Сумеречный сказ - Локин Кайса

Неожиданно услыхала Олеся слабое мяуканье и на помощь поспешила. Под завалами дома кошка чёрная за жизнь боролась. Вытащила её ведьма и приласкала. Слёзы девичьи в мехе зверька терялись, пока амулет лешего всё грудь обжигал. Вдруг мысль одна в голову пришла: приобретённая силушка была в амулете заключена, а ежели с ней Олеся возвратится, то получит хозяин лесной мощь небывалую из сердец почивших.

— Слишком много для него одного, — процедила ведьма.

Решила она дар кошке передать и фамильяром её сделать. Откуда заклинание прознала — не ведала, видимо, от жертв уже учиться стала. А как закончила, так домой поспешила, где ждали её мать и леший. Прознала Майя всё, что от неё скрывалось, и слов не находила. Обманул её леший, с самого начала сердце дочери себе в подчинение желал, потому как сильнее оно от рождения было.

— Вижу, месть твоя свершилась, — процедил лесной хозяин, деву встречая.

— Забирай, что положено, и убирайся с глаз, — встала Олеся, учась свою принимая.

Леший медлить не стал и сердце её себе забрал. Предвкушал он мощь, но понял, что силушка поубавилась. Заметил тогда кошку и понял всё.

— Обманула! Провела! — завопил он.

— Я отдала тебе то, что должна, теперь я вместо матери буду, — отрезала Олеся. — Так верни ей сердце, освободи от клятвы.

Зашипело пламя на кончиках пальцев, стиснула кулаки Олеся, и сдался леший, восвояси убрался.

Тотчас забилось сердце в груди Майи, жизнь к ней возвратилась, и чувства все мигом возродились. Так больно ей стало от поступка дочери, что жалобно завыла она, точно волчица.

— Что же наделала ты, Олеся? — пала на колени Майя, слезами обливаясь.

— Я тебя спасла, мама, — отчеканила ведьма, обнимая её за плечи.

Так и продолжили они обитать в лесу. Часто Майя людям помогала, коль отваживались они к ней прийти и помощи спросить. Скот спасала, болезни исцеляла, земле урожай возвращала — ни в чём не отказывала, словно пыталась вину дочери перед небесами искупить. А Олеся лес обходила вместе с кошкой, за порядком следила и всех, кто злое замышлял, на суд свой обрекала. Когда ж не стало Майи и люди всё равно к землянке приходили, тогда и решила огненная ведьма дело матери продолжать. Кого спасала, а кого проклинала — тут воля случая приключалась.

***

Где-то на просторах Яви

Фонари освещали магистраль, по которой Марья вела машину в известном только ей направлении. Идея Казимира «появиться из ниоткуда и обрадовать ведьму, подобно снегу в мае» была отвергнута сразу.

— Мы всё же гости, притом незваные. Лучше всё сделать как можно мягче и спокойнее, — предложила Забава.

Марья согласно кивнула и, раздобыв машину, отправилась в путь. Дорогу ей указывал серп-амулет, которому нужно лишь прошептать имя, чтобы понять, где искать цель.

Сама Моревна видела Олесю пару раз — достаточно, чтобы не желать больше встреч. Способности, которые ведьма обрела благодаря лешему и кровавому прошлому, воистину впечатляли и обескураживали. Подобную силу Марья видела только у отца, но Кощей взращивал мощь годами и постоянно совершенствовался, а Олеся уже родилась с завидным потенциалом, который потом лишь умножила.

— Она что, живёт в лесу? — поинтересовалась Забава, когда чернокнижница съехала с основной дороги.

— В том самом лесу, — мрачно заметил Казимир.

Он сразу узнал эти места, будто и не прошло столетий, что давно уже стёрли в пыль родной мир. Всё тот же лес и затаившаяся на задворках тревога. Вот только он теперь совсем иной.

Казимир искал её годами. В этом самом лесу он исследовал чуть не каждое дерево и каждый камень, прочесал всю округу вдоль и поперёк — бесполезно. Казимир мог поклясться, что прошёл десяток раз на том самом месте, где стояла избушка, но ничего не нашёл. Ни одна другая ведьма не ведала об Олесе, ни один упырь не развлекался с ней — её словно никогда и не существовало.

— Она всегда была здесь, не так ли? — Казимир нахмурился, глядя на Марью.

— Скрывающие чары, — пояснила она. — Без меня ты не смог бы её отыскать. Прости.

Казимир скривился и отвернулся к окну, вглядываясь в тени и вспоминая прошлое. Забава, уловив настроение, аккуратно сжала его ладонь.

