Марина Суржевская - Тропами вереска
— Вот так выглядит мой плен, Шаисса! — рыкнул демон. — Хочешь тут остаться, или на шелках лучше было? Отвечай!
Я молчала, сжав зубы. Не хотела показывать демону ни страха, ни сожаления. Он тряхнул рогатой головой.
— Так получай то, что заслужила, строптивая ведьма, — оскалился он. — Не хочешь быть хозяйкой, станешь рабой. Не желаешь моих объятий, оставайся в объятиях темницы навечно! А ворота ты все равно откроешь. Я ждать умею. И убеждать — тоже.
Каменная стена раздвинулась перед ним, и демон ушел. А я осталась в сыром подземелье, окруженная тьмой, запахами разложения и гнили да стонами то ли людей, то ли духов. Моей цепи хватило, чтобы сесть на земляной и стылый пол, но даже шага в сторону я сделать не могла. По каменной стене ползла струйка воды, но слишком далеко, так что не дотянуться. Знать, еще одна демонская забава — оставить меня облизываться на воду, да не суметь к ней приблизиться. Я обхватила колени руками, пытаясь согреться.
… Сколько я провела в темнице — неведомо. Шайтасс меня не навещал, окон здесь не было, и время тянулось древесной смолой — тягуче и долго. В горле пересохло, живот давно сводило от голода, но никто не явился, чтобы накормить узницу. Знать, и правда демон решил меня наказать. Но просить его и каяться — не буду, я правду сказала. Все равно я здесь в плену, и не милы мне ни наряды дорогие, ни покои роскошные. Сердце мое стучит радостно лишь когда вспоминаю тех, кого оставила. Но о них думать не стала — больно слишком. Только страшно от того, что Шайтас правду сказал, и в Омуте я уже целую вечность… и не узнаю никогда, как жизнь сложилась у моей Лели, чему научился смышленый Таир, да кого под венец Ильмир повел… Или никого? Так и прожил один, разыскивая в темных лесах ведьм, да очищая мир от скверны?
Шайтас мне про них спрашивать запрещал — хотел, чтобы я свою прошлую жизнь забыла, да его стала. А я не могла. Всё другой перед глазами стоял.
От мыслей о служителе совсем тоскливо сделалось, и я подняла ладонь. Искорка на бирюзе горела золотой звездочкой, согревала мне душу и освещала тьму подземелья. И с ней даже голод и жажду переносить было легче!
А когда я уже готова была и стены облизывать, лишь бы влаги немного на языке ощутить, показалось мне, что у железной решетки дверь дрогнула и скрипнула чуть слышно. Я прислушалась, всматриваясь во тьму. Неужто Шайтас о пленнице вспомнил? Или прислужников своих прислал?
Потихоньку встала, прижалась к стене. От долгого сидения на холодной земле тело занемело, налилось свинцовой тяжестью. Мои шелка и парча, в которые нарядил меня демон, стали бесполезными тряпками, царапающими кожу. Переступила ногами, тревожно всматриваясь во тьму.
— Кто здесь?
В темноте двигалось что-то большое и страшное, и сердце испуганно дернулось. Потому что силы моей ведьминской мало, чтобы сокрушить тварь мрака. В Омуте, в своем мире, они сильнее настолько, что и на земле одолеть сложно. А здесь, в подземелье, да еще и в цепях…
В углу вновь шевельнулось, развернулось, и я сжала кулаки. Просто так не отдам свою жизнь, буду до смерти сражаться! Зашептала заговор, кусая сухие губы, но не договорила. Потому что чиркнуло во тьме огниво и пламя озарило темницу. А потом…
— Шаисса! — И высокая фигура шагнула ко мне. Он прижал крепко, так что я задохнулась. Или задохнулась я от счастья?
— Ты? — не сказала — выдохнула.
— Как же долго я тебя искал! — Ильмир оторвался на миг, но лишь чтобы покрыть мое лицо поцелуями. — Как измучился, гадая, жива ли, здорова! Ненаглядная моя, любимая, родная, сердце мое! Жизнь моя, Шаисса…
— Но как?…
— Кто хоть раз душу свою предал, тот всегда Омут внутри носит, — хрипло сказал он. — Так ведь? Вот и я шагнул за тобой… Да не так-то просто в этом Омуте дорогу найти! Но я тебя хоть где отыщу, душа моя!
Он вновь склонился, обнимая и касаясь губами лица, нежно и ласково, словно птица — крылом. И сразу — неистово и жадно.
— Как же я по тебе скучал…
И тут же спохватился, встревожился.
— Уходить нам надо, — факел, что Ильмир зажег, трещал в тесном чреве подземелья и коптил нещадно. — Бежать отсюда скорее!
— Погоди! — я вцепилась в теплую ладонь. — Ты нашел Лелю и Таира? Сколько прошло времени? Как ты попал в подземелье? Как прошел в чертог?
— После, — Ильмир вновь прижался к моим губам — горячо, ненасытно, с жадной лихорадочной жаждой. Словно не было у него сил отпустить меня из рук, оторваться от моих пересохших губ. — Все после, любимая… Живы они, не бойся. Живы.
