Номер двадцать шесть. Без права на ошибку (СИ) - Летова Ефимия

— У вас есть невеста.

Кристем хмурится, словно не понимая, что я хочу сказать.

— Наверное, леди была бы рада внукам и вашему… семейному счастью.

— Ты полагаешь?

— Как же иначе?

Он прижимается виском к моему виску и молчит, а я вдруг думаю о том, были ли у уже него женщины. Кристем старше меня, но не намного, едва ли ему больше 25–27 лет. Невеста — это же просто статус, не означающий ничего, кроме формальных внешних договоренностей. Живя таким затворником, хозяин попросту не имел возможности где-то с кем-то встречаться… наверное. Мари тогда не ответила на мой вопрос, но представить её или любую другую женщину подобного рода занятий с хозяином я не могла. Смешно, наверное, в этот момент мои мысли не были похожи на мысли нормальной девушки, глядящей на мужчину, скорее, наоборот. Он казался мне таким… чистым, неиспорченным, если можно так выразиться.

Мне не хотелось бы, чтобы у него уже были женщины.

— О чем ты думаешь, двадцать шесть? — Кристем улыбнулся. — У тебя такое странное выражение на лице. Спрашивай, не бойся.

Разговор явно идёт куда-то в не ту сторону, нужно исправлять ситуацию.

— Как связана ваша женитьба и прохождение обряда? — говорю я, стараясь унять нервозность и невольный приступ удушья — внутреннее пространство экипажа кажется слишком тесным, потолок и стенки давят.

— На момент заключения брака я должен пройти обряд, поскольку в этом случае права наследников на второй замок будут подтверждено божественными силами. Очередная чушь, — Кристем криво усмехается. — Но ты ведь не это хотела спросить, верно?

Помимо стен и потолка начинает невероятно нервировать струящийся из окошек дынный свет фонарей. Хочется задёрнуть занавеси — а вдруг кто-нибудь что-нибудь заподозрит и заглянет внутрь? Одновременно — и задёрнуть занавеси, затаиться, спрятаться — и вырваться наружу, выскочить на свободу, нестись, не разбирая дороги.

— Кори? — Кристем чуть придвигается, хотя мы и так близко, удушающе, невероятно близко. Хочется зажать рот рукой, обеими руками, если бы они у меня были, чтобы не говорить, не отвечать, не продолжать этот бестолковый, опасный разговор. — Кори?

— Вы уже когда-нибудь целовались?

Кристем растерянно моргает, кажется, такого вопроса он не ожидал совершенно. Ни он, ни его мать, ни кто бы то ни было другой даже представить себе не могли, что нелепая ошибка магических экспериментов, клеймёная рабыня под номером двадцать шесть, оказывается, женщина, а не бесполое бессмысленное существо.

И всё же взгляд хозяина смягчается. Он чуть отклоняется от полосы света, и теперь фонарь бессовестно светит мне в глаза.

Удачный повод их закрыть.

И в темноте я слышу его почти смеющийся голос:

— А как бы ты хотела, чтобы я ответил?

— Простите. Я не должна была задавать такое. Это личное. И меня не касается. И…

Я открываю глаза — и сталкиваюсь с хозяином, практически нос к носу.

— А ты, Кори?

— Я не помню, — шепчу я ему в лицо. — Вы же знаете, я ничего не помню.

— Значит, условно говоря, я могу считать себя первым.

Он сгребает меня руками, словно кучу опавших листьев и проводит пальцем по моим губам, и именно это немудрёное движение вдруг всё меняет, и я сдаюсь неминуемому, мягкому, уверенному и глубокому движению, очень интимному. Очень нежному.

Как это всё неправильно. Но хозяин прав — в этой короткой, ненастоящей жизни он действительно мой первый и единственный. Почему бы этому случайному, почти выпрошенному поцелую не стать тем фонарём, чей мягкий приторно-дынный свет будет разгонять тьму?

Хотя бы немного.

Глава 30.

По коринским обычаям главная дорога щедро посыпана белым гравием, в ночи он мягко светится в перекрестном серебристом свете луны и золотистом — фонарей. Я иду за хозяином, чуть отставая. Смотрю на его спину, светлые волосы, выглядывающие из-под невысокой мягкой шляпы, трость в руке, неровную походку — и отчего-то представляю огромные сверкающие крылья, не вместо рук, конечно, а как у демонов на картинках и на тех самых столичных статуях, за спиной.

