Валентина Герман - Ведомые светом
А Берзадилар не говорил более ни слова и лишь внимательно изучал ее взор, пытаясь понять, пытаясь найти в ее глазах ответы на все вопросы, терзавшие его сердце. Любила ли она его до сих пор?.. Сколько времени прошло?.. Что здесь делал его брат?.. Кто сделал ее возвращенной?.. Кто сделал ее… Берзадилар с болью сощурился, изучая ее столь изменившуюся ауру. Горечь сожаления и раскаяния снедала его, безответные вопросы наполняли смятением его сердце, и Диадра, чьи глаза вновь заблестели влагой, неожиданно резко поднялась, отворачиваясь от него.
— Мне нужно время, Берзадилар, — проговорила она, удивляясь холодности своего дрожавшего голоса. — Извини, но сейчас у меня есть неотложное дело.
И, не бросая на него взгляда, устремилась прочь из комнаты.
Она действительно нашла Эстер в соседней спальне — бледную, почти не дышавшую, распростертую на узкой кровати. Сердце Диадры сжалось при виде ее, и она, опустившись на край постели, сжала холодную руку чародейки.
— Эстер?.. — прошептала она. — Госпожа Фрауэр, Вы слышите меня?..
Эстер не пошевелилась, даже ресницы ее не дрогнули. Диадра почувствовала, как сердце наполняется страхом и тревогой.
Терлизан сказал, ее жизни ничто не угрожает?.. Но почему тогда она выглядела так, словно…
— С ней все будет в порядке, Ди, — тихий голос Берзадилара раздался позади, заставляя ее вздрогнуть. — Тебе не нужно тревожиться так сильно.
— А кто сказал тебе, что я тревожусь? — сощурилась Диадра, оборачиваясь к нему.
Он повел плечами.
— Я ведь чувствую.
— Чувствуешь, — повторила Диадра с неожиданным раздражением. — Иначе говоря, ты лезешь без спроса в мою ауру. Кто дал тебе такое право?
Берзадилар растерянно моргнул. Потом лицо его омрачилось; и он отвел глаза.
— Извини.
Диадра раздраженно взмахнула рукой.
— Оставь меня одну.
— На время или навсегда? — тихо спросил Берзадилар, и Диадра резко, словно неверяще обернулась:
— Что??..
Он взглянул ей в глаза.
— Ди, если ты больше не хочешь видеть меня в своей жизни, тебе не нужно ничего объяснять. Просто скажи это.
Диадра взвилась с постели и шагнула к нему, разозленная и напуганная одновременно.
— Ты чертов глупец, Берзадилар!!.. Да как ты смеешь, после всего, что сделал, теперь изображать из себя страдальца?! Это не ты остался один во всем мире, не ты в одиночестве оплакивал свою любовь, и пытался забыть, и не мог, и от бессильного отчаяния наделал столько ошибок…
Диадра осеклась и резко отвернулась от него, прижимая пальцы к губам и стремясь совладать со слезами. Потом, не глядя на него, устремилась к двери, надеясь сбежать от него, не сознавать, не чувствовать того, что теперь разрывало ее сердце.
Оно сорвалось с ее губ, казалось, и вовсе без ее воли, однако теперь она понимала, что именно в этом крылась истинная причина и ее злобы, и ее боли, и попыток сбежать от него.
Ее ошибки. Ее ночи с Терлизаном. Она потеряла веру, и теперь стыд, и вина, и раскаяние сжигали ее изнутри. И воистину, она не представляла себе, что ей было делать теперь, когда Берзадилар неожиданно снова был рядом.
Пресекая ее бегство, Берзадилар возник перед дверью, заставляя Диадру отшатнуться и потерянно взглянуть на него. Его взор был внимательным, пронзительным и тревожным.
— Диадра, поговори со мной. Я прошу тебя.
Она качнула головой, но уже не раздраженно, а подавленно.
— Прости, но я не знаю, как.
— Я тоже, — мягко ответил Берзадилар. — Но прошу, давай хотя бы попробуем.
Диадра оглянулась на чародейку, недвижимо покоившуюся на постели.
— Мне нужно позаботиться об Эстер вначале, — сказала она.
— Позволишь помочь тебе? — спросил Берзадилар, и Диадра, поймав его взор, немного помедлив, ответила:
— Конечно.
Терлизан стоял на краю отвесной скалы и невидящим взором вглядывался в бесконечное, простиравшееся до самого горизонта ущелье. Холодный ветер трепал его волосы, но Терлизан, казалось, не чувствовал его. Он не чувствовал ничего, кроме странной, неожиданной и давно забытой пустоты в своем сердце.
Диадра.
Черт побери, а ведь он даже не представлял себе, насколько успел привязаться к ней, до тех пор пока сегодня, внезапно, он не потерял ее навсегда с возвращением Берзадилара. Ее искренние порывы, так удивлявшие и забавлявшие его, в то же время пробуждали в нем нечто такое, на что он уже давно полагал себя неспособным. И даже сегодня, когда она, руша все его представления и планы, внезапно вложила в его руки этот кинжал… о Боги, разве мог он даже предположить подобное, когда рассказывал ей о нем этой ночью?..
«Ты доверился мне так беззащитно, и, по-твоему, я должна была вонзить его тебе в спину?..»
Терлизан печально улыбнулся уголками губ, не в силах не усмехнуться тому эпитету, которым она наградила его. Подумать только, она посчитала его беззащитным…
И все же, он ожидал от нее чего угодно, но только не этого. Она ведь, несомненно, сознавала, что этим жестом предает свою сестру, и тем не менее предать его так называемое доверие ей показалось злом ничуть не меньшим.
Терлизан сощурился, вспоминая, как она смотрела на него, полагая, что его черствое сердце было неспособно воспринять ее искренней, бескорыстной честности. И то, как она ударила его, без всякого страха и опаски… В тот миг он в самом деле был восхищен ею; но черт возьми, что еще он должен был сделать, кроме как убедить ее в собственном неисправимом эгоистичном равнодушии?..
Однако теперь он потерял ее, потерял, даже не успев осознать, что мог обладать ею, что впервые за сотни лет его жизнь внезапно могла бы вновь наполниться чем-то светлым и чистым, стоило ему лишь позволить себе принять это.
Но теперь она была с Берзадиларом, а он… что ж, он мог наконец вновь вернуться к тому, что так жестоко и категорично было предречено ему Вершителем.
Он заберет последнюю Слезу Тени. Он исполнит пророчество, ибо, как показала судьба, у него никогда и не было иного выхода; он вернет Даенжи из глубин Тени, и возможно, в конце концов, обретет покой для своего огрубевшего, казавшегося бесчувственным сердца.
Терлизан распахнул руки и, медленно склонившись вперед, позволил притяжению принять его в свои объятия. Безразличный и опустошенный, он устремился вниз, к темневшим далеко под ним острым скалам.
А спустя несколько долгих мгновений невозмутимое холодное безмолвие вечности вновь было нарушено взмывшим ввысь огромным, могучим, сиявшим на солнце золотым драконом. Распахнув просторные мощные крылья, он рассек ледяной воздух внушительной полосой клубившегося огня и, пронаблюдав, как бесследно истаяли, умирая, последние сполохи, молчаливо устремился вдаль, к дымчато-розовому и неизменно пустому горизонту.
