Сумеречный сказ - Локин Кайса

— Смотри-ка, Серая, поживёшь с разными мужчинами, — хмыкнул Казимир.

— Минуту назад я думала, что ты окончательно изменился, но нет, гадкое нутро не выветрилось, — бросила Рогнеда.

— В таком случае не будем медлить и направимся к ведьме, — решила Марья.

Она благодарно улыбнулась Ивану: он всегда понимал Моревну лучше всех, а порой даже лучше её самой.

— Я отправлюсь с вами, — решила Забава, сжимая руку вампира.

— Может, не стоит? — забеспокоился Казимир. Он всё ещё не мог понять собственных чувств, но одно знал точно — мавку нужно оберегать.

— Стоит. Я не желаю терять больше никого в своей жизни, а раз ты предназначен мне судьбой, то я принимаю её и буду идти до конца.

Решительность и напор юной Забавы поразили в этот момент всех: не ожидали друзья такой силы воли встретить в молодой девушке. С удивлением и восхищением на неё посмотрели обитатели Нави, заставляя мавку потупить взгляд.

— Не смотрите так, — пробормотала она. — Я ведь только с виду молодая, а годов сродни ваших прожила.

Усмехнулся Казимир и крепко к себе её прижал. Трепетало его нутро, жизнь точно в висках пульсировала, надежду на исцеление даря.

— Что ж, тогда прошу, — проговорила Марья и принялась колдовать, разрезая проход в иное место. Разразилась перед ней дыра, куда чернокнижница быстро шагнула, утягивая за собой Казимира и Забаву.

— Хорошо, что нас на возможную встречу с Лихо не взяли. Я бы этого не пережила точно, — поёжилась Рогнеда.

Баюн лишь улыбнулся и пошёл быстро прочь, так что волчице пришлось его нагонять. Оборотное зелье грело карман куртки Ивана, пока они возвращались в отель. Всё выходило совсем не так, как изначально планировалось, а значит, выдыхать ещё очень и очень рано.

Ведьма

«Коварны и лживы, хитры и сметливы ведьмы всесильные. Их словам верить так просто нельзя: засмеют, обманут, погубят — им страдания будто бы в радость. Но даже у них сердца любящие бывают. И горе тому, кто осмелится против ведьмы пойти — его уже не вернуть, не спасти».

Из рассказа волколака, обращённого в зверя лесной ведьмой

Давние времена, Явь

— Пошла вон, ведьма проклятая, иначе вилы принесу!

— На одну ночку, прошу…

Договорить Майя не успела: хозяин дома метнулся к вилам. Подняв руки, женщина попятилась прочь, закусив губу. А ей бы только на одну ночь остаться, только бы разрешиться от бремени в тепле да уюте.

«Ведьмы да колдуны вместе обитать должны», — так всегда причитала мать. Она же и изгнала Майю из поселения. Без права на возвращение. Навсегда.

Жили колдуны и ведьмы на берегу реки, вдалеке от людей и под защитой леса. Боялся народ к месту проклятому подходить: токмо лишь с иного бережку глядели да молву бранную пускали. Но в те времена, когда хворь одолевала аль урожай гнилью исходил, тогда бежали к ведьмам и колдунам за помощью и советом. Так однажды и появился в селении зачарованном красивый паренёк — рыжеволосый рыбак. В тот же день и отдала Майя сердце ему.

Прогулки до первых петухов закончились бедой. Мать юной ведьмы, прознав обо всём, пришла в ярость и изгнала родную дочь за слабость.

— Ни тебе, ни приплоду твоему нет отныне места средь нас! Никто тебе не поможет и не приютит. Сгинешь ты во мраке и голоде!

Страшные слова обернулись настоящим кошмаром: возлюбленный подлецом оказался. Правду узнав, закричал он на всю деревню, что околдовала его ведьма злая, на ложе своё уложила и теперь с дитя под сердцем к нему приползла. Проклятия и камни тут же полетели в Майю. Еле успела она убежать, пока булыжник в темечко не угодил.

С той поры и скиталась Майя по свету, скрываясь и работы любой не чураясь. Однако так долго продолжаться не могло: рос ребёнок, сил меньше становилось и приходилось хоть изредка к колдовству прибегать, дабы дела быстрей совершать. Так и поймали её на делах тёмных и мигом вытолкали из дому, не желая с нечестивой якшаться.

