Керстин Гир - Алый Рубин. Любовь через все времена
Во всяком случае у меня вдруг совершенно пропал страх. Это был всего лишь старик, старше моей собственной бабушки.
— Гвендолин не в курсе ни мотивов её матери, ни событий, приведших к этой ситуации, — сказал Гидеон. — Она не имеет совершенно никакого понятия.
— Странно, очень странно, — проговорил граф, медленно обходя вокруг меня. — Мы действительно ещё ни разу не встречались.
Разумеется, мы ещё ни разу не встречались, а как могло быть иначе?
— Но тебя не было бы здесь, не будь ты Рубин. Рубин, магией Ворона одарённый, в соль-мажор замыкает круг, двенадцатью одухотворённый. — Он закончил свой обход, встал прямо передо мной и посмотрел мне в глаза. — В чём твоя магия, девочка?
… from shore to shore. Lord make the nations see…
Ах, зачем я это делаю? Это всего лишь старик. Я должна с ним вежливо и уважительно обращаться, а не таращиться на него, как парализованный кролик на змею.
— Я не знаю, сэр.
— Что в тебе особенного? Скажи мне.
Что во мне было особенного? Не считая того, что я уже пару дней как путешествовала в прошлое? В моих ушах снова зазвучал голос тёти Гленды, говорившей: «Ещё ребёнком по Шарлотте было видно, что она рождена для высот. Её нельзя сравнивать с вами, обычными детьми».
— Думаю, что во мне нет ничего особенного, сэр.
Граф поцокал языком.
— Возможно, ты права. Это, в конце концов, всего лишь стихи. Стихи сомнительного происхождения. — Внезапно он, словно потеряв ко мне всякий интерес, повернулся к Гидеону. — Мой дорогой сын. С восхищением я прочитал о том, что тебе уже удалось сделать. Отыскать в Бельгии Ланселота де Вильерса! Уильям де Вильерс, Сесилия Вудвилл — очаровательный аквамарин — и близнецы, с которыми я никогда не познакомлюсь, тоже учтены. И представьте себе, лорд Бромптон, этот юноша даже навестил в Париже мадам Жанну Дюфре, урождённую Понкаре, и уговорил её пожертвовать маленькую порцию крови.
— Вы говорите о мадам Дюфре, которой мой отец обязан своей дружбой с Помпадур и в конце концов с Вами?
— Я не знаю никакой другой, — отвветил граф.
— Но эта мадам Дюфре умерла десять лет назад.
— Семь, точнее говоря, — ответил граф. — Я был в это время при дворе маркграфа Карла Александра фон Ансбаха. Ах, я чувствую себя особо связанным с Германией! Интерес к масонству и алхимии там удивительно велик. И, как мне сообщили уже несколько лет назад, там мне предстоит и умереть.
— Вы уклоняетесь, — сказал лорд Бромптон. — Как мог этот юноша навестить в Париже мадам Дюфре? Ведь семь лет назад он сам был ещё ребёнком.
— Но Вы всё ещё мыслите неправильным образом, дорогой лорд. Спросите Гидеона, когда он имел удовольствие пустить кровь мадам Дюфре.
Лорд вопросительно посмотрел на Гидеона.
— В мае 1759 года, — ответил Гидеон.
Лорд визгливо засмеялся.
— Но это невозможно. Вам самому едва двадцать лет.
Граф тоже засмеялся, это был довольный смех.
— 1759. Она никогда мне об этом не рассказывала, старая любительница тайн.
— Вы в это время тоже были в Париже, но у меня был строгий приказ не встречаться с Вами.
— Из-за континуума, я знаю. — Граф вздохнул. — Иногда я ссорюсь со своими собственными законами… Но вернёмся к милой Жанне. Тебе пришлось применить силу? Со мной она была не очень склонна к сотрудничеству.
— Она мне об этом рассказала, — ответил Гидеон. — И о том, как Вы выманили у неё хронограф.
— Выманил! Она даже не знала, какое сокровище унаследовала от бабушки! Бедный ободранный аппарат лежал неузнанный и неиспользованный в пыльном сундуке на чердаке. Я его спас и вернул ему его истинное значение. Рано или поздно его бы совершенно забыли. И благодаря гениям, которые в будущем вступят в мою Ложу, он снова заработал. Это граничит с чудом.
— Мадам, кроме того, считала, что вы её почти задушили, поскольку она не знала дату рождения и девичье имя своей бабушки.
Задушил? Как это грубо!
— Да, верно. Эти пробелы в знаниях стоили мне бесконечно много времени, которое я провёл за перекладыванием церковных книг, вместо того чтобы посвятить его более серьёзным вещам. Жанна — исключительно злопамятная особа. Тем удивительнее, что Вам удалось склонить её к кооперации.
Гидеон улыбнулся.
— Это было нелегко. Но я, очевидно, вызвал её доверие. Кроме того, я танцевал с ней гавот. И терпеливо слушал её жалобы на вас.
— Как несправедливо. В конце концов, я устроил ей волнующую любовную связь с Казановой, и хотя того интересовали только её деньги, тем не менее ей завидовали многие женщины. И я по-братски поделился с ней своим хронографом. Если бы у неё не было меня… — Граф, очевидно развеселившись, снова повернулся ко мне. — Твоя прародительница — неблагодарная баба. К сожалению, не одарённая большим интеллектом. Я думаю, она никогда не понимала, что в самом деле с ней происходит, бедная старушка. Кроме того, она была обижена, что в Круге Двенадцати ей достался всего лишь цитрин. Почему Вам можно быть изумрудом, а я всего лишь жалкий цитрин, говорила она. Ни один уважающий себя человек не носит сегодня цитрина. — Он захихикал. — Она была действительно ограниченной. Мне бы хотелось знать, как часто ей в старости приходилось перемещаться во времени. Возможно, что больше и не пришлось. Она и так не особенно перемещалась. Иногда проходил целый месяц, прежде чем она снова исчезала. Я бы сказал, женская кровь намного более ленива, чем наша. Равно как и дух женщины уступает в быстроте мужскому. Ты согласна со мной, девочка?
Старый шовинист, подумала я, опуская глаза. Болтающий глупости, напыщенный зануда. Боже мой! Что я, с ума сошла? Я же не должна думать!
Но, очевидно, с искусством чтения мыслей у графа обстояло не так уж хорошо, потому что он снова довольно захихикал.
— Она не особенно разговорчива, да?
— Она просто робкая, — сказал Гидеон.
— Робких баб не бывает, — возразил ему граф. — За робко опущенными глазами они скрывают всего лишь свою ограниченность.
Я всё больше приходила к выводу, что его можно не бояться. Он был просто самовлюблённый женоненавистнический дедушка, который любит слушать самоё себя.
— У Вас, очевидно, невысокое мнение о женском роде, — заметил лорд Бромптон.
— Да нет же! — ответил граф. — Я люблю женщин! В самом деле. Я только не верю, что они располагают тем видом ума, который ведёт человечество вперёд. Поэтому в моей Ложе женщинам делать нечего. — Он одарил лорда сияющей улыбкой. — Для многих мужчин это нередко решающий аргумент при ходатайстве о вступлении, лорд Бромптон.
— И тем не менее женщины любят Вас! Мой отец неустанно восхищался Вашим успехом у женщин. И здесь в Лондоне, и в Париже они во все времена лежали у Ваших ног.