— Всё будет хорошо, — прошептала мавка, переплетая их пальцы.

Казимир заглянул ей в глаза и улыбнулся. Их неожиданно возникшие чувства представлялись слишком сумбурным и неестественным, противоречивым и неуместным. Множество вопросов разрывали изнутри и заставляли сомневаться в реальности. «Так ли всё должно быть?» — этот вопрос душил, давил и изматывал. Однако упырь и мавка вверяли себя судьбе и уповали только на её милость.

Наконец Марья остановилась возле высокого забора, за которым располагался двухэтажный дом с балконами и панорамными окнами.

— Ничего себе, — Казимир присвистнул. — А когда-то здесь была избушка в одну комнатку, а вокруг сплошное болото.

— Наверное, пытается идти в ногу со временем, — усмехнулась Забава, хватая упыря под руку.

Марья шикнула на них и позвонила в дверь. Ворота тут же отворились, так что не оставалось никаких сомнений — их ждали. Миновав просторный двор с ухоженными клумбами и деревьями, гости поднялись и оказались в светлой гостиной.

— Добро пожаловать, — произнесла хозяйка, спускаясь по лестнице. — Надеюсь, что дорога была не слишком долгой и утомительной.

— Благодарю, всё прошло спокойно, — Марья поклонилась. — Позволь представить тебе Забаву, — девушки обменялись дежурными улыбками. — Со мной и Казимиром ты уже знакома.

Олеся усмехнулась, глядя на упыря. Он же, не отрывая взора, смотрел на неё и не мог вымолвить ни слова. Ведьма ничуть не изменилась за эти годы, а возле её ног по-прежнему ластилась чёрная кошка.

— Она — фамильяр, что разделяет судьбу нареченного, — пояснила Олеся, видя растерянный взгляд Казимира. — Прошу сюда, пожалуйста.

Ведьма расположилась в кресле, приглашая гостей разместиться на диванах. Забава неосознанно старалась держаться поближе к Казимиру, пока тот был точно на иголках. Одна лишь Марья казалась слишком отстранённой и спокойной.

— Ты ведь знаешь, зачем мы пришли? — поинтересовалась Моревна.

— Разумеется, — кивнула ведьма, переводя взгляд на упыря. — Я сразу почувствовала, что произошло. Два одиноких и покинутых сердца нашли любовь, заставляя бренные тела наполниться жизнью. Разве это не прекрасно?

Марья с натянутой улыбкой кивнула, замечая, как выпрямилась Забава и прищурился Казимир. Олеся же буднично поглаживала кошку и покачивала ногой. Мерный ход часов разлетался по комнате, точно удары гонга — напряжённая тишина висела, как туман, не позволяя спокойно дышать.

— Ты снимешь проклятие? — наконец произнёс Казимир, устав ждать.

Всё это время он смотрел на Олесю, вспоминая давнюю боль. Она хладнокровно убила его близких и обрекла самого Казимира на страдания, а теперь сидела с таким видом, будто ничего не произошло. Ведьма словно забыла о муках в болотах, об истязаниях Лихо, о годах изматывающей жажды и долгой, бесконечно долгой жизни, наполненной лишь местью. И вот теперь, когда сердце в груди отзывалось едва различимыми ударами, она сидела и не делала абсолютно ничего, в очередной раз демонстрируя своё могущество.

— С чего ты так решил? — надменно спросила Олеся, вскинув брови.

Казимир обомлел от наглости и хотел уже пуститься в поток брани, но крепкая хватка Забавы удержала на месте.

— Ты вольна играться со всеми сколько хочешь, я препятствовать не стану, — проговорила Марья, покручивая кольцо на пальце. — Но сейчас ты задерживаешь меня и нарушаешь предписанный ход событий. А я очень и очень не люблю, когда кто-то решает перечить воле судьбы. Так что, будь добра, призови сюда Лихо.

Вампир бросил на Марью удивлённый взгляд.

— Поясни? — только и вымолвил он.

— Лихо просто так не является, Казимир, — проговорила Марья. — Когда Олеся прокляла тебя, то призвала и Лихо, пообещав ей твою душу. Представь, какой простор — вампир, заключённый в болота на вечные муки, и великанша, что может пожирать душу долгие-долгие годы. Разве это не идеальный план расплаты? Олеся специально приманила Лихо к тебе, но затем появилась я и нарушила все планы, отобрав столь лакомый кусок наживы. Думаю, Лихо была в ярости не только на меня, но и на ведьму, что оставила её ни с чем и сбежала, укрывшись слоями чар лешего. Так что теперь коленки дрожат и у Олеси при одном лишь упоминании великанши. Скажи, я не права?