Случайный, но такой страстный поцелуй в экипаже не перешёл в нечто большее, естественно, но внутри меня всё словно перевернулось с ног на голову, и я не знала, как унять царящие в голове хаос и сумятицу, толковых мыслей не осталось вовсе. Мы выбрались из экипажа и двинулись к замку пешком — наверное, Кристем специально дал указания остановиться подальше, словно бы чуть оттягивая момент возвращения домой, так его тяготивший. Мы шли, не говоря друг другу ни слова, да и что можно было сказать?

Хороша ты, Кори. Эффектно завершила разговор о необходимости хозяину жениться, нечего сказать! Да, инициатива принадлежала ему, но если бы ты не…

А что теперь?

А ничего. Не провоцировать, не вспоминать, не давать поводов, сказать, что это было ошибкой, что всё неправда. Всё просто, всё понятно. Объяснить, что лучше законной, выбранной, наверное, матерью, невесты нет никого и… И забыть этот случайный эпизод. Да, забыть и не вспоминать вообще. Мне это не нужно. Ему это не нужно.

…А женщина у него явно уже была, и, возможно, что и не одна.

А ведь всё могло было бы быть иначе. И наш роман — даже от одной этой мысли по спине бегут мурашки — мог бы просуществовать довольно долго и подарить хоть немного счастья. Хозяин тянул бы с женитьбой до последнего, я бы отговаривалась перед леди Далилой тем, что делаю всё возможное, а тем временем мы бы… имели время.

Время для того, чтобы пестовать, взращивать на двоих это обречённое чувство. О, я прекрасно представляю себе, как развивались бы события. День или два мы бы делали вид, что ничего не произошло, и Кристем продолжал бы свои занятия, но словно не замечая того, что творится вокруг, задумчивый и еще более рассеянный, чем обычно. Взаимная неловкость росла бы час от часу, надуваясь, как мыльный пузырь, комкаясь в горле, пока не лопнула бы с оглушительным треском в очередном поцелуе, внезапном, запретном и от того еще более сладком. С каждым днём наша страсть закручивалась бы, словно воздушный смерчик, утаскивая нас всё ближе и ближе к эпицентру.

И даже зная о том, что рано или поздно всё раскроется, и мы, вероятно, расстанемся — с существенными потерями для меня, ибо леди-мать показалась мне достаточно злопамятной и мстительной женщиной, — это стоило бы того.

Так что же теперь, Кори? Может быть, не нужно тебе искать никаких ответов про собственное прошлое, а просто взять то, что можно еще взять от своей непутёвой жизни, в лице небольшой — не будем питать иллюзии — порции любви от человека, который принимает тебя даже такой, как сейчас?

Кристем подошёл к дверям и посторонился, пропуская меня вперёд. Совершенно лишний, неуместный жест, но я не стала возражать, разумеется, и прошла, ощущая, как искрит между нами воздух, тем больше и жарче, что мы оба не сделали и попыток коснуться друг друга.

— Кристем! — святые боги, леди Далила, в домашнем платье и каком-то подобии ночного чепца на голове, оказалась в холле. — Так быстро?! Я думала, что ты задержишься в Митраке как минимум еще на два дня.

— Были… обстоятельства, — уклончиво ответил хозяин, аккуратно складывая «парадную» уличную трость в специальную подставку при входе и извлекая домашний, менее пафосный, вариант. Что ж, мать он, возможно, и посвятит в то, кем стал их роковой несложившийся родственник. Вместе будут думать над тем, как скрыть информацию от Кристины.

…да уж, Кори, это ни разу не твоя семья, но ты уже прониклась их маленькой семейной проблемой. Что же будет дальше? Завязывай с этим всем. Тем более, что…

Тем более, что в холле помимо леди, хозяина, почтительно застывшего в ожидании возможных приказаний слуги и меня есть еще один человек. И хотя я видела её только один раз в жизни, мельком, лежа на полу в укромном местечке между столом с картой и стеной, но узнала сразу же, моментально. Да что там, я узнала бы её, даже если бы не видела никогда, эту стройную и какую-то очень строгую фигуру, аккуратные, тщательно уложенные пепельные волосы: леди Мартина, законная невеста моего хозяина.