Теперь же Майю окружали сумерки, холод и лес. Закрытые двери и вилы ждали ведьму везде, куда бы она ни постучалась. Делать было нечего: пришлось идти во мрак. Прижав к груди обереги и собрав все силы в кулак, Майя обратилась к лесу:

— Я взываю к тебе, леший мест здешних. Прими меня под кров, позволь остаться с тобой навсегда. В благодарность сердце и душу тебе отдам.

Пала на колени ведьма, ладонь ножом разрезала и стала вглядываться в тени. Кровь стекала капля за каплей, расплываясь мутным пятном по траве. Вдруг замерли все звуки, лишь раздавалось гулкое эхо шагов — леший долго себя ждать не заставил. Предстал он в облике великана с рогами лося и мордой волка, но не испугалась дева — на всё готова была пойти. Приблизился леший и, почуяв запах, заголосил низким басом:

— Земная ведьма, — определил он природу Майи. — Зачем ты мне? Здесь и без тебя всё растёт и плодоносит.

— Величие твоё неоспоримо, — поклонилась она. — Но сердце живое способно лес долго питать, могущество множить, а силы мои отныне твои. Тебе принадлежать стану, только позволь разродиться и в тени остаться.

Размышлял леший недолго: впустил Майю и даже проводил до покошенной временем землянки. Там-то и появилась на свет Олеся — маленькая ведьма, силу в коей мать сразу не распознала. Как окрепла после родов Майя, так и отдала сердце лешему. Тоска тут же меж рёбер поселилась, пустота в душе образовалась, и даже материнская любовь притупилась — угасли все чувства.

Жизнь Олеси протекала одиноко, ибо мать запрещала ходить дальше леса. Потому и приходилось девочке слоняться по округе часами напролёт, плести венки, собирать цветы и с животными играться. Почему такая судьба на голову упала — Майя не рассказывала. О силе колдовской девочка тоже не знала: мама решила, что ежель не говорить ничего, так и не коснётся дар дитя.

В ту пору Олесе шестнадцать лет минуло. Лес домом родным служил, и ничто уже в нём её не манило. Тропинки она все истоптала, ручьи за версту слышала, меж деревьев не терялась — словом, очерствело всё. Знала девушка с ранних лет, что рядом деревня стояла, а посетить её нельзя было — мать бранилась шибко.

Одначе любопытство сложно унять, а посему, набравшись смелости, сбежала Олеся в поселение. Изумилась знатно: все кругом в сарафанах да кафтанах гуляли, сапогами и лаптями сверкали. Дома добротные, ставни резные, заборы крепкие да хозяйство шумное — ключом жизнь била. А люди точно муравьи бегали да всё при делах, при заботах. От восторга девичьи очи разбегались: не понимала Олеся, как могла Майя предпочесть убогую землянку с дырявой лоханью в самой глуши леса добротному дому с баней и землёй плодородной.

Стала прогуливаться по округе Олеся, с восхищением на жизнь мирскую глядя. Заметила она, как на поляне чуть в стороне от деревни девушки да юноши хоровод водить стали. Смеялись они, за руки крепко держались, резвились и бегали друг от друга. Видя радость чужую, поспешила Олеся к ним тут же, но стоило только к хороводу подойти, как отшатнулись от неё все.

С презрением на девицу тотчас уставились и заголосили:

— Ты кто такая?

— Оборванка какая-то.

— Гляньте-ка, у неё сарафан весь оборван да грязный, а в волосах ветки. А руки-то! Все в земле.

— А ну прекратите! — прикрикнул на друзей молодец статный — точно главный средь них. — Запугали совсем девку. Разве можно так?

Приблизился он вплотную к Олесе и подбородок ей сжал легонько.

— Прости ты нас, красавица. Не видали мы прежде столь огненных волос да глаз зелёных, вот и позавидовали подруги мои, браниться удумали, — румянец на щеках девичьих заиграл. — Но скажи нам, голубка, откуда же ты к нам пожаловала?

Олеся взгляд потупила и прошептала:

— Из лесу.

Тут же оханье да аханье в гул слились, злобно на неё все уставились, кулаки сжали и в кольцо зажимать стали.