал твою душу, Антон?
Я теряюсь, понимая, что ответа нет. Но ведь… черт подери, как всё запутано.
― Корона Юга в каком-то смысле создана силами, которые привели сюда Лепщиков, ― внезапно вступает в разговор Дима.
Он, кстати, листает книгу, слушая нас вполуха. Мне удается наконец-то прочесть название и автора «Теория бесконечных обезьян» Екатерина Звонцова. На краю сознания вспыхивает маячок, что название цепляет и не оставляет равнодушным. Искренне восхищаюсь коллегами по перу, которые умеют такие придумывать. Но тут же возвращаюсь в реальность:
― Лепщики? Это кто?
Дима усмехается и смотрит в упор на Дана. Дан… открыто и вызывающе смотрит на него. Немой диалог, который никто не собирается озвучивать. Я уже готов задать еще какой-нибудь вопрос, но Чех тихо смеется:
― Ну будет вам. Как маленькие, честное слово.
Понятнее не становится, тогда он поясняет:
― Лепщики умеют работать с теми, кого создали. Или тем, что создали. Он меняет форму и суть, беря материал их пространства и времени.