Марина Суржевская - Вейн (СИ)
Вейн провалилась в тяжелый сон, словно в омут, а уже через пару часов ее разбудил стражник.
Всю дорогу до храма Вейн жадно рассматривала окрестности сквозь решетки на окнах. В Далькотт пришла весна. Пахло первыми клейкими листочками и пролесками. Снег почти сошел, оголив черную землю с тонкими травинками, жадно тянущимися к солнцу. Один раз мелькнул на скале замок, и Вейн вцепилась руками в решетки, чтобы не закричать в голос.
— Руки убери, — лениво процедил ехавший верхов за экипажем стражник и щелкнул кнутом по решетке.
Узница торопливо отодвинулась.
В Храме Света, как всегда, было многолюдно. Вейн подавила в себе усмешку, вспомнив, как мечтала идти по этому проходу в красном платье обрученной. Не обрученная она. Обреченная… И в конце пути ее ждет не жених с любовью во взгляде, а удар о стену, что сломает ей шею. А дальше смерть.
Она вскинула голову, глядя прямо перед собой.
Люди расступались, давая дорогу ей и стражникам. Отовсюду слышалось:
— Убийца…
— Развратница…
— Тварь…
— Убила нашего господина… благодетеля…
— Еще и прощения захотела…
— Виры все видят…
Ни одного доброго взгляда, ни единого милосердного слова. Только презрение и ненависть. Вейн надеялась, что среди всей этой огромной толпы, среди моря людских лиц, найдется все же несколько или хотя бы один человек, что не злобствует, а сочувствует ей. И желает милосердия. Но зло всегда громогласно, а добро молчаливо… И если здесь и был такой человек, он промолчал.
Когда Вейн поднялась на помост, она увидела родные лица и вздрогнула. Родители. Люси… Ленар. Наставница…Они все были здесь и смотрели на нее. Конечно, ведь сегодня день Вир.
Вейн непроизвольно подалась к ним и поняла, что не может пошевелиться. Наверное, это была какая-то магия, сковывающая ее по рукам и ногам, заставляющая стоять прямо. Даже звуки доносились до нее приглушенно, словно сквозь пыльную портьеру. Огромное людское море сузилось для девушки до нескольких лиц. Она смотрела на них, не отрываясь, пытаясь взглядом сказать, как она их любит, как хочет очистить свое имя ради их спокойствия, как ей жаль… как невыносимо жаль.
И не сразу осознала, что на лицах родных не видит ни поддержки, ни милосердия. Только ужас. Презрение. Стыд. Они стыдились ее и боялись запачкаться в грязи ее позора. Они хотели отгородиться от непутевой дочери, забыть о ее существовании, вычеркнуть из своей жизни навсегда. Они уже сделали это, не появившись в зале суда. А сюда пришли, не ожидая встретить здесь Вейн.
Да, она всегда была слишком резкой, порывистой, упрямой, не умела улыбаться, как очаровательная Люси, не терпела несправедливости, не умела прощать… Но разве не старалась стать хорошей дочерью? Разве не заслужила хотя бы доброго взгляда?
Жрицы уже пели, но Вейн их почти не слышала. Ее снова охватило оцепенение. Она смотрела на свет, льющийся через прекрасные витражные окна. На белые стены храма. На нарядные одежды и украшения. И только сейчас позволила себе подумать о Нем. Эти мысли она гнала от себя все время, пока сидела в темнице. Пока слушала судью и зубоскальство стражников. Пока шла по проходу храма. И только сейчас разрешила себе. Потому что эти мысли были больнее даже страха за собственную судьбу.
— Камень Познания! — возвестила верховная жрица.
Четыре юные девы пронесли осколок на полотне и возложили на алтарь. Вейн вздохнула. Она уже не видела ни чужих лиц, ни родных. Только лицо Ксандра. В своих мыслях, в своем воображении. И он ей улыбался.
— Прости…— прошептала она и сделала шаг.
Магия, что сковывала ее, мешала, не пускала к камню, причиняла боль. Ей казалось, воздух уплотнился настолько, что напоминает каменную стену, сквозь которую она пытается пройти, сдирая кожу.
Шаг. Еще один.
Квадраты света, тихая мелодия из музыкальной шкатулки. Прикосновение теплых губ к кончикам пальцев. Обжигающая страсть и нежность… До самого нутра, до самой глубины.
Шаг.
Она протянула руку и коснулась осколка с благодарностью. Нет, умирать не страшно.
Пальцы кольнуло, и белый свет вспыхнул на кончиках, а потом охватил всю девушку. Сияние из белого превратилось в красное, как ослепительное зарево пожара, вошло в сердце раскаленной иглой, останавливая его.
И все застыло. Замерли люди, превратившись в восковые статуи. Завис голубь, пролетающий под куполом храма. Остановились в воздухе капли воды, так и не коснувшись поверхности ритуальной чаши.
По проходу шла женщина, и была она столь прекрасна, что Вейн невольно улыбнулась. Так лучезарна может быть только небесная вира. Точенная фигура в сияющих одеждах, золотые косы лежат короной вокруг головы, огромные глаза… Вира подошла ближе, заглянула девушке в лицо, и та вздрогнула, понимая. У красавицы в глазах плескалась Бездна, черная и притягательная, бесконечная смертельная темнота. Она и была ею — Тьмой.
— Что ты можешь предложить за право жить в моем мире, Вейн? — тягуче и чуть насмешливо спросила женщина.
— Ничего, — с трудом выдохнула девушка. — У меня ничего нет. А даже если бы и было, я не хочу жить в вашем мире.
Красавица помолчала, задумчиво рассматривая ее.
— Почему же?
— Потому что не хочу быть проклятой Перерожденной.
— Разве это пугает тебя? — красавица улыбалась все так же безмятежно. — Разве ты боишься… темноты? И разве те, в ком тьмы нет, стоят на этом помосте?
Девушка опустила голову.
— У тебя есть очень многое, Вейн, — медленно произнесла Тьма и рассмеялась. — Я принимаю тебя. И даже одарю своими дарами, — она приблизилась, будто и не шагнула вовсе, а скользнула, не касаясь пола. Дотронулась до лба и рук осужденной. Улыбнулась. Но от этой улыбки Вейн пронзила дрожь ужаса: — А плату я возьму позже…
Тело девушки выгнулось от боли. Она закричала, не осознавая, что не издает ни звука. Но боль исчезла почти мгновенно, а Вейн поняла, что все еще стоит на помосте в храме, а на лицах людей презрение сменяется ненавистью. Время снова начало свой бег, и реальность вернулась. Перо голубя, кружась, опустилось перед ней на помост, и Вейн проводила его взглядом. Боль в сердце успокоилась, лишь запястья горели, словно там остались ожоги. Вейн с трудом подняла руки и недоуменно посмотрела на синие символы, что появились на обеих руках - перечеркнутая спираль.