Я вскрикнула радостно, прижалась еще на миг и отстранилась.
— Дорогу знаешь?
Он кивнул и повел меня тесными коридорами. Факел пришлось погасить — служитель сказал, что слишком много вокруг тварей тьмы, лучше не манить их светом. Но во мраке я сжимала его руку и бежала, не чувствуя усталости, словно выросли за спиной крылья.
За очередным поворотом черный ход-кишка закончился, и мы выскочили в ночь. Пахнуло горько полынью и чертополохом, сладко — цветущими алыми маками.
— Туда, — шепнул Ильмир.
И мы вновь побежали через красный ковер дурманящих цветов, к темнеющему вдали лесу.
Но то, что я приняла за деревья, вдруг выросло перед нами стеной и оказалось каменными столбами. Два десятка ровных и гладких гранитных пальцев торчали из черной земли, протыкая гладкое, как глазурь, небо. Даже звезд здесь не было, небо лежало черное и плоское, глухой крышкой на концах этих диковинных столбов.
И стоило ступить на границе макового поля, как вспыхнули сотни синих огней за нашей спиной, забили в демонских чертогах барабаны.
— Заметили пропажу! — сквозь зубы процедил Ильмир. — Торопиться надо, Шаисса. Открывай переход в наш мир, скорее, милая!
Я развела ладони, покачнувшись. Голова кружилась от запаха маков, голода и жажды, тело не слушалось. И ладони дрожали, кололо кожу, словно иглами.
Или это жалило меня колечко с бирюзой?
Я посмотрела растерянно.
— Скорее, Шаисса! — поторопил Ильмир. — Догоняют нас! Смотри!
И правда, словно черное облако неслось через поле — крылатое, зубастое, рогатое и хвостатое. Сверкали то глаза красные, то белые клыки…
— Скорее, любимая! Открой проход!
Я присела, обвела вокруг нас круг, начертила осколком камня на сырой земле. Вскинула ладони, нараспев выкрикивая заклинание, разрывая ткань миров, открывая переход. Слабо блестели изморозью каменные столбы. Сладко пахли маки. Сильно билось сердце мое. А Ильмирово стучало торопливо, по-птичьи.
И я вдруг уронила ладони, попятилась от него в сторону и всхлипнула жалко. Камни вспыхнули белым и вновь налились чернотой, помертвели. А нечисть взвыла на все голоса, зарычала и захрипела, окружая нас.
— Ну что же ты, — он смотрел синими глазами, а на дне уже тлели алые огоньки. — Что же ты такая догадливая, Шаисса? И упрямая? — шагнул он ко мне, и сползла с демона чужая личина, словно шелуха. Пропало любимое лицо, заменившись демонским. Он склонил голову набок, рассматривая меня, распахнулись за спиной Шайтаса черные крылья.
Я вскинула голову, твердо встретив взгляд демона.
— Снова обман, Шайтас? Все твои слова обман и морок, ничего настоящего в тебе нет.
— А с чего ты взяла, что в темнице я врал? — с насмешкой протянул он.
Я нахмурилась, вспоминая, и тряхнула головой.
— А я ведь почти поверила… Как ты не поймешь, демон, обманом я твоей не стану. Никогда.
— Во что поверила? — рассмеялся он, лишь глаза остались злыми. — Что человек в Омуте дорогу без моего ведома нашел? Каждая тень здесь — живая, и каждую я слышу. Человек здесь и шагу не ступит, если я не захочу!
Я голову опустила. Действительно, как могла я на это купиться? Глупая доверчивая ведьма…
— Ворота я не открою. И не поверю больше. Хоть голодом мори, хоть жаждой мучай, хоть огнем жги!
— А если любовью? — злобно расхохотался демон. — Есть и на тебя управа, ведьма. Никто еще от меня не ушел, и ты моей будешь. А раз не можешь служителя забыть, любуйся, как он сдохнет!
Клубок шипящих гадюк развалился, огромные змеи расползлись в стороны черными лентами, обнажая сырую землю, и я увидела… суженого. Ильмир стоял на коленях, скованный цепями, голую грудь пересекали кровавые борозды. От штанов лишь лохмотья остались, ноги — босые. Но когда он поднял голову и сверкнули синие глаза, стало ясно, что дух его не сломлен. Разбитые губы сложились в кривую усмешку, когда увидел Ильмир демона. И Шайтас ударил — наотмашь, сильно, так что запузырилась пена на губах Ильмира.
Я вскрикнула отчаянно, и он повернул голову, синий взгляд остановился на мне. И посветлел взгляд, потеплел, словно солнце взошло.
— Ильмир, — выдохнула я.
— Шаисса, — беззвучно шепнул он.
И на миг все исчезло: и демон, и воющая нечисть, и Омут. Только мы остались. Правда, Шайтас от этого лишь разозлился, распахнул крылья, заслоняя собой моего суженого, не позволяя мне на него смотреть.
